Долина кукол - Сьюзанн Жаклин. Страница 59

Сейчас, когда Тони сидел на кровати, глядя, как Дженифер распаковывает вещи, ошеломление, вызванное общим возбуждением, начало проходить. Он вдруг испугался.

– Мириам убьет меня, – медленно проговорил он. Подойдя к нему, Дженифер обвила его руками.

– Ты не ребенок, Тони. Ты – мой муж.

– Ты должна заступиться за меня, когда мы будем ей говорить, – бормотал он.

– Я твоя жена, милый, я всегда буду за тебя заступаться.

– Но она просто сойдет с ума от ярости, Джен. – У него в глазах появились слезы. Он вдруг зарылся головой в подушку и разрыдался. – Боюсь… как же я боюсь…

На мгновение Дженифер застыла на месте. Волна отвращения захлестнула ее, вызвав даже приступ тошноты. Она ощутила в себе безумный импульс повернуться и бежать отсюда… но куда? И к чему именно? Никто не поймет. Подумают, у нее что-то не в порядке с мозгами. Ей нужно постараться, чтобы все выглядело пристойно. Тони – звезда, а у талантливых людей часто бывает идиосинкразия. Может, в этом-то все и дело: просто он повышенно эмоционален по сравнению с другими мужчинами.

Сев на кровать, она взяла его голову в ладони.

– Все будет в порядке, Тони, – успокаивающе сказала она.

– Но Мириам сойдет с ума. Станет кричать. – Он посмотрел на нее. В глазах у него стояли слезы. – Это ты виновата. Ты заставила меня сделать это.

– Я же сказала, что заступлюсь за тебя перед Мириам.

– Честно? Правда, заступишься?

– Да, – она погладила его по голове. – Тебе просто нужно помнить, что я – твоя жена.

Тони протянул руку и коснулся ее груди. Медленно вытерев слезы, он заулыбался и посмотрел на нее с хитроватым выражением на лице.

– И теперь я могу делать с тобой все, что захочу? Она выдавила из себя слабую улыбку.

– Да, Тони…

Он грубо сорвал с нее халат.

– Перевернись на живот, – прорычал он. Джен заскрежетала зубами от боли, когда, с трудом прорвавшись, он проник в нее. Почувствовала, как его ногти впиваются ей в тело, царапая кожу. «Улыбайся, Джен, – сказала она себе. – Ты добилась своего: ты – миссис Тони Полар…»

Держа в руках скомканную телеграмму, Мириам невидящим взором смотрела перед собой. Элктон! Что ж, значит, так! А она-то лезла из кожи – платила две сотни в неделю этому Орнсби! Она со злостью сорвала трубку и жирным пальцем стала набирать номер.

– Извините, что потревожила ваш сон, мистер Орнсби, – проревела она. – Только получается, что вы спите в мое время и за мой счет!

Сон мгновенно слетел с детектива.

– Я шел за ним до самых дверей театра. В восемь часов он ждал ее. Она пришла в восемь ноль одну, они стояли и разговаривали. Оставалось почти полчаса, и я знал, что ей нужно войти в театр, поэтому отошел перекурить. Я знал, что у меня в запасе три часа: ведь у нее же выступление. К одиннадцати я опять подошел туда. Он не появлялся. Когда он подвозит ее, то подъезжает к одиннадцати пятнадцати, самое позднее. Я ждал до одиннадцати тридцати, потом перенес наблюдение в его отель. Я ушел оттуда несколько часов назад. Он там так и не появился. Поэтому я думаю, что у нее, возможно, сегодня встреча с кем-то другим, и он тоже попал в лапы какой-то другой цыпочке. Она вот уже несколько дней, как водит его за нос: после каждого представления уезжает домой одна.

– Так вот, сегодня она вообще не выступала ни в каком представлении, – отчеканила Мириам. – Они сбежали. На том конце провода замолчали.

– Я платила вам целых две сотни в неделю только за то, чтобы вы предотвратили это. Какой же вы тогда детектив?

– Один из самых лучших, – резко ответил он. – Но эта парочка – те еще фрукты. Я всю задницу себе отморозил, стоя у его отеля каждую ночь, пока они там забавлялись в теплой мягкой постели. Но, черт возьми, леди, я ведь вам не ФБР. Я должен пойти поесть, а иногда и отлить. Думал, что единственное время, когда опасности уж наверняка не существует, это когда она на сцене. Кто же мог подумать, что она смоется с представления?

