Драгоценности солнца - Робертс Нора. Страница 36
При всей своей милой застенчивости она искушенная женщина, городская, образованная. Мужчины водили ее в театры и шикарные рестораны. Вечерние костюмы, галстуки, заумные разговоры о литературе и кино.
Впрочем, в беседе он не уступит любому чикагскому пижону. Он не назвал бы себя невежей. Он читает книги, любит смотреть хорошие фильмы. Он путешествовал поболее многих, своими глазами видел великие произведения искусства и памятники архитектуры.
Эйдан почувствовал, что хмурится, потряс головой. Господи, до чего он докатился! Вступил в заочное соревнование с каким-то вымышленным парнем?! Можно только пожалеть себя, особенно если вспомнить, что в присутствии Джуд Мюррей он не в состоянии удержать в голове и трех мыслей, разве что одна из них о ней, Джуд Мюррей.
Пожалуй, во всем виновата сексуальная неудовлетворенность. Слишком давно он не касался женского тела. А теперь воображение рисует ему исключительно Джуд, и после утренних событий гораздо более отчетливо.
Белая атласная кожа, так легко розовеющая от смущения. Длинные стройные ноги и крохотная сексапильная родинка над левой грудью. И красивые плечи, по которым хочется пробежаться губами.
Она так пугливо отпрянула, но когда он коснулся ее, словно растаяла. Немудрено, что он зациклился на ней. Только мертвец остался бы равнодушным.
Он был бы счастлив — и он этим особо не гордился — просто заманить ее в постель и покончить с наваждением. Они оба сбросили бы напряжение, получили бы удовольствие… и в то же время с некоторым беспокойством он признавал, что очарован не только красивым личиком и соблазнительной фигуркой.
Ему нравится ее слушать, нравится смотреть, как она держится, как ведет себя.
Тихая и застенчивая, аккуратная и вежливая. Так и тянет расшевелить ее и выяснить, что скрывается под броней ее самообладания.
Дверь открылась. Эйдан машинально скользнул по ней беглым взглядом, а потом взглянул снова и удивленно округлил глаза.
Вошла Джуд. Даже не вошла, ворвалась. Она промокла, с разметавшихся по плечам волос капала вода. Глаза были темными и — хотя он попытался уверить себя, что виновата игра света — опасными. Он поклялся бы, что они метали молнии.
— Я бы выпила.
— Ты насквозь промокла.
— Идет дождь. Я гуляла, — отчеканила Джуд, проводя ладонью по мокрым, потяжелевшим волосам. Ободок потерялся где-то по дороге. — Ничего удивительного. Так я получу выпивку или нет?
— Разумеется, получишь. Твое любимое вино. Присядь у камина, погрейся. Я принесу полотенце. Подсушишь волосы.
— Я не хочу сидеть у камина. Не хочу полотенце. Я хочу виски, — с вызовом заявила Джуд и хлопнула кулаком по стойке бара. — Здесь!
Ее глаза все еще навевали ему мысли о морской богине, охваченной сейчас жаждой мщения. Он медленно кивнул:
— Как скажешь.
Эйдан достал невысокий широкий стакан, плеснул на два пальца «Джеймисона». Джуд схватила стакан и опрокинула в себя виски, как воду. Дыхание перехватило от неожиданного пламени, обжегшего грудь. Глаза увлажнились, но все также горели огнем.
Как мужчина, умудренный жизненным опытом, Эйдан даже не моргнул.
— Если хочешь одолжить у меня сухую рубашку, можешь подняться ко мне в комнату.
— И так сойдет. — В горло Джуд будто воткнули раскаленные иголки, а в животе разливалось приятное тепло. Она поставила стакан на стойку, кивнула: — Еще.
Эйдан спокойно наклонился, оперся руками о стойку. Опыт-опыт! Кому-то можно налить и бутылку, зная, что ничего плохого не случится, кого-то потихоньку надо выпроводить, пока алкоголь не ударил в голову. А бывает, что человеку излить свои печали гораздо важнее, чем вливать в себя виски.
Он прекрасно понимал, с чем имеет дело сейчас. К тому же, если Джуд пьянеет от полутора бокалов вина, две порции виски просто собьют ее с ног.
— Дорогая, может, расскажешь мне, что случилось?
— Я не говорила, что что-то случилось. Я сказала, что хочу еще порцию виски.
— Ну, здесь ты ее не получишь. Однако я могу посадить тебя у камина и заварить чай.
