Ученик ученика - Корн Владимир Алексеевич. Страница 75

Первым делом целительница вылечила Горднера от застарелой раны на левом плече, которая никак не хотела затягиваться, периодически вскрываясь и кровоточа. Уж не знаю, что она прикладывала к ней, но я смог убедиться, что Горднер, как и все остальные люди, и ругаться умеет, и лицо морщить. Последнее меня особенно удивило, привык я уже к его холодной маске.

Вылечила и Тибора – в последнее время его после каждого приема пищи тошнить начинало. Первые два дня лечения он бледный ходил и постоянно отплевывался. Оно и понятно: один вид того, чем Верина его пичкала, вызывал желание сплюнуть.

Меня она тоже лечить пыталась, но я отказался, да еще и посмеялся при этом. Проблемы с головой не лечатся. Каким родился, таким и умру. Она сильно и не настаивала. Верину вообще трудно понять, когда она серьезно говорит, а когда язвит или шутит. Попросил я ее лучше Крижона вылечить, в смысле избавить его от пагубной тяги, всю жизнь ему калечащей. От игровой зависимости, в общем.

Такое даже у нас не лечат, легче пересадку сердца сделать. Но Крижон этой идеей загорелся. Вот тут-то самое интересное и началось.

Дело было в одной деревеньке, где мы остановились на ночлег. Увела Верина Крижона в пустой сарай, посадила на чурбан и велела глаза закрыть. Мы все по очереди ходили смотреть через щелку в стенке сарая. Потом с трудом на коленях отползали, зажимая рот двумя руками, чтобы не рассмеяться. Да где уж тут удержишься?

Сидит Крижон на чурбаке, все лицо чем-то черным изрисовано, руки в стороны развел и пальцы растопырил. Что самое интересное, когда он глаза закрывает, рот у него открывается во всю ширь. Глаза открывает, пасть захлопывается. И так много-много раз.

Верина стояла позади него, положив руки на плечи, уперев подушечки больших пальцев в затылок, и что-то шептала. Когда знахарке надоело слушать наш едва сдерживаемый смех, доносящийся к ней через тонкую стенку сарая, она заявила, что, если еще хоть кто-нибудь подойдет к сараю ближе чем на десять шагов, может сразу поставить на себе как на мужчине крест. Желающих проверить почему-то не нашлось, все поверили ей на слово.

После сеанса она сказала, что Крижону нужно постелить здесь же, в сарае, и до утра не беспокоить. Я помог Лиойе проводить бабушку до того места, где они устроились на ночлег. Верину заметно шатало, видимо, лечение отняло у нее немало сил.

А Крижону помогло, честное слово. Все же вокруг добренькие такие, первое время предложениями допекали сыграть кон, другой. Он всегда отказывался. Да еще все спокойно так воспринимал. Как человек, который только что вкусно и сытно отобедал и которому предлагают отведать пустую кашу, не слишком аппетитную на вид.

И еще он смастерил из костей что-то вроде амулета: просверлил кости и на шею повесил, вроде как на удачу. Правда, на какую именно, никого посвящать не стал.

Мы постепенно продвигались вперед. Дорога, по которой мы сейчас ехали, больше всего походила на проселочную. Вроде бы тракт постепенно приводили в порядок, но такими темпами мостить его будут явно несколько столетий. Как раз до изобретения битумной смолы. А вот в другом месте, по направлению к Коллейну, как сказал Горднер, работы ведутся не в пример активнее. Людей там согнали – не продохнуть. И вольнонаемных, и каторжников.

В последнее время было очень заметно, что Лиойе хочется выговориться, рассказать о своих сомнениях и тревогах. Ну и с кем ей можно поговорить? Верина лишь гладила ее по голове и обещала, что все будет хорошо. Да она и сама не представляла, что ждет их впереди. Поэтому как-то само собой вышло так, что собеседником оказался я.

И девочка разговорилась. Ей было страшно, потому что она не знала, как ей дальше себя вести. И что ей можно было ответить? Не хочется даже думать об этом, но вполне возможно, что она и Жюстина-то не увидит, поскольку в герцогстве нуждались прежде всего в целительнице Верине. А если он действительно ее любит…

Девочка моя, почему ты беспокоишься о таких вещах, о которых нужно думать в самую последнюю очередь. Ведь Жюстин полюбил тебя такой, какая ты есть, милой, непосредственной, неизбалованной. Что ему до твоих манер? Если бы ему были нужны именно они, то он давно уже был бы женат и счастлив. Не сомневаюсь, желающих у него и во дворце хватает с избытком.

