Русский купидон - Майская Саша. Страница 15
— Это той, которая у тебя на крыльце спит?
— Да. Васька. Ужасно смешной…
— И ты можешь с ним беседовать?
— С Васькой? Ой, он все понимает…
— С Сухомлиновым.
Лена опять смешалась.
— Серафима Владимировна, я с ним не то чтобы беседовала, я просто общалась со своим соседом. И вообще, старую вражду давно пора забыть. Мы же не в средневековье, в конце концов! Я даже не помню, из-за чего она началась…
— Из-за земли, из-за чего же еще. И будь осторожна — Сухомлинов сначала окружит тебя своими владениями, а потом отберет у тебя твой дом.
Лена залпом допила чай и сердито отодвинула стакан.
— Серафима, вы меня извините, но это уж прям детектив какой-то! Еще скажите, что он меня задумал соблазнить, чтобы…
Язык она прикусила, но краска бросилась в лицо мгновенно. Серафима и Аглая Кулебякины поджали бесцветные губы совершенно одинаковым образом, после чего Серафима изрекла:
— Дитя, ты не можешь знать всей низости мужского нрава, если ему что-то… не по нраву, прости мой каламбур. Аглая — та счастливо отделалась, но я, я прожила в рабстве всю жизнь! Под пятой, можно сказать, угнетателей. И подари мне Господь сейчас новую жизнь — я прожила бы ее в чистоте и одиночестве, не знаясь с деспотами и мужланами. Заходи почаще и будь осторожна.
Лена Синельникова шла через улицу, шлепая по раскаленному асфальту босыми пятками, и улыбалась своим мыслям.
«Деспоты и мужланы» Серафимы прожили свои жизни под властной пятой своей очаровательной супруги, и вертела она ими, как хотела, а что до Аглаиной чистоты… В Кулебякине каждый знал шикарную легенду о том, из-за чего на самом деле поссорились Лемешев и Козловский. Да-да, именно из-за Аглаи.
На веранде белого домика шел военный совет. Серафима стукнула сухоньким кулачком по столу.
— Влюблена как кошка! Пора писать второе письмо.
— Симка, отстань от них. В самом деле, это для нас все так серьезно — Сухомлиновы, Синельниковы, родовая вражда… Максимка никогда не был похож на папашу, он добрый мальчик. И зачем ему Аленушкин участок?
— Глаша, я и без тебя знаю, что он добрый и что участок ему ни к чему. Но в подобной истории важно не стоять на месте. Если действие замедляется, пиши пропало. Поэтому теперь письмо получит Аленка!
— Но Сима, ты меня извини, как же мы сочиним от лица мужчины? Совершенно иной стиль, другие приоритеты…
Серафима задумчиво выщипывала из веера пух.
— Ты права. Мне еще в тридцать восьмом говорила Ниночка Склярова: мы полдня гробим на выщипывание бровей, а они все равно смотрят только на задницу…
— Серафима!
— Вот что, Глаша. Ты совершенно права — и потому отправляйся в «Кулебяку».
— Зачем?
— За «Плейбоем». Придется изучить дополнительные материалы.
Аглая помолчала, а потом вдруг зашлась тихим кудахчущим смехом. Серафима сердито посмотрела на нее!
— И чего такого смешного я сказала?
— Ох… Симка… Ты хотела сплетен? Ох, не могу…
— Аглая Владимировна, у вас с головой как?
— Хорошо. У меня — хорошо. Ты только представь… Да все на свете сплетни меркнут перед этой: сестры Кулебякины покупают в супермаркете журнал «Плейбой»!
Некоторое время с веранды беленького домика доносилось двойное хихиканье, а потом все стихло.
Часам к четырем жара вернулась с прежней яростью, а вместе с ней вернулись из Москвы и Макс с Тимошкиной. Шум мотора, истерический лай Василия, звонкий смех Туськи, ироничное рокотание Макса — Лена сидела в шезлонге и лениво улыбалась. По телу бродили приятные волны тепла. Возможно, этой ночью она и совершила ошибку, но какую прекрасную ошибку! И ничего не изменилось, ясно? Прикосновение его пальцев осталось таким же нежным, губы — такими же сладкими, а его тело…
Тимошкина заслонила солнце, и Лена приоткрыла один глаз. Туся немедленно закатила глаза.
— О, что это была за пытка — ехать рядом с Сухомлиновым! А когда он на светофоре схватил меня за бедро…
Из-за живой изгороди донеслось укоризненное:
— Наташка, прекрати заливать. Это ведь ты первая начала срывать с меня одежду, а когда я спрятался в милицейском стакане, набросилась на милиционера…
Лена улыбнулась и поднялась с шезлонга, потом повернула голову в сторону изгороди и крикнула:
— Заходи на чай, вероломный!
— Ладно, попозже.
Тимошкина сунула в руки Лене пару пакетов, а также пачку газет и конвертов, вынутых из почтового ящика Синельниковых, и затараторила:
— Я хороший друг, я купила тебе развратный купальник, развратный лифчик и развратные колготки в сеточку, а еще я присмотрела себе пару кофточек, но некоторые брала на глаз, так что не исключено, что их тоже придется отдать тебе. НУ ЧТО, У ВАС ЧТО-НИБУДЬ БЫЛО?!
— Туся, уймись, пошли в дом, там прохладнее.
— Я сейчас расплавлюсь. Пива нет?
— Нет.
— Так бы и говорила, а то «пива нет»…
— Это старый анекдот.
— Зато мой любимый. Задерни занавесочку, я хочу посидеть в одних трусах.
— Откуда такая стыдливость?
— Я же не знала, что поеду с Максом, а не с тобой! Поэтому и надела нормальные хэбэшные трусы в цветочек. Они очень хороши для женского тела, но совершенно неприемлемы для мужских глаз. Сейчас увидишь…
Через пару минут подруги удобно устроились на деревянных скамейках вокруг стола, Туся осушила первый бокал лимонада и испытующе уставилась на Лену. Та вздохнула.
— Ну, короче… Да!
— Ленка!!! Вы переспали?
— О, нет. Спала я потом, одна и как убитая.
— Ох, это плохо.
— Почему опять?
— Мужчина, который уходит после близости, не желая просыпаться в твоей постели, не готов к серьезным отношениям.
— А я и сама к ним не готова. Мне просто было с ним хорошо, вот и все. И я вовсе не рассчитываю на продолжение истории.
— То есть ты не хочешь, чтобы он еще раз тебя…
— Нет!
— Лена!
— Да. Не знаю. Не знаю я, чего хочу. Просто совершенно точно не хочу получить очередной удар поддых и мучиться еще двадцать лет. Господи, откуда столько писем-то…
— Может, с работы? Давай, посмотрю.
— Наверное, от зрительниц. Мне иногда пересылают сюда. Ты прямо распечатывай и читай, а я буду курицу мариновать.
Тимошкина подвинула к себе пачку конвертов, закинула стройные ноги на табурет и принялась проверять корреспонденцию.
— Так, посмотрим… «Уважаемая Ведущая! Ваша прическа не соответствует вашему внутреннему миру…» — в мусор. «Дорогая Елена! Раньше я считал, что готовить скучно и неинтересно, но после ваших передач у меня открылся несомненный дар…» — в пропасть! «Милая Леночка, всей семьей смотрели вашу последнюю передачу и дружно возмущались вашим коллегой, который пошло острил и заслонял сковородку…» Лен, а они в чем-то правы. Никак нельзя твоего Лопухова редуцировать?
— Нельзя, у него папа в совете директоров. И он нормальный парень, просто любит себя, как и все молодые актеры. В пропасть.
— Хорошо, но я считаю, ты и одна бы прекрасно справилась. Так-с, это у нас что? «К чему бы я ни прикасался — я помню только горячий шелк твоей кожи и мед твоей трепещущей плоти…» Оригинально! Это маньяк, наверное. Смотрит тебя в телике и тихо сам с собой…
— Дай сюда!!!
Лена Синельникова уронила курицу в раковину и стремительно выхватила небольшой белый листок из руки Тимошкиной.
«Я не перестаю думать о тебе после этой ночи. К чему бы я ни прикасался, я помню только горячий шелк твоей кожи и мед твоей трепещущей плоти. Тепло твоего дыхания на моей груди. Вкус твоих губ. Запах разметавшихся по подушке волос. Твой тихий стон… Каждый миг этой ночи впечатался в мою память навсегда. Я вспоминаю о том, что уже случилось, и начинаю придумывать, как это случится в следующий раз. Теперь твоя очередь, сладкая. Ты постучишь в мою дверь, и я открою. Я жду тебя. Не заставляй меня ждать слишком долго».
8
Лена молча сунула листок Тимошкиной и обессиленно опустилась на скамейку.