Смейся, Принцесса! - Климова Юлия. Страница 14
– Эдита Павловна потребовала, чтобы я отказался от тебя, – произнес Тим, выпрямился и быстро подошел ко мне.
– А ты?
– Прав я или нет, не знаю, но ты не должна покидать этот дом. Здесь твое будущее.
– А ты? – повторила я вопрос, вытягиваясь вперед, превращаясь в Пизанскую башню, умоляющую поставить хоть какую-нибудь подпорку под ее многострадальную древнюю стену. Требование бабушки меня ничуть не удивило, оно было ожидаемо и естественно, но почему Тим так разговаривает со мной?..
– Я согласился.
Он не мог произнести эти слова, а я, соответственно, не могла их услышать. «Наш разговор окончен, иди в свою комнату. Именно там тебя ждет правда жизни», – фразы Эдиты Павловны зазвенели в ушах и практически оглушили. Я пошатнулась, но не упала.
– Нет…
– На троне всегда должна сидеть королева, – тихо, но четко произнес Тим. – Трон не может оставаться пустым. Ты следующая. Я не вправе лишать тебя будущего. Пойми… Я знал, что придет время, когда нам придется расстаться, просто хотел быть рядом столько, сколько позволит судьба, сколько я буду нужен тебе…
– Но ты мне нужен сейчас! – закричала я, не веря в происходящее. – И завтра, и послезавтра, и целую вечность! Не решай за меня… Прошу, не решай!
– Успокойся. – Тим схватил меня за локти и притянул к себе. – Я лишний человек в твоей жизни. Я виноват и наказан. Господи… Не знаю, как забрать твою боль, как объяснить…
Теперь я уткнулась в его грудь носом и мгновенно вдохнула знакомые, родные, милые, нежные запахи. Я вдохнула все наши встречи, слова, взгляды, улыбки, прикосновения – все, что было между нами. «Я знал, что придет время, когда мы должны будем расстаться…» В легкие ворвался неуправляемый вихрь чувств, в котором все смешивалось, царапало, шумело и стонало. В ушах продолжал звенеть голос Эдиты Павловны, и я сжала зубы, пытаясь прогнать наваждение прочь. Меня обдало ледяным холодом, а к костям потянулась вечная мерзлота.
«Неправда… Так не бывает… Глупо… Только я должна решать… Почему? О чем они все говорят?.. Тим… Он совсем же другой, не как эти…»
– Ты боишься ее? – прошептала я, медленно поднимая голову.
– Нет. Меня, конечно, сошлют куда подальше, но дело не в этом.
– Куда сошлют?
– В Санкт-Петербург.
– Почему?
– Там мой отец.
– Да, помню, ты говорил… – Я отошла в сторону и обхватила себя руками, борясь с подступившими слезами. Теперь мне требовалось расстояние.
Тим глубоко вздохнул, черты его лица заострились, в глазах появилась мучительная скорбь, дающая некоторую надежду. «Маленькая моя Ланье». Душой и телом я принадлежала ему, так зачем же говорить эти слова, зачем сажать меня на жесткий трон Эдиты Павловны, зачем отдавать меня?!
Взгляд Тима – болезненный, тяжелый – прошелся по мне вверх и вниз, точно сфотографировал и плотно запечатал увиденное в конверт. Я сжала кулаки так, что ногти врезались в кожу.
– Говорил, но я не был откровенен до конца… Мой отец работает управляющим филиала Ювелирного дома Ланье в Санкт-Петербурге. У него хорошие отношения с Эдитой Павловной. Были хорошие, – Тим мрачно усмехнулся. – Теперь, наверное, начнутся проблемы. Хотя твоя бабушка ценит моего отца и никогда не смешивает личное и профессиональное.
– Что?.. Управляющий Ювелирного дома Ланье? – На миг я потеряла дар речи и закрыла глаза. – Почему ты не рассказал раньше?
– Думал, ты посмотришь на меня иначе, если узнаешь об этом. И потом, я всегда был независимым и уже очень давно живу исключительно на те средства, которые зарабатываю сам. Я привык находиться в стороне от своей семьи. – Тим помолчал немного. – Эдита Павловна дала мне слово, что не тронет тебя, если я уеду сегодня и не вернусь.
Не тронет? Прилюдная казнь в зале, состоявшаяся минут двадцать назад, видимо, не в счет…
Мне требовалась передышка, хотя бы небольшая. Как получилось, что я неслась в свою комнату изо всех сил, мечтала о счастье, свободе, а теперь… Наш разговор – ошибка, мы не так должны были поговорить!
