Дворец для любимой - Корн Владимир Алексеевич. Страница 50

Мы вместе с герцогом находились на вершине возвышенности, откуда и открывался вид, который вполне можно было бы назвать замечательным, если бы не одно «но». Отсюда ясно было видно, что при штурме Дижоля мы потратим много сил, ресурсов и, самое главное, – человеческих жизней.

Герцог не смог сдержать эмоций:

– Да уж, впечатляюще. – При этом голос его прозвучал довольно печально. Вероятно, он представил себе, во что обойдется нам захват города. И мне оставалось только согласно кивнуть головой.

«Твердыня, настоящая твердыня, – думал я, глядя на Дижоль. – Крепкий орешек, об который можно обломать все зубы. Пожалуй, как крепость, Дижоль нисколько не уступает Гроугенту, а кое в чем и превосходит. Своим удачным расположением, например, где все особенности ландшафта, в основном горного, использованы очень удачно для обороны. С Гроугентом не так, он расположен на равнине, в устье впадающей в Тускойский залив реки Арны. Здесь можно увязнуть глубоко и надолго, а тем временем Готом успеет переформировать свои войска и двинуться с ними на выручку. Но и оставлять Дижоль в тылу не самое умное решение. Что ж, на завтрашнем военном совете нам предстоит решить, что делать дальше.

У подножия холма находилась сотня моей личной охраны. Люди опытные, прошедшие вместе со мной многое, в основном далеко уже не юнцы, но среди них было и новое лицо, совсем мальчишеское, с едва пробивавшимися усиками. Авальд фер Герео, родной брат Андре, человека, которому я считал себя очень обязанным. Самого его отблагодарить было уже ничем невозможно, но я мог принять участие в судьбе его семьи. Золото – вещь замечательная, оно никогда и никому лишним не бывает, но это означало бы просто откупиться, прежде всего, от своей совести. А совесть – на редкость зубастое существо, очень любящее погрызть своего владельца, и к тому же абсолютно бескорыстное.

Сам Андре, выходец из провинциальной мелкопоместной семьи с невысокими доходами, прибыл в столицу, как и тысячи таких же молодых дворян, в поисках более счастливой судьбы. В ведомстве Коллайна он оказался больше из-за личных качеств, чем из-за чего-либо другого, например, удачи. Коллайн отметил его раз, другой, и Андре ожидала быстрая карьера, если бы не случилось то, что случилось.

В общем, взял я Авальда к себе. А что, шансов получить ранение, тем более погибнуть, практически никаких, парень он толковый, будет при дворе, а дальше уже посмотрим, что да как…

Проснулся я от шума за тонкими стенами походного шатра. Имперская армия охватила Дижоль в полукольцо, упираясь в морской берег и перекрывая доступ к городу с суши. Существовало несколько вариантов развития событий: вылазка из осажденного города, вражеский десант с моря и подход армии Готома с целью снять блокаду. Все эти варианты герцог постарался предусмотреть.

Но, судя по звукам, вряд ли что-то из этого произошло. Да и меня давно бы уже известили. Хотя звук голосов весьма приглушенный, разобрать, о чем идет речь, все же можно.

Прибыли два гонца, и каждый из них считал, что самую важную весть принес именно он, требуя первым впустить в шатер его.

– Впустите обоих, – потребовал я, не повышая голос: услышат.

Принял я гонцов, лежа в постели, в последнее время к этому было не привыкать. Среди ночи разболелась нога, вероятно, неловко пошевелил ею во сне, и мне удалось уснуть уже под утро.

Хорошо одно, чувствовать я ее начал, раньше постоянно было такое ощущение, будто я ее отлежал, даже мурашки по коже такие же. Цаннер сказал – добрый знак.

Полог шатра распахнулся, пропуская обоих гонцов. Если судить по их внешнему виду, вести действительно срочные и важные. Они даже в порядок себя не привели, что в общем-то предосудительно, не в корчму ввалились хлебнуть винца с дороги.

И еще, новости не должны быть плохими, вон как их лица светятся. Ну что ж, приятно, когда день начинается с хороших вестей, а не так, как недавно в Гроугенте. Я осторожно пошевелил больной ногой.

