Ученик ученика - Корн Владимир Алексеевич. Страница 68

Надо будет у Крижона поинтересоваться, что же они в них привезли. Да и древесина, пошедшая на изготовление тары, интересная, отливающая чернотой и с красными прожилками, как у гранита. Я и не видел такой никогда.

Проходя уже мимо следующего судна, с виду самого обычного, я заприметил трех стражников, явно проявляющих ко мне интерес. И с чего бы это? Нет у меня за душой ничего такого, что могло бы их заинтересовать, ну разве что пара десятков жмуриков, какая чепуха. Все они были людьми, которые вели насквозь неправедный образ жизни. Так что мне еще значок «Отличник имперской стражи» положен, по меньшей мере, второй степени.

А что еще они могли бы мне предъявить? Неуважительное отношение к дворянству? Но откуда им об этом знать? Не иначе как ориентировка на меня пришла, с голубиной почтой.

Когда я поравнялся со стражниками, один из них преградил мне дубинкой путь. Стража по всей Империи обмундирована одинаково, и вооружение тоже не отличается разнообразием. Короткий палаш и дубинка почти метровой длины, украшенная металлическими кольцами с обоих торцов. У старших патрулей еще и пистоль имеется.

Естественно, я остановился. И даже поднял руки с растопыренными пальцами, дружелюбно скалясь. Нет за мной ничего такого, за что можно было бы бояться. В вашем Кергенте я и подавно не успел наследить. А вот серебряный конт есть, пусть и не надраенный до блеска. Но и расценки у вас не столичные, и такого за глаза хватит.

– По-моему, это не он, – сказал самый длинный из них, стоявший впереди меня. – Тот и толще будет, и усы у него с бородой.

– Он, он это, – раздался за спиной голос другого стражника. – Просто побрился и похудел. – Следом раздался смешок человека, произнесшего эту фразу.

Правый бок ожгло жгучей болью, и ноги сами по себе стали стремительно подгибаться. Меня поймали еще на лету, подхватив под обе руки. Из-за боли было трудно дышать. Я судорожно пытался загнать воздух в легкие, а он все время застревал на полпути.

– За что ты его так? – поинтересовался кто-то из них у человека, ударившего меня исподтишка.

– А ни за что, – беспечно ответил тот. – Мне его походка не понравилась.

Я немного перевел дух и смог разглядеть стоявшего немного поодаль стражника. Это был квадратный мужик с не менее квадратной челюстью. Он любопытно разглядывал меня.

Мне было очень, очень плохо. А главное, непонятно за что.

«А просто так, – словно говорил его взгляд. – Просто мне так нравится. Могу еще добавить, хочешь?»

Я хочу только одного: чтобы боль отпустила хоть на минуту.

Второго удара не последовало. Его напарник, видимо самый старший из троицы, строго окрикнул его. За то время, что я приходил в себя, у меня не стало пояса. Взамен я получил кусок пеньковой веревки, стянувшей запястья.

Черт, ну почему все так не вовремя. Хотя разве кто-нибудь когда-нибудь получал удар в печень такой силы вовремя? Мне и бежать пытаться нельзя – они видели, откуда я пришел. Неизвестно, что тогда будет. Там Жюстин, который и здесь скрывается, иначе он не просил бы меня достать именно крытую повозку. Значит, у него есть на то причины. Значит, попытаться убежать сейчас – это привлечь к нему внимание.

Ничего, сейчас мы разберемся, и все образумится. Подумаешь, Жюстин будет ждать меня на час-другой дольше. Ведь я действительно ни в чем не виноват.

Глава 9

Две столовые ложки сахара

Шли мы со стражниками недолго, и все время в гору. Городок был расположен на склоне бегущего к реке берега и огражден крепостной стеной, пусть и не очень высокой. Приграничье как-никак, и соседи не очень спокойные.

Я рассчитывал, что вскоре предстану перед лицом местного начальства, но вышло совсем по-другому. Мы вошли в здание городской стражи, прошли по длинному коридору, спустились на несколько ступеней вниз, снова прошли по коридору.

Мне развязали руки и похлопали по бокам в поисках запрещенных предметов. Затем дверь узилища со скрежетом растворилась, и, получив дополнительное ускорение, я влетел в камеру.

