Меч Предназначения - Сапковский Анджей. Страница 13

— Ага, — проговорил краснолюд, не переставая усмехаться. — Ядовитое, паскудное и смердящее. Ясно. Знаешь что, Козоед? Получается — ты.

— Что?

— Дерьмо ты, вот что. Мотай отседова, халтурщик, чтоб глаза мои тебя не видели.

— Господин Доррегарай, — проговорил Богольт, подходя к чародею, — оправдайте хоть чем-нибудь свое присутствие. Припомните легенды и сказания. Что вам известно о золотых драконах?

Чародей улыбнулся, гордо выпрямился.

— Что мне известно о золотых драконах, говоришь? Мало, но все-таки…

— Так слушаю.

— И слушайте, слушайте внимательно. Вон там, перед нами, сидит золотой дракон. Живая легенда, последнее, быть может, и единственное в своем роде существо, уцелевшее от вашего неудержимого стремления убивать. Легенду не убивают. Я, Доррегарай, не позволю вам тронуть этого дракона. Понятно? Можете собирать шмотки, приторачивать вьюки и возвращаться по домам.

Геральт был уверен, что начнется суматоха. Он ошибался.

— Уважаемый чародей, — прервал тишину Гилленстерн, — следите за тем, что и кому вы говорите. Король Недамир может приказать вам, Доррегарай, приторочить вьюки и убираться к черту. Но не наоборот. Вам это ясно?

— Нет, — гордо ответил чародей. — Неясно. Ибо я — Доррегарай, и мне не может приказывать король, владения которого можно охватить взглядом с высоты частокола, огораживающего паршивую, грязную, прости Господи, засранную крепость. Известно вам, милсдарь Гилленстерн, что стоит мне произнести заклинание и шевельнуть рукой, как вы превратитесь в коровью лепешку, а ваш недозрелый король — в нечто непроизносимо худшее? Вам ясно?

Гилленстерн не успел ответить, потому что Богольт, подскочив к Доррегараю, схватил его за плечи и повернул к себе лицом. Нищука и Живодер, молчаливые и угрюмые, высунулись из-за спины Богольта.

— Послушай-ка, господин магик, — тихо сказал огромный рубайла, — прежде чем шевелить руками-то. Я мог бы долго толковать тебе, уважаемый, что обычно делаю с такими засратыми легендами и дурацкими трепачами, как ты. Но мне чтой-то не хотца. Вот тебе заместо ответа. Тебе это ясно?

Богольт кашлянул, приложил палец к носу и с близкого расстояния сморканул чародею на мыски ботинок.

Доррегарай побледнел, но не пошевелился. Он видел — как и все — цепной шестопёр на рукояти длиной в локоть, который держал Нищука в низко опущенной руке. Он знал — как и все, — что время, нужное для заклинания, несравненно большее, чем то, какое требуется Нищуке, чтобы раскроить ему череп.

— Ну, — сказал Богольт. — А теперь аккуратненько отойди в сторонку. А ежели тебе придет охота снова раскрыть пасть, то быстренько засунь в нее пук травы. Потому как если я еще раз услышу твой вой, ты меня запомнишь.

Богольт отвернулся, потер руки.

— А ну, Нищука, Живодер, за работу, а то эта гадина еще, чего доброго, сбежит.

— Не похоже, чтобы он собирался бежать, — сказал Лютик, рассматривая поле предполагаемой битвы. — Посмотрите.

Сидевший на холмике золотой дракон зевнул, задрал голову, махнул крыльями и хлестнул по земле хвостом.

— Король Недамир и вы, рыцари! — зарычал он так, словно это была латунная труба. — Я дракон Виллентретенмерт! Похоже, не всех остановила лавина, которую, не сочтите это похвальбой, я спустил вам на головы. Вы смогли добраться аж сюда. Вам известно, что отсюда есть три выхода. Дорогами на восток, к Голополью, и на запад, к Каингорну, можете воспользоваться. Но по северному каньону не пойдете, ибо я, Виллентретенмерт, запрещаю. Если же кто-либо не желает послушаться моего приказа, того я вызываю на бой, на честный рыцарский поединок. На конвенционном оружии, без колдовства, без полыхания огнем. Бой до полной капитуляции одной из сторон. Жду ответа через вашего гарольда, как того требует обычай!

Все стояли, широко раскрыв рты.

— Он умеет говорить! — просипел Богольт. — Невероятно!

— К тому же жуть как мудро, — сказал Ярпен Зигрин. — Кто-нибудь из вас знает, что такое конфессионное оружие?

