Ученик ученика - Корн Владимир Алексеевич. Страница 69

Всего час с многочисленными перерывами я потратил на то, чтобы оторвать подол рубахи. Рубашка была новая, и я надел ее первый раз перед тем, как сойти на берег. Это было мое единственное приобретение в Крунстрилье. У рубахи замечательный малиновый цвет, красивая плотная ткань с отливом и большой, весь покрытый вышивкой ворот. Черта с два ее получит тот, с длинным носом и бледной рожей. А мне и без подола сойдет, просто теперь я ее в штаны заправлю.

Ночь прошла тяжело. Досаждала боль в правом боку, люди, спящие вокруг, только и делали, что храпели, бормотали во сне и выпускали газы. Проворочавшись почти до рассвета, смирившись наконец с грязным полом, я подгреб под себя кучку соломы и умудрился уснуть.

Утро встретило прохладным ветерком, врывающимся через зарешеченные окна, уже почти привычной болью, проклятиями и стонами просыпающихся людей и первым знакомством в новом для меня мире.

Завтрак представлял собой точную копию ужина, разве что к нему добавился небольшой горшок с чем-то жидким и тягучим, в который люди по очереди окунали свой хлеб. Правда, сначала тот самый опоенный бык отделил от этого хлеба ровно столько, сколько счел необходимым.

Есть не хотелось, а вот пить да, в горле совсем пересохло. Видимо, здесь у каждого своя посуда, но мне-то ее где взять? И что мне теперь, руки ковшиком подставлять?

Выручил меня сосед по ночлегу, шустрый паренек, которому вряд ли минуло семнадцать. Еще вечером я заметил, что он разглядывает меня, и все ждал, что он подойдет пообщаться. Но нет, видимо, он решил отложить это дело до утра. Он и предложил мне глиняную кружку, довольно чистую и сильно щербатую по краям. Я отблагодарил парня, отдав ему свой хлеб, вернее, ту часть, которая от него осталась в результате уже привычной для всех остальных процедуры. Не было никакого желания жевать эту глину, обмакивая ее в горшок, в котором поочередно побывали пальцы всех здешних обитателей.

После этого мы долго разговаривали с пареньком почти шепотом. Кричать здесь было не принято, тем более Горген, так, оказывается, звали человека, габариты которого равнялись уже упомянутому мной животному, после завтрака решил немного вздремнуть.

Мой новый знакомый, Сориус, именно так он представился, оказался весьма разговорчивым собеседником с живым умом и острым языком. Он охарактеризовал каждого, кто попался ему на глаза. И характеристики эти были краткими, емкими и по существу.

Паренек вкратце рассказал историю своей жизни, и не было в ней ничего такого, чему можно было бы позавидовать. Своего отца Сориус не знал, мать занималась древнейшей профессией, рос он на улице среди таких же бедолаг, как и он сам. Сюда попал в результате облавы на местном рынке, в тот самый момент, когда пытался увести лошадь, оставленную на несколько минут без присмотра раззявой-хозяином.

Затем Сориус поинтересовался, правда ли, что я тот самый Дрегер. Мне не пришлось врать, чтобы ответить, что я не Дрегер и понятия не имею, кто это такой. Сориус поведал, что Дрегер в этих местах – личность довольно знаменитая. Мой таинственный двойник оказался жестоким бандитом. Это известие отчего-то не принесло мне особого удовольствия: стремлюсь к дворянству, а меня за бандита принимают. Хотя встречал я нескольких дворян, если бы не шпага, ни за что бы от грабителей не отличить.

Сориус посвятил меня в реалии местной тюремной жизни. Люди в этой темнице надолго не задерживаются, месяц-два, редко больше. Хотя был один дед, который пребывал тут уже год. Вероятней всего, о нем просто позабыли, а сам он не спешил о себе напоминать, потому что идти ему некуда, здесь же и стол, и кров.

Да уж, такое и в моем мире бывает.

Имперское правосудие достаточно скорое на расправу. И наказаний у него хватает. Тут и рудники, и каторга, кто бы мне объяснил, в чем между ними различие. Естественно, веревка с петлей как самое радикальное средство борьбы с преступностью. Имеются и телесные наказания, совсем уж за мелкие прегрешения.