– Я не хочу оставаться в тюрьме Эдиты Павловны, я уйду вместе с тобой, – в моем голосе прозвучала твердость. – Принцессы, королевы, принцы – это все не для меня, я другая. Мое детство прошло в деревне за тридевять земель отсюда, понимаешь? Я драила полы, стирала, гладила, таскала дрова и полола грядки!
– Именно потому, что ты другая, твое место здесь, – резко произнес Тим и отвернулся от меня. – Я не могу лишить тебя того будущего, которое тебе предназначено, которое ты заслуживаешь, и я вовсе не тот, кто сможет занять рядом с тобой равное место.
– Не верю, что эти слова произносишь ты. Кто угодно, только не ты! – Я еще крепче сжала кулаки. – Вспомни, как нам было хорошо вдвоем… Ты миллион раз смеялся над барахлом, окружающим нас, ты не считал его важным! Разве нет? Ты слушаешь мою бабушку, а нужно слушать собственное сердце!
– Я никогда не смогу забыть тебя! – выдохнул Тим, и гримаса боли исказила его лицо. – Ты для меня значишь гораздо больше, чем тебе сейчас кажется. Я готов убить любого, кто причинит тебе вред! И я слушаю свое сердце, а не Эдиту Павловну. Дело вовсе не в барахле.
Любовь. Мы не произносили этого слова, а теперь оно и не могло сорваться с моих губ. Если бы я сказала еще хоть что-то, мир померк бы окончательно, превратившись в мятую серую бумагу с лохматыми оборванными краями. Разве возможно просить и умолять в данном случае?
Тим отказался от меня.
Потому что я принцесса и будущая королева.
Потому что он тоже считает, что мое место в доме Ланье, он не стирал преграду между нами, считая ее верной и постоянной. Испытывал ли Тим ко мне любовь или это было иное чувство?
Я подошла к кровати, села и безвольно опустила плечи. Он никогда не собирался строить со мной серьезных отношений – вот та правда жизни, которую я вынуждена была постичь. Я – Ланье.
– Ты должна остаться и многое изменить. А я должен уехать.
– Уходи, – сказала я и добавила: – Прощай.
Вот и все, вот и все, вот и все… Немыслимо, невероятно и так быстро… Так кратко! Желая опереться хоть на что-то, я сделала попытку придвинуть ближе друг к другу объяснения и оправдания, но ничего не получилось, фразы рассыпались и расползались в стороны. Я – Ланье, это окончательная и бесповоротная правда жизни, которую, похоже, понимают все, кроме меня.
Тим отказался от меня.
Я не стала смотреть, как он открыл дверь и вышел, – слишком тяжело. Один не выбрал меня, потому что я бедная, другой – потому что богатая. Смешно…
– Ты готов убить любого, кто причинит мне вред, но разве ты не понимаешь, что несколько минут назад сам убил меня?
Не знаю, сколько я просидела неподвижно, глядя в одну точку… Стемнело, никто не приходил, за дверью не раздавались шаги, не слышались голоса, меня даже не беспокоили собственные воспоминания – ни хорошие, ни плохие. Никаких теней и разговоров в голове – пуленепробиваемая тишина, ватная, густая.
«Холодно», – это первое, о чем я подумала, а потом принялась считать позвонки, потому что по ним побежала странная щекочущая боль. Она двигалась сверху вниз и задевала неведомые тонкие нервы, которые почему-то я стала живо представлять. Красная нитка, черная, красная, черная – изогнутые и прямые, похожие на провода… Холод сковал плечи и ноги, я пошевелилась, медленно поднялась, сделала несколько осторожных шагов к прикроватной тумбочке, но колени подогнулись, и я рухнула на пол.
Кажется, я разучилась ходить… Ну и пусть, даже хорошо…
Еще недавно я прижималась к Тиму, а сейчас лицо уткнулось в ковер. Длинный мягкий ворс и запах музейной пыли, несмотря на то, что в доме Ланье убираются каждый день.
– Одиннадцатый час, – с удивлением прошептала я, глядя на часы.
Значит, к ужину меня не позвали. Я представила Эдиту Павловну, Семена Германовича, Кору и Леру, сидящих за длинным овальным столом, и подавила мучительный приступ тошноты. В присутствии этих людей я не смогла бы сейчас даже дышать, не то что есть. О нет, они не будут смотреть на меня пристально и осуждающе, они сделают вид, точно ничего не произошло. Без сомнений, Эдита Павловна уже потребовала молчания от всех членов семьи. Разве в доме Ланье может случиться подобный позор и скандал?