Наверное, тот, кто ускорял меня при входе, рассчитывал, что я растянусь на полу. Нет, такого удовольствия мне удалось его лишить. У меня получилось приземлиться перекатом и вскочить на ноги, чтобы тут же присесть на корточки и схватиться за правый бок. Больно.

Дверь захлопнулась, звякнул засов, что-то проскрежетало, и я окончательно оказался там, где мечтал оказаться меньше всего на свете.

Да уж. В родной мне стороне Бог миловал от подобных приключений, так на тебе, здесь повезло. Смешно? Нет, совсем не смешно. Да и слишком уж быстро развивались события.

Со второй попытки мне удалось выпрямиться во весь рост. Комнату, где я очутился, трудно было назвать тюремной камерой, по крайней мере, выглядела она совсем не так, как я ее представлял.

Это было большое помещение безо всякого намека на мебель, с решетками на окнах и высокими сводчатыми потолками. Я увидел около тридцати лежащих, сидящих и бесцельно бродящих людей. И ощутил невообразимую вонь от немытых тел, гнилой соломы, отхожего места в виде дыры в полу в дальнем от дверей углу камеры. Словно все мыслимые и немыслимые миазмы, имеющиеся в мире, собрались здесь на дружескую встречу и с тех пор не могут расстаться уже много-много лет.

Пройдет немного времени, и вонь не станет такой острой, я привыкну к ней, и она притупится. В награду за это этим чудным запахом пропитается вся моя одежда, и я стану похож вон на того мужика с всклокоченной бородой и волосами, свисающими сосульками с грязного лба. Он безучастно смотрел на меня и то и дело яростно скреб тело под рубахой.

Еще и часа не прошло с тех пор, как я разговаривал с Жюстином, наследным принцем не самого маленького государства. И что теперь? А главное, за что? И еще очень болит в боку. Болит так, что хочется упасть прямо на грязный вонючий пол и выть не переставая.

Обращаясь ко всем, я поздоровался. Я слышал, что у нас так принято. Здесь, наверное, тоже. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Пусть будет так.

Потом я прошел к стене, той, что с окнами, и уселся на корточки. Долго я так сидеть не смогу, для этого нужен опыт, которого у меня нет. Но улечься на пол, покрытый тонким слоем грязной гнилой соломы, я не могу еще больше. Я мечтал о том, что сейчас проскрежещет дверь, меня вызовут к местному начальству и все образуется. Ага, сейчас!

Вечером давали что-то теплое, должно быть местный чай, с куском хлеба, больше похожим на брусок глины. Но кружки у меня не было, да и пробовать этот суррогат было выше моих сил.

Время от времени по камере проходила троица людей: один впереди и двое на шаг позади него. Они абсолютно не беспокоились о том, что могут наступить кому-то на ноги или даже на голову, и люди поспешно отползали в сторону, давая им дорогу. Тот, что шел впереди, был по-настоящему огромен. Сначала я даже подумал, что это Брой. Но нет, это был не он. Брой производил впечатление неглупого мужика. А этот больше напоминал опоенного быка. Два его спутника выглядели не так внушительно, но поглядывали на всех весьма дерзко, словно пытаясь нарваться на несогласный взгляд. При раздаче хлеба они отломили у каждого часть пайки.

Троица подошла ко мне и некоторое время молча рассматривала. Я же сидел с самым индифферентным видом, старательно их не замечая. Одному из них приглянулась моя рубаха. Нет, он не потребовал снять ее немедленно, но не думаю, что мне осталось долго ее носить.

Всю ночь я мечтал о сахаре, всего лишь о двух столовых ложках сахарного песка. Всего две ложки, и мне станет намного легче, боль уйдет, обязательно уйдет. В сахаре глюкоза, я не представляю механизм ее воздействия на клетки печени, но боль проходит, проходит всегда. Я еще не пробовал на себе этот способ, не было необходимости, но свято верил в него, особенно сейчас.

Под руку попался небольшой камешек, затем еще один. Ого, там, где стена встречается с полом, их целая россыпь. Наверное, камень, из которого делали кладку, крошится.