Мириам с грохотом швырнула трубку. Он прав: Дженифер оказалась чересчур хитрой. Она вздрогнула. Всегда быть такой осторожной, и на тебе – все впустую. До сих пор удавалось дурачить и публику и всех остальных. Они воспринимали детские ответы и реплики Тони как часть его имиджа. Некоторые даже считали это умной позой. Лишь одна Мириам знала правду и скрывала ее от всех, даже от самого Тони. Оставаясь наедине с женщиной, он функционировал как мужчина – физиологически. У него были способности к пению. На сцене он все делал правильно – механически. Однако в своем умственном и эмоциональном развитии Тони остановился на уровне десятилетнего ребенка.

И что же теперь? Пока она присутствовала на каждом интервью, она могла прикрывать его. Но сейчас появилась Дженифер. О чем она уже догадалась? Вообще говоря, ничего против этой девушки она не имеет. Вероятно, та действительно по-настоящему привязана к Тони. Почему бы и нет? Он красив, талантлив, неплохой жеребец. А может, Дженифер и не заметила ничего? В конце концов вдвоем они никогда не оставались – только в постели. Мириам позаботилась о том, чтобы всегда быть с ними, да еще чтобы их сопровождали не менее одного-двух авторов песен. Так она приучила Тони. «Звезда всегда должна иметь вокруг себя окружение», – постоянно твердила она ему, и он согласился с тем, что ходить повсюду в сопровождении кого-либо – обычная для него процедура. Благодаря этому приему ни у кого не было возможности поговорить с ним сколько-нибудь длительное время.

До появления Дженифер все было просто. Мириам понимала, что ему требуется удовлетворять свои физические потребности, и поощряла это, организуя все так, чтобы его связи носили временный характер. Какая-нибудь танцовщица ночного клуба, в котором они выступали, счастливая уже от того, что была близка с ним, купалась в лучах его славы, вполне довольная тем, что при расставании Тони дарил ей духи и обещал вечно помнить ее. Так все и шло, пока ему не встретилась Дженифер. Мириам предприняла все для того, чтобы поломать их связь. Всякий раз, как только он уезжал за пределы Нью-Йорка, она подсовывала ему красивейших девиц на свете. Да, он брал их, но всегда возвращался к Дженифер. Мириам надеялась, что уж после гастролей по Калифорнии с ней будет покончено. Оставалось каких-то две недели – и вот, это все-таки произошло!

Мириам вздохнула. Большинство людей считает, что она таскается за Тони, чтобы купаться в лучах его славы. Хороша слава! Да она бы все на свете отдала, чтобы пожить своей личной жизнью. Но она не может покинуть Тони. Вот так она и живет, сорокачетырехлетняя старая дева, ведущая Тони за руку к ослепительной славе. Ну почему все должно было сложиться именно так? «Грехи отца», – подумала она, горько скривив губы. Что ж, они-то, конечно, отразились на Тони, только он не знал об этом. Основную тяжесть несет она. Да и если уж говорить откровенно, грехи-то были не отца, а их сволочной шлюхи-матери! Сколько тайн она скрыла от Тони и от всех прочих! Сочинила трогательную историю о красавце-отце, погибшем в железнодорожной катастрофе до рождения Тони. И об очаровательной хрупкой матери, настолько ослабленной таким потрясением, что, родив младенца Тони, она тихо улыбнулась и отошла в объятия ангелов, оставив его на попечение четырнадцатилетней Мириам. Пресса поверила. И Тони поверил. Он так и не узнал, что его настоящий отец, так же как и настоящий отец Мириам, не известны даже их матери.

Они были зачаты от разных отцов – случайных партнеров, из тех, что каждую ночь проходили через постель их матери. И уж тот, от кого родился Тони, должно быть, был красавцем! Но и после этого ее мать встречалась со множеством разных мужчин. Официантка-певичка с Кони-Айленда  [38] не особенно интересовалась социальным положением своей клиентуры. Мать клялась Мириам, что ее отцом был приличный человек из Питтсбурга. Может быть. Но отец Тони – кем бы он ни был, подонок, – наверняка был хорош собой. От обоих родителей Тони взял самое лучшее. От матери ему достались бездонные карие глаза с невероятно длинными ресницами. Нос был короткий и прямой, рот – чувственный. И роста он был высокого. Мириам же, напротив, унаследовала чью-то другую внешность. Она криво усмехнулась. Тот мужчина из Питтсбурга, может, и был приличным человеком, но явно не Робертом Тэйлором. И вообще, если она когда-нибудь натолкнется в Питтсбурге на маленького приземистого голубоглазого толстяка с носом-картошкой, она непременно воскликнет: