Счастье на тонких ножках - Климова Юлия. Страница 21

Тишина в зале звенела, музыка плыла, но она точно жила совсем в другом измерении, она не касалась происходящего…

– Вы позволите, Анастасия?

Я повернула голову и… И испытала следующий шок. Передо мной стоял тот самый незнакомец, который несколько дней назад «похитил» меня. На нем был безупречный черный смокинг с шелковыми лацканами, белая рубашка и щегольская бабочка, а из нагрудного кармана торчала белоснежная полоска платка. И мужчина, недавно продемонстрировавший мне богатство семьи Ланье, ждал, протянув руку.

– Вы позволите, Анастасия? – повторил он.

А что позволю-то? Нельзя ли попонятнее?.. Я все же из деревни приехала…

В голове у меня образовалась каша, в душе, впрочем, тоже. Я молча вложила руку в его ладонь и улыбнулась (раз по сценарию положено, то мне не жалко).

– Музыку! – крикнул он, и мелодия сначала стала четче, а затем рванула к потолку.

Незнакомец потянул меня за собой, развернул, обнял одной рукой, немного отстранился и заглянул в глаза. О, начинал сбываться следующий кошмар… Я боялась танцев… прилюдных… длинных или коротких… медленных или быстрых…

– Это вальс? – прошептала я.

– Да.

– Я не умею.

– Не торопись и не упадешь, – ответил он ровно.

Позже эти слова не раз спасут меня от разочарования, боли, глупости… Да много от чего. Я впитала их, запомнила накрепко, и в дальнейшем они всплывали именно тогда, когда было нужно. «Не торопись и не упадешь». А если они не всплывали, значит, приходило время набить шишки и сделать выводы…

– Мамочка… – прошептала я, и мы понеслись по залу, кружась, как два листа на ветру.

Наверное, скорость передвижения была нормальной, но мелькали лица, цветы, столики, светильники, и мне казалось, что мы летим с неимоверной быстротой и с минуты на минуту грохнемся на пол или врежемся в пирамиду из бокалов (или же рухнем в фонтан). Но сильные руки держали крепко, и доносилось насмешливое: «Раз, два, три… раз, два, три… раз, два, три…»

Я немного умела вальсировать, дурачились как-то у Лильки на вечеринке, может, поэтому быстро схватила ритм и переставляла ноги довольно сносно. Правда, иногда туфли задевали мыски ботинок моего «похитителя», и в эти мгновения я автоматически зажмуривалась… Вообще-то, происходящее приравнивалось к скандалу, но я об этом не знала.

Когда музыка стихла, незнакомец спокойно, без суеты, повел меня обратно к бабушке. Каждой клеточкой тела я ощущала тяжесть воздуха, она буквально давила на плечи, сжимала горло и оседала в легких. На меня устремились десятки, а может, и сотни взглядов, и что-то было не так… Моя еще детская интуиция отчаянно пророчила катастрофу.

Ну да, я не слишком хорошо танцую, но не трагедия же это… Эдита Павловна, Кора, Нина Филипповна продолжали стоять на тех же местах, и их лица по-прежнему были бледны.

– А почему они на меня так смотрят? – спросила я, не в силах вытерпеть напряжения.

– На то есть причина.

– Какая?

– Удивительная. На тебе сейчас надето ожерелье из изумрудов и бриллиантов, узнав стоимость которого ты бы мгновенно упала в обморок. Пожалуй, поберегу твою нервную систему… Это ожерелье принадлежало Екатерине Великой, и она подарила его одному из своих любовников – английскому послу. Этакая щедрость и благодарность, вместе взятые. Всю историю я рассказывать не буду, просто не успею, как видишь, до твоей многоуважаемой бабушки остались считаные метры… – мой «похититель» усмехнулся и продолжил: – Ожерелье давным-давно является символом Дома Ланье, но около десяти лет назад оно бесследно исчезло. Твоя бабушка отрицала это, но журналисты долго не могли успокоиться и, надо отдать им должное, почти прижали Старуху к стенке… Кстати, откуда оно у тебя?

– Нашла под подушкой, – честно ответила я.

– Неплохо, – вновь усмехнулся он и серьезно добавил: – Вернулась ты, и вернулся символ Дома Ланье. Да, неплохо.