Я же попал сюда по подозрению в дрегерстве. То есть меня приняли за того самого Дрегера. Вот только объяснить в ближайшее время, что произошла ошибка, мне не удастся – в городе сейчас проходит ярмарка по случаю государственного праздника. Когда-то в этот день на престол вступил первый из Крондейлов, предок правящей сейчас династии, так что теперь вся Империя три дня гуляет.

Получается, что я попал, по крайней мере, на ближайшие три дня. Потом, я очень на это надеюсь, все выяснится. В конце-то концов, не захотят же они мне пришить чужое дело, да еще такое серьезное, от которого попахивает прочной веревкой с надежной петлей. И вообще, это произвол какой-то – хватать на улице добропорядочных граждан, очень больно бить их в печень и отправлять в кутузку на неопределенный срок.

Так, с этим все ясно. Следующий вопрос: что за птица этот Горген? Оказалось, что к городскому криминалитету Горген не имеет никакого отношения, но слухи о нем ходили самые страшные. И руки у него по локоть в крови, это доподлинно известно. Самое главное, не чтит он местных авторитетов, отморозок, одним словом. Может быть, и есть кто за ним, но только не в воровской общине Кергента. В камере он объявился пару недель назад, собрал вокруг себя несколько таких же, как и он, беспредельщиков и теперь делал то, что считал нужным.

Ну что же, вопросов больше нет. Распорядок дня узнавать глупо, кроме трехразового питания, никаких других событий не происходит. Занимайся чем хочешь и жди, пока решат твою судьбу. На работу отсюда никого не водят, да и какая может быть работа? Есть в этом подвале и еще парочка подобных помещений, там примерно такая же картина, как и здесь.

Здесь даже стуимы оказались, целых два или две, не знаю, как будет правильно. На местном жаргоне так называют… понятно кого. Словом, все как у людей далекого будущего.

Вообще-то это здание совсем недавно городской страже перешло, и пары лет с той поры не минуло. Раньше здесь городской арсенал находился. Понятно теперь, почему здесь такие высокие потолки, для тюремных камер их бы такими делать не стали.

Ну надеюсь, недолго мне здесь чалиться. При этих мыслях я даже улыбнулся. Местной феней нужно овладевать, раз уж «счастливая» возможность появилась, а не родной пользоваться.

Вот только сложилось все по-иному. Время было к обеду, и я уже тщательно отмыл миску, найденную мне деятельным Сориусом, с помощью лоскута от своей рубахи, когда меня позвали к Горгену. Сейчас смотрящий по хате определит мое место в табели о рангах, словом, произойдет то, о чем я не раз слышал или читал, пусть и в своем мире. На многое я не претендую, проживу, сколько получится, мужиком, и дел всего.

Горген с царственным выражением лица сидел на куче соломы, не менее грязной, чем он сам. Присесть мне не предложили, да я и не настаивал: сомнительное удовольствие сидеть на грязном полу, пусть и в компании такого значимого человека. Справа от него расположился крепыш со шрамом на лбу, делавшим его лицо еще более страшным, чем оно было от природы. А природа, надо сказать, в этом смысле не поскупилась. Слева находился тот, кому понравилась моя рубаха.

Сам Горген подкреплялся перед обедом окороком и не обращал на меня никакого внимания до тех пор, пока не закончил обгладывать кость. Я же стоял и ждал. Сытно отрыгнув, он заметил:

– Ты не Дрегер.

Я поднял руки с открытыми ладонями. Самый миролюбивый жест из всех, что можно применить в подобных случаях:

– Я даже никогда его не видел.

Нет, ну до чего же он здоров! Если бы я не встречал до этого Броя, то посчитал бы Горгена самым большим человеком, которого мне когда-либо довелось увидеть. А так всего лишь второе место.

– Ты должен мне денег, – вновь подал свой голос серебряный медалист.

– У меня нет денег, и взять мне их неоткуда. – И я снова поднял обе руки.

– Ты должен был спросить, сколько именно.

Нет, это явный беспредел. Ты меня еще на счетчик поставь. У меня действительно нет ни медного гроша, все, что были, остались в поясе. Хотя… там уж они точно не остались.