— Конвенционное, а не конфессионное. Обычное, а не магическое, — сказала Йеннифэр насупившись. — Однако меня удивляет другое. Невозможно членораздельно говорить, если у тебя раздвоенный язык. Этот стервец пользуется телепатией. Будьте внимательны, это действует двусторонне. Он может читать ваши мысли.

— Он что, вконец спятил или как? — заволновался Кеннет-Живодер. — Честный поединок? С дурным-то гадом? Еще чего! А ну пошли на него кучей! В куче — сила.

— Нет!

Они оглянулись.

Эйк из Денесле, уже на коне, в полном вооружении, с пикой при стремени, выглядел гораздо солиднее, чем пеший. Из-под поднятого забрала лихорадочно блестели глаза, светилось бледное лицо.

— Нет, господин Кеннет, — повторил рыцарь. — Только через мой труп. Я не допущу, чтобы в моем присутствии оскорбляли рыцарскую честь. Тот, кто рискнет нарушить принципы рыцарского поединка…

Эйк говорил все громче, его возбужденный голос то и дело ломался и дрожал от волнения.

— …кто оскорбляет честь, тот оскорбляет и меня, и кровь его либо моя прольется на сию измученную землю. Скотина требует поединка? Хорошо! Пусть гарольд протрубит мое имя! Да исполнится воля богов! У дракона сила клыков, когтей и дьявольская злоба, а у меня…

— Ну кретин, — буркнул Ярпен Зигрин.

— А у меня благородство, у меня вера, у меня слезы девушек, которых этот гад…

— Кончай, Эйк, тошнит! — рыкнул Богольт. — Дальше, в поле! Принимайся за дракона, чем болтать-то!

— Эй, Богольт, погоди, — вдруг сказал краснолюд, почесав бороду. — Забыл об уговоре? Если Эйк положит гадину, он возьмет себе половину…

— Эйк ничего не возьмет, — ощерился Богольт, — я его знаю. Ему достаточно, если Лютик сложит о нем песенку.

— Тихо! — крикнул Гилленстерн. — Да будет так. Против дракона выступит благородный странствующий рыцарь Эйк из Денесле, бьющийся в цветах Каингорна и тем самым олицетворяющий копье и меч короля Недамира. Таково королевское решение.

— Извольте! — заскрежетал зубами Ярпен Зигрин. — Копье и меч Недамира. Уделал нас каингорнский кролик. И что теперь?

— А ничего, — сплюнул Богольт. — Надеюсь, ты не думаешь связываться с Эйком, Ярпен? Он болтает ерунду, но уж коли забрался на кобылу и его понесло, то лучше отойти с дороги. Пусть идет, зараза, и пусть укокошит дракона. А там посмотрим.

— Кто будет гарольдом? — спросил Лютик. — Дракон требовал гарольда. Может, я?

— Нет. Это тебе не песенки распевать, Лютик, — поморщился Богольт. — Пусть гарольдом будет Ярпен Зигрин. У него голос как у бугая.

— Лады. А чего? — сказал Ярпен. — Давайте сюда знаменщика со знаком, чтобы все было как положено.

— Только говорите вежливо, господин краснолюд. И изысканно, — напомнил Гилленстерн.

— Не учите меня жить, — гордо выпятил живот краснолюд. — Я ходил послом, когда вы еще хлеб называли «ням-ням», а мух — «муф-муф».

Дракон по-прежнему спокойно сидел на холме, весело помахивая хвостом. Краснолюд вскарабкался на самый большой валун, откашлялся и сплюнул.

— Эй, ты там! — заорал он, взявшись за бока. — Дракон поиметый! Слушай, чего тебе гарольд скажет. Я, сталбыть! Первым за тебя благородно примется странствующий, мать его так, рыцарь Эйк из Денесле! И всадит тебе пику в брюхо, как того требовает священный обычай, на погибель тебе и на радость бедненьким девицам и королю Недамиру! Драка должна быть честной и по правилам, пыхать огнем не можно, а только конфессионально дубасить друг дружку, пока энтот другой лапти не откинет, не помрет, сталбыть! Чего тебе от души и сердца желаем. Усек, дракон?

Дракон зевнул, взмахнул крыльями, потом, припав к земле, быстро спустился с холма на ровное место.

— Понял, уважаемый гарольд! — прорычал он. — Так пусть же выйдет на поле боя благородный Эйк из Денесле. Я готов!

— Ну прям цирк, да и только. — Богольт сплюнул, угрюмым взглядом проводил Эйка, шагом выезжавшего из-за барьера камней. — Уссаться можно…

— Заткнись, Богольт! — крикнул Лютик, потирая руки. — Смотри, Эйк намерен атаковать! Черт побери, вот будет баллада, всем балладам баллада!