Долина кукол - Сьюзанн Жаклин. Страница 63

На следующий день позвонила Дженифер. Они с Тони жили в отеле «Эссекс-Хаус» в отличных апартаментах. Мириам снимала номер на этом же этаже. И Мириам очень хорошо восприняла все. Вскоре, второго января, они уезжают на Западное побережье. А когда Анна возвращается? Завтра они устраивают рождественский банкет.

– Я приеду, – пообещала Анна. – Всех дел здесь, похоже, не переделаешь. Несколько дней назад говорила с Генри. Он – прелесть. Разрешил оставаться столько, сколько нужно. Но на Рождество я приезжаю. Когда Лайон будет звонить мне сегодня вечером, я скажу ему о банкете. Там и увидимся.

В тот вечер Лайон не позвонил, вероятно, дулся на нее. Это их первая размолвка, если не считать того, что они не поняли друг друга тогда, в Филадельфии. Нет, она ни за что не уступит. Но завтра она позвонит ему на работу и скажет, что выезжает днем на двенадцатичасовом.

Анна заказала разговор на десять утра. Генри на работе не было, Лайона – тоже.

Она поговорила с Джорджем Бэллоузом.

– Понятия не имею, где Лайон, – ответил ей он. – У нас никто не знает. Он приходил вчера и ушел в двенадцать. Генри улетел на Западное побережье в пятницу, что-то срочное с шоу Джимми Гранта. Может быть, вызвал туда и Лайона… Я же говорю, у нас никто ничего не знает.

Она распаковала уложенную было сумку. Ехать в Нью-Йорк нет никакого смысла. Ею овладело разочарование, смешанное с облегчением. Вероятно, Лайон улетел в Калифорнию – вот почему он не позвонил. Хорошо хоть, что не сердится. Наверное, позвонит вечером и все объяснит.

Рождество она провела в одиночестве. Лайон так и не позвонил.

В три часа ночи она попыталась дозвониться ему домой. Может, он не улетал в Калифорнию? Может, все-таки дуется? Никто не снял трубку.

Это было самое тоскливое Рождество на ее памяти. И обвиняла она в этом только Лоренсвилл. Дров для камина больше не осталось, и она включила газовое отопление. В доме стало теплее, но он все равно был холоден и мертв. Она попила чаю, поела печенья. По радио передавали нескончаемый колокольный звон, но рождественские песнопения повергли ее в еще большее уныние. В такой день полагается веселиться. А она – одна. Дженифер сейчас с Тони, Нили – в Калифорнии с Малом. А она – совершенно одна в Лоренсвилле.

Следующие несколько дней прошли у нее в хлопотах с мистером Уокером. К каждой вещи была прикреплена бирка, и все дела постепенно упорядочились. В конце недели она уже могла бы уехать. Но где же Лайон? Прошло целых пять дней. В своем отчаянии она дошла до того, что сумела даже выяснить, что Генри остановился в отеле «Беверли-Хиллз»  [40] в Калифорнии.

– Генри, где Лайон?

– Я и сам хотел бы это знать. – На таком расстоянии его голос сопровождался потрескиванием.

– Разве он не с тобой?

– Нет, я думал, он с тобой.

– Я не видела его с воскресенья и не получала от него никаких вестей.

– Ты серьезно? – В голосе Генри послышалась тревога. – Я звонил на работу вчера днем. Джордж сказал, что его не было с понедельника. Я, естественно, предположил, что он взял свободные дни, чтобы встретить Рождество с тобой.

– Генри, мы должны разыскать его!

– Да зачем? Разве что-то случилось? Я имею в виду, что вообще могло случиться? Человек же не исчезает просто так, ни с того, ни с сего. Вот уже три вечера подряд я пытаюсь дозвониться к нему на квартиру, но его там нет.

– Я буду в Нью-Йорке завтра. Генри, найди его! Найди его! – Ей вдруг стало страшно.

– Ну-ну, успокойся. Вы что, поссорились с ним?

– Не то чтобы поссорились. Скорее, не поняли друг друга… но я не думала, что это настолько серьезно.

– Я тоже возвращаюсь завтра, – сказал Генри, – если только погода не испортится. Вылетаю сегодня днем четырехчасовым рейсом. А теперь успокойся. Просто так Лайон не возьмет и не бросит нас. Вероятно, в понедельник он явится и все толком объяснит. Почему бы тебе не отдохнуть там у себя в выходные?