Оба гонца были похожими, как два брата-близнеца: в пропыленной одежде, с серыми от дорожной пыли лицами, с заострившимися скулами, да еще и мундиры одинаковые. Разве что тот, что слева, выше на полголовы.

С него я и начал: говори.

Он сделал шаг вперед, придав лицу чуть ли не торжественное выражение.

– Господин де Койн, на море одержана полная и решительная победа над объединенным флотом Абдальяра и Трабона, – произнес он голосом, полностью соответствующим выражению лица. После чего застыл, всем своим видом ожидая, что я немедленно буду выпытывать у него все подробности, не удержался и бросил взгляд на второго гонца: мол, тебе ли было лезть вперед меня!

К моему удивлению, его коллега остался невозмутим. Ну сейчас мы быстро выясним причину его невозмутимости.

– Теперь ты, – обратился я уже к нему.

Тот сделал большой шаг вперед:

– Господин де Койн, король Готом пленен и сейчас на полпути по дороге сюда!

Господи, как приятно получить с самого утра такие грандиозно прекрасные новости. И я бы вскочил на своей постели и попрыгал на ней, громко и радостно крича, и плевать на всех, если бы не больная нога, вынудившая меня вести себя прилично.

Глава 22

Его королевское величество

Дорога на третий этаж далась с трудом, я дважды останавливался, чтобы передохнуть. Радовало одно: ковровая дорожка, покрывавшая мрамор лестничных пролетов, не позволяла костылю скользить.

Вот наконец и двустворчатые двери, ведущие в необходимую мне комнату. Коридор тоже был застелен ковром с затейливым геометрическим орнаментом и довольно высоким ворсом, приглушающим стук костыля.

У двери дежурили двое высоченных гвардейцев, и несколько таких же верзил расположились в холле напротив. Там же находилась и еще чуть ли не дюжина человек, вскочивших при моем появлении. Все они были людьми Кенгрифа Стока и Анри Коллайна. И как только эти ведомства ответственность делят? Ладно, не мои проблемы.

Его величество король Готом IV выглядел весьма неважно. Он и раньше-то особой статью не отличался, а сейчас от него и вовсе остался только его выдающийся во всех отношениях нос. Ничего удивительного в этом нет, никому не пожелаешь оказаться в его положении, и дело даже не в том, что он сейчас в плену.

Вообще-то я мог и сам бы занять один из кабинетов дворца и затем приказать привести Готома пред мои грозны очи. Но так у нас уже по разу было, когда мы по очереди оказывались друг у друга в плену, а вести в счете почему-то совсем не хотелось.

Кивком отослав дежуривших в комнате стражников, я подошел к окну, из которого открывался отличный вид на гавань. Готом продолжал безучастно сидеть, положа руки на стол и вертя в пальцах ручку.

Ручка, кстати, была со стальным пером, одним из самых первых моих внедрений технического прогресса в этом мире. По комнате плавал запах сургуча, которым он совсем недавно запечатал лежавшее перед ним на столе письмо.

В кабинете было довольно душновато, и я распахнул одно из окон во всю ширь. В комнату ворвались запахи зелени и близкого моря, и король Трабона повел носом, тоже почувствовав их.

И чего держать окна закрытыми, ведь дело даже не в том, что третий этаж, а потолки здесь высокие, метров пять-шесть… Готом – не беглый каторжник и не наконец-то пойманный душегуб, и у него свои понятия о чести.

«Ну говори же наконец зачем ты просил о встрече?» – подумал я, глядя на по-прежнему сидящего без движения Готома. Не так давно я страстно желал его увидеть, желал больше всего остального на свете, а сейчас, когда мы встретились, мне даже нечего было ему сказать.

Словно услышав мои мысли, король Трабона произнес тусклым, бесцветным голосом, в котором не было даже тени каких-либо эмоций:

– Господин де Койн, у меня к вам просьба…

Сначала я было подумал, что просьба его будет касаться письма, лежавшего перед ним на столе, которое необходимо кому-нибудь передать. Уловив мой взгляд, Готом покачал головой: нет.