Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа. Страница 48

— Рассказывай! — велела она, устраиваясь поудобнее, и я начала сказку о Большом лесном празднике.

Мы чудесно провели эту неделю — Георг, дети и я. Пользуясь хорошей погодой, гуляли и устраивали пикники на скошенных лугах, где новая травка начинала пробиваться сквозь жнивье. Когда нас не могли видеть из замка, я распеленывала малыша, и он свободно болтал голыми ножками в воздухе. Я играла с Екатериной в мяч и в прятки — не очень многообещающая игра на открытом лугу, но она была еще в том возрасте, когда веришь — стоит зажмуриться и накинуть шаль на голову, тебя не найдут. А с Георгом они бегали наперегонки, причем ему чинились все более и более чудовищные помехи — сначала он просто прыгал, потом полз и, наконец, должен был идти на руках, причем я держала его за ноги, чтобы все было честно, и Екатерина могла обогнать его даже на маленьких нетвердых ножках.

Вечером, накануне возвращения ко двору, мне кусок не лез в горло. Я была в отчаянии и никак не могла заставить себя объявить дочери, что уезжаю. Выскользнула на рассвете, как вор, велела няне сказать Екатерине, когда она проснется: «Мама вернется, как только сможет, будь хорошей девочкой, позаботься о Дубке». Я скакала, погрузившись в свое горе, не замечая, что полил дождь, пока в полдень Георг наконец не взмолился:

— Бога ради, давай укроемся от дождя и перекусим.

Мы остановились возле монастыря. Георг спрыгнул на землю, снял меня с седла.

— Так и плакала всю дорогу?

— Наверно. Как подумаю…

— Ну и не думай, пожалуйста.

Один из наших людей позвонил в колокол и объявил стражнику, кто мы такие. Большие ворота распахнулись, Георг повел меня во внутренний двор и дальше по ступенькам в трапезную. Было еще рано, только два монаха ставили на стол оловянные тарелки и кружки для эля или вина.

Георг, прищелкнув пальцами, послал одного из монахов за вином и сунул мне в руки холодный металлический кубок:

— Выпей. И перестань плакать. Мы вечером будем при дворе, нельзя появиться в таком виде — бледной, с покрасневшими глазами. Тебя больше никогда не отпустят, если подурнеешь после поездки. Ты не та женщина, которая может делать все, что ей угодно.

— Покажи мне женщину, которая может делать все, что ей угодно, — пылко возмутилась я.

Это вызвало у него смех.

— Ты права, нет таких женщин. Остается радоваться, что мы с малышом Генрихом — мужчины.

Мы поспели в Виндзор только к вечеру и застали двор накануне отъезда. Даже у Анны не нашлось для меня времени в суете сборов. Но я успела заметить два новых платья, прежде чем они исчезли в сундуке.

— Откуда это у тебя?

— Подарок короля, — коротко бросила она.

Я молча кивнула. Анна криво улыбнулась и уложила два чепца. Я заметила, и она, несомненно, увидела, что я заметила — по крайней мере один из них весь расшит жемчугом. Присев на скамью под окном, я наблюдала, как она кладет сверху накидку и зовет горничную перевязать сундук. Девушка вошла, за ней слуга, чтобы вынести сундук.

Наконец Анна обернулась ко мне.

— Ну и что это значит? — спросила я. — Новые платья?

Она сложила руки за спиной, скромная, как примерная ученица:

— Он ухаживает за мной. Открыто.

— Анна, он мой любовник.

Она лениво пожала плечами:

— Тебя же здесь не было. Ты отправилась в Гевер, предпочла детей. Ты оказалась недостаточно, — она запнулась, — горяча.

— А ты достаточно?

Она улыбнулась чему-то понятному только ей.

— Этим летом в воздухе разлит какой-то жар.

Я стиснула зубы.

— Предполагалось, что ты будешь напоминать обо мне, а не сбивать его с толку.

Она снова пожала плечами:

— Мужчину легче привлечь, чем оттолкнуть.

— Интересно знать, — начала я. Хорошо бы слова стали кинжалами, метнуть бы их прямо в ее самодовольную рожу. — Если судить по подаркам, ты в самом деле привлекла его внимание. Ты фаворитка короля.

Она кивнула. Точь-в-точь как довольная кошка, душный аромат похоти, казалось, висел в воздухе.

