Долина кукол - Сьюзанн Жаклин. Страница 117

Анна тоскливо осмотрелась. Квартира-то красивая, но если она беременна, им придется переехать, и ее освободят от договорных обязательств с «Гиллианом» по пункту «причины естественного характера». Она будет рада освободиться. У нее появится время подыскать и обставить новую квартиру. Как все устроить в детской? От нахлынувшего возбуждения у нее закружилась голова. О господи, пусть же все это сбудется!

Спустя две недели ее надежды подтвердились. Поначалу Лайон воспринял новость со смешанным чувством: он был в восторге, однако это должно было внести в их образ жизни весьма радикальные изменения. Анне придется оставить работу в конце июня – ребенок должен был родиться в середине января, и ее талия уже увеличилась на дюйм.

Но когда она убедила его, что ее уход пройдет совершенно безболезненно, все его сомнения улетучились, и он вместе с нею отдался радостному ожиданию.

В середине июня они полетели в Торонто на концерт Нили. Анна сидела в полутемном зале, замерев от страха. От этого выступления зависело столь многое. Джордж и Лайон думали о своих деньгах, но она понимала, какой тяжелый удар получит Нили, если концерт провалится. За кулисами Нили казалась отдохнувшей и спокойной. Она смеялась, говорила, что ничего не поставлено на карту, что терять ей нечего и что она в любой момент может вернуться в свою родную психушку делать пепельницы. Джордж от волнения похрустывал пальцами, а глаза Лайона сузились от напряжения.

Свет погас, и оркестр в полном составе грянул мелодию, ассоциирующуюся у всех с Нили, – песню из ее фильма, которая когда-то была хитом. Тяжелый занавес раскрылся, и на сцене появилась Нили. Она была в простом черном платье до колен. Ноги у нее были по-прежнему стройными, а черный цвет скрадывал чрезмерную полноту. Однако было слышно, как в зале кто-то издал громкий возглас изумления, очевидно бессознательно воскресив в памяти имидж, созданный ею в первых кинокартинах. Нили услышала и широко улыбнулась.

– Я и впрямь толстая, – добродушно сказала она в микрофон. – Но некоторые оперные певицы еще толще. Только от меня вы не дождетесь никаких оперных арий. Я здесь для того, чтобы вместе с песнями отдать вам свое сердце, а оно у меня тоже большое и толстое, так что, если вы не возражаете, я буду сегодня много петь.

От бешеных аплодисментов заложило уши. Нили достигла своей цели еще до того, как начала петь. Голос ее был чистым и неподдельно искренним, он западал в самую душу. Зрители словно попали под воздействие массового гипноза. Яростными отчаянными аплодисментами они как бы приглашали Нили вновь занять подобающее место в своих сердцах. Такой оглушительной овации Анне еще не приходилось слышать.

То же самое повторилось в Монреале. Нили побила все рекорды кассовых сборов в закрытых помещениях. В Детройте объявления об аншлаге висели уже за несколько недель до ее приезда. К этому времени нью-йоркские газеты наперебой сообщали о ее триумфальном возвращении, но Джордж намеренно затягивал гастроли. Он ездил с ней до сентября, а Лайон тем временем руководил компанией в Нью-Йорке. Анна уже официально расторгла соглашение с «Гиллианом» и все свободное время посвящала теперь тому, чтобы обставить их новую большую квартиру, которую она недавно подыскала. Беременность стала заметной, но движение зарождающейся в ней новой жизни сделало ее лишь еще более счастливой. Фирма «Гиллиан» хотела предоставить ей временный отпуск, однако Анна настояла на полном расчете. И хотя всеми своими мыслями она была в будущем, она испытала некоторое удовлетворение, когда фирма пришла к решению, использовать каждую неделю новую девушку. Заменить Анну кем-либо просто было невозможно.

Наконец Джордж счел, что Нили вполне созрела для Нью-Йорка. Первое выступление было назначено на ноябрь. Они сняли здание крупного театра на два представления в день: типичный концерт солиста на Бродвее. За неделю до первого концерта билеты были распроданы на три недели вперед.