– Отдохнуть! Да я дождаться не могу, когда можно будет убраться отсюда!

…В Нью-Йорке она обнаружила, что в отеле ее ждало письмо от Лайона.

«Дорогая Анна!

Спасибо, что подтолкнула меня хоть на минутное размышление. Точнее, на пятичасовое размышление: поезд шел довольно долго, и времени на то, чтобы обдумать все, у меня было предостаточно. Если я хочу писать, мне остается делать лишь одно – писать.

До сегодняшнего дня я только и делал, что выискивал себе отговорки. Вынужден был работать у Генри, и вот – твой дом, идеальная обстановка и условия.

Похоже, что я хочу связать все в один аккуратный клубок – приспособить все вокруг себя к тому, чтобы у меня была возможность писать.

А кто я такой, черт возьми? Не слишком ли большая наглость с моей стороны требовать, чтобы ты ходила вокруг меня на цыпочках, сдувая с меня пылинки, словно женушка писателя, приносящая себя в жертву. Насколько я себе представляю, в настоящий момент я пребываю в состоянии полнейшей неопределенности. Я уже не тот энергичный Лайон Берк, которого когда-то знал Генри, но я и не профессиональный писатель. И впереди тоже сплошная половинчатость: наполовину писатель, наполовину менеджер, откладывающий свой разрыв с Генри до тех пор, пока не добьется материального успеха как писатель, и откладывающий женитьбу, потому что не может посвятить себя целиком семье, и откладывающий написание книги, потому что обязан продолжать работать у Генри.

До сегодняшнего дня я отдавал только часть себя тебе, Генри и литературе. Совершенно очевидно, что я не смогу отдавать себя всем трем сразу. А раз так, то я просто обязан хотя бы просто вычеркнуть себя из жизни двух человек, наиболее небезразличных мне. Почти то же самое я написал и Генри. Вот Джордж Бэллоуз – хороший малый, он как раз тот самый человек, который нужен Генри. И где-нибудь в твоем прекрасном Нью-Йорке, моя дорогая, есть тот самый человек, который нужен тебе и который ждет, чтобы ты нашла его.

Я говорил тебе, что у меня есть немного денег. К тому же я могу пользоваться большим неотапливаемым домом на севере Англии. Он принадлежит родственникам, но в нем никто не живет. Я отопру несколько комнат. На небольшую сумму я смогу прожить там несколько лет и буду писать до тех пор, пока пальцы не онемеют. Зимой дневной свет там бывает лишь несколько часов в сутки. По сравнению с тем местом Лоренсвилл – настоящие тропики. Но там мне никто не будет мешать.

Дорогая Анна, к этому письму я прилагаю ключи от своей квартиры. Это единственное, что я практически в состоянии сделать для тебя. После того как Дженифер вышла замуж, ты стала жить в отеле одна, а квартиру найти по-прежнему трудно. Мне же она со всей мебелью досталась благодаря твоей щедрости. Думаю, будет справедливо, если она перейдет к тебе. Это немного. Я беру с собой твой замечательный подарок – машинку. Но если квартира тебе нравится, переоформи договор об аренде на свое имя. И не вздумай делать большую глупость и ждать меня. Предупреждаю, что женюсь на первой же попавшейся толстухе-англичанке, которая согласится готовить мне и ухаживать за мной. А через несколько лет, если я действительно напишу более или менее приличную книгу, мы оба скажем: «Вот, по крайней мере, одно, что он сделал с полной самоотдачей».

Я любил тебя, Анна. Но ты слишком прекрасна для того, чтобы получить столь малую часть маленького человека, который разбрасывается в разные стороны, пытаясь найти и реализовать себя. Поэтому я сконцентрирую свои усилия на писательском ремесле: этим, по крайней мере, я не причиню боли никому, кроме самого себя.

Спасибо тебе за самый прекрасный год в моей жизни.

Лайон».

Дженифер

май 1947

Дженифер сидела в тени у бассейна. Она перечитала письмо Анны. Казалось, та вполне счастлива – первое письмо, в котором ни словом не упоминается о Лайоне. Может, она уже пережила это. Но как она может жить в его квартире? Неужели все еще надеется, что в один прекрасный день он явится к ней? Спустя пять месяцев? Представить только – ни единой весточки от него! Взял и доказал, что никогда невозможно угадать, чего ждать от мужчины.