Джуд шумно втянула воздух, выдохнула, пожала плечами.
— Прекрасно. Забудь про виски.
— Вот и умница. — Эйдан погладил ее все еще сжатый кулак. — Иди, присядь, а я принесу тебе чай. И ты расскажешь мне, что случилось.
— Не хочу я сидеть. — Она смахнула с лица мокрые волосы и подалась к нему. И приказала: — Наклонись поближе. — Когда Эйдан подчинился и их лица почти соприкоснулись, она ухватила его за рубашку. И заговорила. Четко, размеренно. Правда, ей хватило ума не повысить голос. — Ты еще хочешь переспать со мной?
— Прости, не понял.
— Ты меня слышал. Ты хочешь со мной переспать или нет? — с мрачной решительностью повторила она.
Его нервы напряглись до предела, но он не отступил, хотя самообладание далось ему нелегко.
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет? Неужели все надо планировать, раскладывать по полочкам, перевязывать чертовым бантиком?
Она забыла, что нельзя повышать голос, и несколько голов повернулось в их сторону, несколько лиц удивленно вытянулось. Эйдан накрыл ладонью пальцы, впившиеся в его рубашку, и погладил их.
— Джуд, хочешь, я найду тебе укромное местечко?
— И где же это?
— Вон там. — Он снова погладил ее пальцы, затем отцепил их от своей рубашки, показал на дверь в конце бара и крикнул: — Шон, ты не мог бы подменить меня здесь ненадолго?
Эйдан поднял откидную доску, пропустил Джуд и подтолкнул ее к кухне.
Укромное местечко оказалось маленькой комнаткой без окон, в которой стояли два стула с плетеными сиденьями, принадлежавшие еще его бабушке, и расшатавшийся, но дорогой его сердцу стол, который собственноручно сколотил отец. Эта комнатка предназначалась для приватных бесед и деловых переговоров. Вряд ли можно было найти более уединенное местечко для общения с женщиной, которой пришло в голову спросить, хочет ли он переспать с ней. Эйдан включил старинную лампу с плафоном-шаром, оставив без внимания графин с виски.
— Почему мы не…
«Сядь», — намеревался сказать он, но его губы уже жадно впились в ее рот. Она прижала его к двери, запустила пальцы в его волосы и ответила на его поцелуй с не меньшей жадностью.
Он сдавленно застонал и забыл обо всем, ошеломленный ее неожиданной атакой. Она прижалась к нему. Господи, она прилипла к нему разгоряченным телом. Он лишь слабо удивился тому, как еще не испарилась ее одежда.
Он чувствовал нервное, гулкое биение ее сердца. А может, это билось его сердце? Она пахла дождем и виски, и он желал ее с отчаянием, граничащим с болью. Лихорадочное желание пронзало его, вонзало в него когти, кружилось в его голове, обжигало его горло.
Где-то вдали он услышал голос брата, ответный смех, тихую мелодию. И вспомнил. Смутно, но вспомнил. Где они. Кто они.
— Джуд, подожди. — Плохо соображая, Эйдан попытался отстранить ее. — Здесь не место.
— Почему? — Неужели он ее отталкивает? А он так нужен ей сейчас! — Ты хочешь меня, я хочу тебя, так что же ты медлишь?
Он был возбужден так, что мог бы взять ее прямо здесь и сейчас, но не этого она заслуживала.
— Подожди. Дай перевести дух. — Он погладил ее волосы, заметил, что рука дрожит. — И скажи, наконец, что случилось.
— Ничего не случилось. — Голос сорвался и выдал ее ложь. — Почему что-то должно было случиться? Просто займись со мной любовью. — Трясущимися от нетерпения пальцами она попыталась расстегнуть его рубашку. — Просто коснись меня.
Теперь он прижал ее спиной к двери, крепко обхватил ладонями ее лицо. Чего бы ни требовало его тело, сердце и разум отдавали другие приказы. Он предпочитал слушать сердце.
— Я могу коснуться тебя, но не смогу добраться до тебя, если ты не скажешь, что тебя тревожит.
— Ничего меня не тревожит, — выдавила она. И разрыдалась.
— Не плачь, милая. — Гораздо легче утешать женщину, чем сопротивляться ей. Эйдан осторожно прижал ее к себе, убаюкивая. — Кто обидел тебя, любимая?
— Никто. Ничего. Просто глупость. Извини!