Каждое слово эхом отдавалось в моем уже воспаленном мозгу. Я не знала даже приблизительной стоимости ожерелья, но понимала, что она баснословна! А я хранила его в доме тети Томы, в шкафу, за подкладкой старого осеннего полупальто… Но как оно могло быть таким дорогим, если оно такое простое?.. Вроде простое… Ко мне ожерелье попало чуть больше двух лет назад, а где же оно находилось до этого?.. И кто мне его положил под подушку вместе с маминой фотографией? В тринадцать лет я утешилась тем, что где-то рядом живет человек, знающий моих родителей, хорошо относящийся к ним, теперь же все усложнилось… «Надо вспомнить… надо вспомнить… в тот день я познакомилась с Павлом… его семья была поблизости…» Но здраво мыслить не получалось, я бы действительно упала в обморок, если бы еще минуту терзалась подобными вопросами. «Это стекляшки, стекляшки…» – сказала я себе и встретила на этот раз обжигающий взгляд бабушки.

– Возвращаю вашу внучку в целости и сохранности, – с улыбкой произнес мой «похититель». – Танцует она плохо, зато, как я заметил, хорошо разбирается в украшениях.

Эдита Павловна промолчала. Взяв меня за руку, она поставила меня рядом с собой и наигранно радушно произнесла:

– Прошу всех к столу!

– Правда, он красавчик? – прошипела мне в правое ухо Лера.

– Кто? – прошептала я в ответ.

– Он, дурочка.

– А кто – он?

– Клим Шелаев. Враг нашей семьи. – В голосе Леры было столько удовольствия, что я повернула голову в ее сторону.

– Иди за мной, – скомандовала Эдита Павловна и отпустила мою руку.

Задержавшись, я быстро спросила:

– А почему бабушка зовет его в свой дом?

– У них такие отношения, – пожала плечом Лера. – И потом, она считает, что врагов нужно держать как можно ближе к себе, тогда будешь знать о них больше. И не думай, что он пригласил тебя на вальс, потому что ты писаная красавица. Нет! Ты для него – сопливая тощая дылда, не более того. Это он назло бабушке сделал. Черт, и почему Клим взрослый, почти на пятнадцать лет старше… А я бы хотела…

Дальше я Леру не слушала, впечатления и так переливались через край! Двинувшись вслед за бабушкой, я посмотрела на Шелаева, но, похоже, он наигрался, и моя персона его больше не интересовала. Устроившись за столиком возле фонтана, он улыбался и о чем-то разговаривал с восхитительной брюнеткой в алом платье. Я дотронулась пальцами до изумрудов и бриллиантов и с горечью подумала о том, что скоро у меня отберут ожерелье… Но оно принадлежало маме, а значит, теперь мое. Разве нет? «Ну, почему, почему оно не стоит копейки? Какой бы я могла быть счастливой, если бы оно стоило копейки…»

– После торжества я жду тебя в своей комнате, – промолчав почти двадцать минут, судорожно произнесла Эдита Павловна. Сделав глоток воды, она еле слышно добавила: – Это знак… я поступила правильно…

В комнате я сразу устроилась в углу, то есть шагнула в полутьму и вытянула руки по швам. Так спокойнее. Если бы сейчас мне предстояла «душевная беседа» с тетей Томой, я бы знала к чему готовиться: сначала взрыв гнева, затем водопад брани, затем «заноза, как есть заноза!», потом «постриг», голодовка и тридцать три наказания на мою несчастную голову. И я бы держалась молодцом: помалкивала, немного оправдывалась «для поддержания разговора», а в конце смирилась и принялась бы драить полы, выбивать ковер и таскать дрова. Но Эдита Павловна в дровах не нуждалась, а полы и так блестели…

– Где ты взяла это ожерелье? – остановившись около стола, крепко сжав спинку стула, спросила бабушка.

– Мне его подарили на день рождения.

– Чушь! – выдохнула она, но тут же взяла себя в руки, сдвинула брови и потребовала: – Рассказывай, я хочу знать все.

Значит, дело было так… Влюбилась я в самого лучшего мальчика на свете, пришла домой и…

Я понимала, что бабушка мне, скорее всего, не поверит – дорогущие украшения никто деревенским девочкам под подушки не подкладывает, но врать не имело смысла, да и на ложь в данном случае у меня попросту не хватило бы фантазии. «Ну, мы пошли с классом на экскурсию в местный исторический музей, и там я не удержалась и стащила ожерелье Екатерины Второй и скипетр Ивана Грозного, а еще я хотела прихватить бронзовую пушку, но до двери ее не дотащила… В следующий раз я, конечно, постараюсь взять побольше…» Ничего, кроме правды, я сказать не могла.