— Понятно, тебе наплевать, что он мой признанный любовник.

— Мне велели, — нагло ответила Анна.

— Тебе же не велели вытеснять меня!

Пожала плечами, на вид — сама невинность.

— Что я могу поделать, если он мечтает обо мне? — произнесла кротко. — Двор полон мужчин, мечтающих о том же. Разве я их поощряю? Нет.

— Ты же со мной говоришь, не забудь. Не с одним из твоих идиотов. Я-то знаю, ты поощряешь всех подряд.

Опять эта ее вкрадчивая улыбка.

— Чего ты добиваешься, сестренка? Хочешь стать его любовницей? Вытеснить меня?

Внезапно выражение самодовольства ушло с ее лица. Казалось, она глубоко задумалась.

— Может, и так. Но тут есть риск.

— Какой риск?

— Если он меня добьется, может потерять интерес. Его трудно удержать.

— Мне — не так уж трудно. — Очко в мою пользу.

— Да чего ты добилась? Он выдал Бесси Блаунт замуж, когда все было кончено. И что она выиграла?

Я до крови прикусила язык.

— Если ты так думаешь, Анна…

— Я смогла бы его удержать до тех пор, пока он не поймет — я не Бесси Блаунт и не Мария Болейн. Я — птица другого полета. Если бы удержать его, пока он не догадается сделать мне одно предложение, великое предложение…

— Если ты о Генрихе Перси, так его не вернуть. Король на это никогда не пойдет.

В два прыжка она перемахнула комнату и схватила меня за руки, так что ногти вонзились в кожу.

— Не смей упоминать его имя, — прошипела она. — Никогда.

Я вырвалась и сгребла ее за плечи.

— Буду говорить все, что заблагорассудится. Ты же болтаешь все, что хочешь. Ты отвратительна, Анна. Потеряла свою истинную любовь и теперь хочешь отнять чужую. Ты всегда зарилась на мое, только потому что это мое.

Она вывернулась из-под моих рук и рывком распахнула дверь:

— Убирайся!

— Ты можешь идти, — поправила я. — Не забудь, это моя комната.

Минуту мы стояли и смотрели друг на друга как два упрямых барана. Нас переполняли взаимные обиды и куда более темные чувства, извечные чувства сестер — в мире нет места для обоих. Любая ссора — не на жизнь, а на смерть.

Я отступила первая:

— Все-таки мы на одной стороне.

Анна захлопнула дверь:

— И это наша общая комната.

Теперь все ясно. С самого детства нас мучил вопрос — какая из сестер Болейн лучше, и сейчас наше девическое соперничество разыгрывалось на величайшей сцене страны. К концу лета одна из нас будет любовницей короля, а другая — ее служанкой, помощницей, а может, и шутом.

У меня не было никаких шансов на победу. Можно строить планы, но что поделаешь без союзников, без сил. Никто из родни не видит вреда в том, что король держит меня в объятьях ночью, а ее — днем. Идеальная ситуация: умная сестра — компаньон и советчик, плодовитая сестра — любовница.

Лишь я знала, чего ей это стоит. Вечером, после танцев и смеха, непрерывного внимания двора, она садилась перед зеркалом, стягивая чепец, и я видела — она изнурена, измучена до предела.

Георг частенько заходил к нам в комнату, приносил по стакану портвейна. Мы укладывали Анну в постель, натягивали до подбородка простыню. Она медленно опустошала стакан, и на ее лицо постепенно возвращался румянец.

— Бог знает, куда это приведет, — шепнул мне однажды Георг, когда Анна заснула. — Она вскружила голову королю, свела с ума весь двор. На что она надеется?

Анна пошевелилась во сне.

— Ш-ш-ш. — Я задернула занавески вокруг кровати. — Не разбуди ее. Я больше не в силах ее выносить, честное слово.

— Так плохо? — Георг подмигнул.

— Она заняла мое место.

— Бедняжка!

Я отвернулась.

— Она отнимает все, что у меня есть. — Голос у меня дрожит от обиды.

— Но ты не любишь его так сильно, как прежде, правда?

— Это не значит, что я уступлю Анне.

Георг обнял меня за талию, довел до двери, рука лениво покоится на моем бедре. Пылко поцеловал прямо в губы.

— Ты же у нас самая сладкая.