Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа. Страница 49

Я улыбнулась:

— Конечно, как женщина, я лучше. Она просто честолюбивая ледышка. Лучше увидит тебя на виселице, чем умерит свое честолюбие. А я люблю короля ради него самого. Но Анна ослепила его, ослепила весь двор, даже тебя.

— Только не меня, — мягко возразил брат.

— Дядя любит ее больше. — В голосе у меня опять звучит обида.

— Дядя никого не любит. Но ему интересно, как далеко она может зайти.

— Всем интересно. И какую цену ей придется заплатить. Особенно если платить буду я.

— Непростую игру она ведет, — согласился Георг.

— Ненавижу ее! Приятно будет посмотреть, как она лопнет от тщеславия.

Двор намеревался посетить принцессу Марию в замке Ладлоу, и все лето мы двигались в западном направлении. Принцессе только десять, а учат ее как взрослую. Девочке дают образование в суровой официальной манере, принятой при испанском дворе. В Уэльсе при ней священник, несколько учителей, дама-компаньонка, собственный двор — ведь она принцесса Уэльская. Мы ожидали увидеть полную достоинства маленькую хозяйку, девушку, почти ставшую женщиной.

Но увидели мы совсем другое.

Она появилась в главной зале, когда король сидел за обедом, ей предстояло нелегкое испытание — пройти от двери до главного стола под множеством устремленных на нее взглядов. Такая маленькая, как шестилетняя, крошечная куколка, темные волосы выбиваются из-под чепчика, печальное бледное личико. Так же изящна, как ее мать когда-то, когда только приехала в Англию, но еще совсем ребенок.

Король нежно приветствовал дочь, но я видела его разочарование. Он надеялся, что девочка выросла, расцвела, что через год ее можно будет выдать замуж, а года через два-три ждать детей. Ничего подобного — перед ним всего лишь дитя — бледное, худенькое, застенчивое дитя.

Он поцеловал дочь, усадил справа от себя за главным столом. Она видела — все взгляды устремлены на нее, и почти ничего не ела, совсем ничего не пила. Если король с ней заговаривал, отвечала односложно и шепотом. Несомненно, она прекрасно образованна, учителя один за другим уверяли короля, что принцесса говорит по-гречески и по-латыни, складывает числа в уме, знает географию Уэльса и всей страны, легко и грациозно танцует. Но она отнюдь не производит впечатления крепкой, полной сил, способной иметь детей. Казалось — она просто тихонько угаснет, умрет от ничтожной простуды. И это единственная наследница трона, недостаточно сильная, чтобы удержать скипетр.

Георг зашел за мной поздно вечером, предупредил — король в ужасном настроении.

Анна пошевелилась в постели:

— Не в восторге от своей маленькой карлицы?

— Просто поразительно, Анна, даже во сне ты источаешь яд. Собирайся, Мария, не заставляй его ждать.

Генрих стоял у огня, ногой подталкивал полено в самый жар. Едва взглянул на меня, властно протянул руку, и я поспешила в его объятия.

— Какой удар, — шепнул он. — Думал, она выросла и уже почти женщина. Думал выдать ее за Франциска, может даже за его сына, скрепить наш союз с Францией. А девчонка никуда не годится. Зачем нужна дочь, которую нельзя выдать замуж?

Замолчал, отвернулся, сердито зашагал по комнате. На столе после неоконченной игры валялись рубашкой вверх карты. Резким движением король смахнул карты, опрокинув при этом стол. В ответ на шум раздался голос стражника из-за двери:

— Ваше величество?

— Оставь меня в покое! — зарычал король. Повернулся ко мне. — Почему Бог посылает мне все это? За что? Сына нет, а дочь — дунь на нее, улетит. Нет наследника. Кто останется после меня? Почему Бог так жесток ко мне?

Я только молча качнула головой, не понимая, чего он хочет.

— Виновата королева, вот что ты думаешь? Вот что все думают?

Не понимая, соглашаться или возражать, я осторожно следила за ним, не говоря ни слова.

— Все этот проклятый брак. Не надо было мне жениться. И отец был против. Говорил, пусть останется в Англии как вдовствующая принцесса, под нашей опекой. А я думал… мечтал… — Он запнулся, не хотел вспоминать, как глубоко и преданно любил ее тогда. — Папа дал нам разрешение, но это было ошибкой. Нельзя идти против слова Божия.

Я кивнула с серьезным видом.

— Совершенно очевидно, нельзя брать в жены вдову брата. Ее бесплодие — проклятие Господне. Не было благословения этому лживому союзу. Какой уже год Господь отворачивает лицо Свое от меня, надо было раньше заметить. Королева — не моя жена, она жена Артура. [20]

— Но ведь брак не был осуществлен…

— Какая разница? К тому же он был осуществлен.

Я только кивнула.

— Пойдем спать, — устало сказал Генрих. — Не могу больше этого выносить. Хочу освободиться от греха. Нужно сказать королеве, что я оставляю ее. Я должен очиститься от чудовищного греха.

Покорно пошла к постели, сбрасывая плащ с плеч. Откинула простыни, легла. Генрих упал на колени в ногах кровати и стал горячо молиться. Я вслушивалась в его бормотание и вдруг поняла, что тоже молюсь — одна слабая женщина молится за другую. Я возносила молитву за королеву теперь, когда самый могущественный человек в Англии винил ее за то, что она ввела его в смертный грех.

Осень 1526

Мы вернулись в Лондон. Даже Гринвич, один из любимейших замков короля, не рассеял его мрачного настроения. Генрих проводил много времени с церковниками и советниками, поговаривали — он пишет новую книгу, еще один богословский трактат. Но я-то знала, в чем дело, — ночи напролет, пока он читал и писал, я сидела рядом. Король мучительно пытался понять, в чем состоит Божья воля: подобает ли жениться на вдове брата и тем самым позаботиться о ней, или надо отослать вдову брата прочь, ведь посмотреть на нее с вожделением — оскорбить брата. Но Бог не давал определенного ответа. В одном месте в Библии говорилось одно, в другом — другое. Чему же следовать? Такое решение под силу только целой коллегии богословов.

По-моему, очевидно — надо женится на вдове брата, тогда дети получат хорошее воспитание, а достойная женщина будет окружена заботой. Благодарение Господу, я не рискнула высказать свое мнение на вечерних совещаниях. Там дискутировали по-гречески и по-латыни, читали тексты в подлиннике, изучали мнение отцов церкви. Одно их явно не интересовало — что думает совершенно обыкновенная женщина с капелькой здравого смысла.

Я ничем не помогла королю, да и не могла помочь. Анна — вот кто ему был нужен. Ее быстрый ум, способность перевести путаный клубок богословских рассуждений в шутку, рассмешить его именно тогда, когда он ломает голову над этими проблемами.

Они гуляли под ручку каждый день, головы склонены друг к другу — то ли заговорщики, то ли любовники, но если помедлить возле них, услышишь:

— Но Апостол Павел ясно высказался по этому вопросу, — говорит Анна.

— Думаете, он имеет в виду именно это? А я полагаю, он отсылает к другому отрывку, — возражает Генрих.

Мы с Георгом тащимся за ними, как покладистые компаньоны, и наблюдаем — Анна то сжимает руку короля, убеждая в своей правоте, то отрицательно качает головой.

— Почему бы просто не бросить королеву? — спросил Георг. — Ни один двор в Европе его не осудит. Все знают, как он мечтает о сыне.

— Король любит быть о себе хорошего мнения. — Я увидела, как Анна повернула голову, услышала ее звенящий смех. — Не может позволить себе оставить женщину только потому, что она постарела. Значит, надо убедиться — на то Божья воля. Найти причину поважнее, чем собственное желание.

— Будь я королем, как он, я бы уж следовал своим желаниям, не беспокоясь, есть на то Божья воля или нет! — воскликнул Георг.

— Ты же цепкий, жадный Болейн. А он король и хочет поступать правильно. Не может решиться, пока не поймет — Бог на его стороне.

— Уж Анна ему поможет, — зло заметил Георг.

— Какой совестливый советник нашелся, — съязвила я. — В ее руках его бессмертная душа в безопасности.