Меч Предназначения - Сапковский Анджей. Страница 14

— Уррра! Хвала Эйку! — крикнул кто-то из группы лучников Недамира.

— А я, — угрюмо бросил Козоед, — я б его все ж для верности начинил серой.

Эйк, уже в поле, отсалютовал дракону поднятой пикой, опустил забрало и пришпорил коня.

— Ну-ну, — сказал краснолюд. — Глуп-то он, может, и глуп, но в атаках сечет. Гляньте только!

Эйк, наклонившись и укрепившись в седле, на полном скаку опустил пику. Дракон, против ожидания Геральта, не отскочил, не пошел полукругом, а, прижавшись к земле, кинулся прямо на атакующего рыцаря.

— Бей его! Бей, Эйк! — рявкнул Ярпен.

Эйк, хоть и мчался галопом, не ударил вслепую, куда попало. В последний момент он ловко изменил направление, перекинул пику над головой лошади. Проносясь мимо дракона, ударил изо всей силы, привстав на стременах. Все крикнули в один голос. Геральт к хору не присоединился.

Дракон ушел от удара мягким, ловким, полным грации поворотом и, свернувшись, словно живая золотая лента, молниеносно, но тоже мягко, истинно по-кошачьи, достал лапой живот коня. Конь споткнулся, высоко подкинул круп, рыцарь качнулся в седле, но пики не выпустил. В тот момент, когда лошадь почти зарылась ноздрями в землю, дракон резким движением лапы смел Эйка с седла. Все увидели взлетевшие в воздух, кружащие пластины лат, услышали грохот и звон, с которым рыцарь свалился на землю.

Дракон, присев, придавил коня лапой, опустил зубастую пасть. Конь душераздирающе взвизгнул, рванулся и утих.

В наступившей тишине прозвучал глубокий голос Виллентретенмерта:

— Мужественного Эйка из Денесле можно убрать с поля, он не способен к дальнейшему бою. Следующий.

— Ну курва, — бросил Ярпен Зигрин в наступившей тишине.

8

— Обе ноги, — сказала Йеннифэр, вытирая руки льняной тряпкой. — И кажется, что-то с позвоночником. Латы на спине вмяты, словно он получил железной палицей. А ноги — ну это из-за собственной пики. Не скоро он снова сядет в седло, если сядет вообще.

— Профессиональный риск, — буркнул Геральт.

— Это все, что ты можешь сказать? — поморщилась чародейка.

— А что бы ты хотела услышать?

— Дракон невероятно скор, Геральт. Слишком скор, чтобы с ним мог тягаться человек.

— Понял. Нет, Йен. Я — пас.

— Принципы? — ядовито усмехнулась чародейка. — Или самый обычнейший страх? Это единственная человеческая эмоция, которую в тебе не уничтожили?

— И то и другое, — равнодушно согласился ведьмак. — Какая разница?

— Вот именно. — Йеннифэр подошла поближе. — Никакой. Принципы можно нарушить, страх — преодолеть. Убей дракона. Ради меня.

— Ради тебя?

— Ради меня. Мне нужен этот дракон, Геральт. Весь. Я хочу получить его только для себя одной.

— Используй чары и убей.

— Нет. Убей его ты. А я чарами сдержу рубайл и остальных, чтобы не мешали.

— Будут трупы, Йеннифэр.

— С каких пор тебе это мешает? Займись драконом, я беру на себя людей.

— Йеннифэр, — холодно сказал Геральт, — не понимаю. Зачем тебе дракон? Неужто тебя до такой степени ослепил золотой блеск его чешуи? Ты же не бедствуешь, у тебя неисчерпаемый источник прокорма, ты знаменита. В чем же дело? Только не говори мне о призвании, прошу тебя.

Йеннифэр молчала, наконец, скривив губы, с размаху пнула лежащий в траве камень.

— Существует человек, который может мне помочь. Кажется, это… ты знаешь, о чем я… Кажется… это не необратимо. Есть шанс. Я еще могу иметь… Понимаешь?

— Понимаю.

— Это очень сложная операция, очень дорогая. Но взамен за золотого дракона… Геральт?

Ведьмак молчал.

— Когда мы висели на мосту, — проговорила чародейка, — ты просил меня кое о чем. Я исполню твою просьбу. Несмотря ни на что.

Ведьмак грустно улыбнулся, указательным пальцем коснулся обсидиановой звезды на шее Йеннифэр.

— Слишком поздно, Йен. Мы уже не висим. Я раздумал. Несмотря ни на что.