Если судить по накалу чувств и страстей, концерты Нили в Нью-Йорке можно было назвать триумфом. Со слезами на глазах зрители вскакивали с мест, приветствуя свое капризное блудное дитя, вернувшееся назад. Анна заметила, что лицо у Нили вновь стало обретать прежние черты. Она была еще толстой, но уже не безобразной: своими усилиями Кристина согнала с нею тридцать фунтов [67]. Стала заметна шея, хотя двойной подбородок все же остался. Однако после первой же песни, благодаря волшебному очарованию ее голоса, публика забывала обо всем.

Неприятности начались на второй неделе выступлений в Нью-Йорке. Джордж и Лайон старались отобрать самые выгодные предложения. Были приглашения на разовые выступления по телевидению, предложения участвовать в нескольких бродвейских шоу, но Лайон твердо стоял за то, чтобы продолжать гастрольные концерты.

– Еще хотя бы год, – убеждал он Джорджа. – Возможно, нам удастся согнать еще фунтов двадцать [68]. Стройную русалочку нам из нее больше не сделать, – мы не можем рисковать, сажая ее на диету, – однако сами по себе жесткие требования сценической деятельности – плюс Кристина – могут творить чудеса. А уж после этого будем думать о киносъемках и телевидении.

– Мы должны заключить контракт на картину или на бродвейское шоу, – стоял на своем Джордж. – Она уже отказывается гастролировать.

– Но ведь я только что договорился о концертах в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и в лондонском «Палладиуме», – сказал Лайон.

Джордж пожал плечами.

– Вчера вечером мы с ней крупно поссорились. Сейчас она на коне, так что давай смотреть фактам в лицо – из нее вновь полезло дерьмо. Начинает проявляться все та же застарелая звездная болезнь: никакой тебе благодарности, один голый деспотизм. Заявила мне, что хочет остаться на одном месте. Подозреваю, что на самом деле это означает только, что наша девица хочет потрахаться.

– Боже милостивый, да кому она нужна! – воскликнул Лайон.

Джордж рассмеялся.

– Послушай, все эти месяцы это была моя проблема. Мы позабыли, что наш орбитальный спутник все-таки живое существо. Может быть, в психушке ей просто давали селитру, но сейчас ей этого явно не хватает. Некоторое время у нас играл саксофонист, так ему, должно быть, нравились толстухи. И она была с ним счастлива, пока он не ушел из оркестра. А по-моему, просто сбежал, спасая свою жизнь. Несколько раз она находила кого-то себе на ночь, а вот теперь больше уже так не хочет. Заявила мне, что ей нужна квартира и постоянный мужчина, который был бы рядом, когда он ей понадобится. Чует мое сердце, что за этим стоит фирма Джонсона-Гарриса. Наверняка подослали к ней одного из своих красавчиков в черном костюме и брюках в обтяжку, чтобы он поцеловал ей ручку и отпустил пару-другую комплиментов. По-моему, она уже подыскивает предлог, чтобы отделаться от нас.

Лайон улыбнулся.

– Пусть уходит. Если фирма Джонсона-Гарриса хочет выкупить у нас контракт с нею, то давай продадим. За полмиллиона.

– Я думал об этом, – сказал Джордж, – но не можем же мы снять и выбросить наживку, когда пошел самый клев. Завтра я обедаю с Полом Эпсомом.

Лайон присвистнул.

– Ну, тогда дело закрутится. Джордж кивнул.

– Две его последние картины превзошли все. Если мы переманим его, к нам перейдет половина звезд Голливуда. Сейчас, когда Эм-Си-Эй демонстрирует такое убогое обращение с талантами, открывается просто необозримое поле деятельности. Все их звезды позаключали краткосрочные соглашения, где только могли. Я уже прозондировал почву, но наша наживка – это Нили. Удержать ее нам нужно во что бы то ни стало.

– Что ж, тогда ступай к ней и принимайся за обработку.

– Уже принимался. Послушай, Лайон, давай смотреть фактам в лицо – я ей никогда не нравился. Это сходило только в начале – тогда у нее не было выбора. А теперь она пользуется ошеломляющим успехом и может себе позволить не любить меня. Вчера вечером она назвала меня жирным боровом. Представь себе: эта корова называет меня свиньей. Нет, Лайон, теперь твой черед.