И наряды, и манеры можно приобрести, а вот некоторые вещи не купишь и не выучишь наизусть. Когда любишь, все недостатки любимой становятся достоинствами. Я вот тоже не вижу их у тебя, хотя думаю и мечтаю совсем о другой.

Но это лишь в том случае, если он тебя любит. Если же нет, то ничего не поможет, ничего.

Примерно это я и сказал Лиойе, благоразумно умолчав о своих сомнениях относительно чувств Жюстина к ней.

Глава 13

Великий герцог Эйсен-Гермсайдра

Когда мы поднялись на перевал Эйсен-Костом, нам открылась впечатляющая картина. Через узкий проход в скалах была видна огромная долина с извивающейся по ней голубой ленточкой реки, зеленью лесов и желтыми прямоугольниками несжатых полей. На заднем плане, в синеватой дымке вечернего тумана, едва виднелись снежные вершины далеких гор. У дороги в долину уходили вверх две башни.

Потрясающая картина, которой легко восхититься, но трудно описать словами.

– Отсюда начинается герцогство Эйсен-Гермсайдр, – объяснил Горднер. – Сразу за этими башнями. Подобных долин три, и эта считается самой малой из них. С запада попасть в герцогство можно только через этот перевал. С востока имеется несколько более широких проходов. Вот только перекрывает их крепостная стена, высокая и мощная. Говорят, что на ее строительство потребовалось больше века.

Да уж, теперь становится понятным, почему герцогство смогло отстоять свою независимость. Неприступные скалы защищают его лучше всяких крепостных стен.

Есть города-крепости, а здесь, выходит, государство-крепость. А если учесть, что и все три города герцогства выглядят цитаделями, то это сразу наводит уныние на возможных захватчиков.

Столица державы находилась в самой большой долине, расположенной в центре страны, и называлась Эйсендер. И добрались мы туда только к вечеру следующего дня. До самого Эйсендера путь наш лежал по живописнейшим местам. Дорога, выложенная каменными плитами красноватого цвета, домики, с виду похожие на игрушечные, ухоженные прямоугольники полей. Тенистые рощи, фруктовые сады, ровные ряды виноградников, спускавшиеся со склонов холмов… Красиво, черт побери, как будто бы попал в сказочную страну. Я весь извертелся, ерзая на Мухорке. К вечеру даже шея заболела.

Люди на вид были самые обыкновенные, разве что несколько хмурые с виду. Причина выяснилась быстро: великий герцог, отец Жюстина, был при смерти. Правителя здесь явно все любили.

На что надеялся Ромерт, его старший сын и бывший наследник, неясно. На помощь наймитов-кронтов, на деньги Монтарно, граничащего с герцогством государства, на сторонников внутри страны?

Совершенно непонятно. Кронты – воинственные кочующие племена, традиционно занимающиеся скотоводством и разбоем. Разве могут они что-нибудь сделать против организованной обороны народа Эйсен-Гермсайдра? Монтарно не станет помогать, не получая никакой выгоды. А какая выгода может быть от маленького, пусть и экономически развитого, государства? Разве что его присоединение. И чего Ромерт в этом случае добьется? Да и в открытую на стороне претендента на Эйсенский престол Ромерта Монтарно не выступит. Империя ясно дала понять, что такого не допустит всеми возможными для нее способами. Это кронты могут позволить себе все, что угодно, но ведь с них и спрос другой.

Остается еще жалкая кучка сторонников опального принца внутри страны, но вряд ли они представляют собой грозную силу. Нынешний герцог очень неглуп, иначе его держава не процветала бы. А раз он не нашел для них места в своих планах, то сразу можно судить о них как о людях, абсолютно ничего собой не представляющих.

Ромерт – это фигура скорее одиозная, чем харизматическая, судя по тому, что я о нем слышал. Это надо же так умудриться: законный наследник престола рассорился со своим отцом так, что тот попросту изгнал его из страны. Ладно бы герцог вел неправильную политику, ведущую отчизну к скорой гибели. Но ведь в нашем случае все как раз наоборот.