Он ожидал самого худшего, клубов огня, молнии, удара в лицо, оскорблений, проклятий. И удивился, видя только сдерживаемую дрожь губ. Йеннифэр медленно отвернулась. Геральт пожалел о сказанном. Ему было стыдно за прорвавшиеся эмоции. Предел возможного, который он переступил, лопнул, словно струна лютни. Он взглянул на Лютика, успел заметить, как трубадур быстро отвернулся, избегая его взгляда.

— Ну так, с проблемами рыцарской чести покончено! — воскликнул уже нацепивший латы Богольт, встав перед Недамиром, все еще сидевшим на камне. — Рыцарская честь все еще валяется там и стонет. — Выражение скуки не покидало лица короля. — Глупо было, милсдарь Гилленстерн, выпускать Эйка в качестве вашего рыцаря и вассала. Я не собираюсь указывать пальцем, но знаю, кому Эйк обязан сломанными ногами. Выходит, мы быстренько, одним махом, отделались от двух проблем. От одного психа, собиравшегося по-идиотски оживлять легенды о смелом рыцаре, в поединке побеждающем дракона, и одного пройдохи, который думал на этом подзаработать. Вы знаете, о ком я говорю, Гилленстерн? Ну и лады. А теперь наш черед. Теперь дракон наш. Теперь мы, рубайлы, прикончим его. Но уже для себя.

— А уговор, Богольт? — процедил канцлер. — Как с уговором?

— В заднице у меня ваш уговор, многоуважаемый Гилленстерн.

— Это кощунство! Это измывательство над королем! — топнул ногой канцлер. — Королем Недамиром…

— Ну что король? Что король-то? — крикнул Богольт, опираясь на огромный двуручный меч. — Может, король желает самолично пойти на дракона? А может, вы, его верный слуга, упихаете в латы свое брюхо и выйдете в поле? Почему бы нет, извольте, мы подождем, ваша милость. У вас был шанс, Гилленстерн. Если бы Эйк прикончил дракона, вы получили бы его целиком, нам не досталось бы ничего, ни единой золотой чешуйки с его хребта. А теперь поздно. Протрите глаза. Некому биться в цветах Каингорна. Второй такой дурень, как Эйк, не сыщется!

— Неправда! — Сапожник Козоед припал к королю, все еще занятому рассматриванием только ему одному ведомой точки на горизонте. — Ваше величество, милсдарь король! Погодите малость, скоро подойдут наши из Голополья! Наплюйте вы на выпендривающихся дворян, гоните их взашей! Увидите, как действуют те, кто силен рукой, а не словами!

— Закрой хайло, — спокойно бросил Богольт, стирая пятнышко ржавчины с нагрудника. — Заткни хайло, хам, не то я заткну тебе его так, что зубы в горле застрянут.

Козоед, видя приближающихся Кеннета и Нищуку, попятился за спины голопольских милиционеров.

— Король! — крикнул Гилленстерн. — Что прикажешь, король?

Гримаса безразличия вдруг сползла с лица Недамира. Несовершеннолетний монарх сморщил веснушчатый нос и встал.

— Что прикажу? — тоненько произнес он. — Наконец-то ты спросил об этом, Гилленстерн, вместо того чтобы решать за меня и говорить за меня и от моего имени. Очень рад. Отныне пусть так и будет. С этой минуты ты будешь молчать, Гилленстерн, и слушать приказы. И вот первый: собирай людей, вели положить на телегу Эйка из Денесле. Мы возвращаемся в Каингорн.

— Ваше…

— Ни слова, Гилленстерн. Госпожа Йеннифэр, благородные господа, я прощаюсь с вами. Я потерял на этой экспедиции немного времени, но и получил многое. Многому научился. Благодарю вас за слова, госпожа Йеннифэр, господин Доррегарай, господин Богольт. И благодарю за молчание, господин Геральт.

— Король, — сказал Гилленстерн. — Как же это? Что же это? Дракон уже вот-вот. Руку протянуть. Король, твоя мечта…

— Моя мечта, — задумчиво повторил Недамир. — У меня ее еще нет. А если я здесь останусь… Может, тогда ее у меня уже не будет никогда.

— А Маллеора? А рука княжны? — не сдавался канцлер, размахивая руками. — А трон? Король, тамошний народ признает тебя…

— В задницу тамошний народ, как любит говорить господин Богольт, — засмеялся Недамир. — Трон Маллеоры и без того мой, потому что у меня в Каингорне триста латников и полторы тысячи пеших против их тысячи зазнавшихся щитников. А признать меня они и без того признают. Я до тех пор буду вешать, сносить головы и волочить по улицам лошадьми, пока меня не признают. А их княжна — это жирная телка, и плевать мне на ее руку, мне нужна только ее… короче, пусть родит наследника, а потом я ее все равно отравлю. Методом мэтра Козоеда. Довольно болтать, Гилленстерн. Приступай к выполнению полученного приказа.