А ЕСТЬ А - Рэнд Айн. Страница 60
Дэгни.
Хэнк, прости меня! Дорогой, прости! Так ты не знал?
Где ты, Дэгни?
С тобой все в порядке?
Конечно.
Разве ты не знал, что я вернулась, что я… жива?
Нет, я не знал.
О Боже! Прости мой звонок, я…
О чем ты говоришь? Дэгни, где ты?
В Нью-Йорке. Ты не слышал? Об этом сообщали по радио.
Нет. Я только что вошел.
Разве тебе не передали, чтобы ты связался с мисс Айвз?
Нет.
У тебя все хорошо?
Теперь? – Она услышала, как он тихо и радостно рассмеялся. С этого момента его голос наполнился весельем и молодостью, счастье росло в нем с каждым словом. – Когда ты вернулась?
Сегодня утром.
– Дэгни, где ты была? Она ответила не сразу.
– Мой самолет разбился, – сказала она. – Меня по добрали, мне помогли, но я не могла сообщить о себе.
Радость в его голосе померкла.
Скверная история.
Если ты об аварии, то все не так уж скверно. Я не по страдала, то есть легко отделалась.
Тогда почему же не могла сообщить о себе?
Там не было… не было средств связи.
Почему ты так долго не возвращалась?
Я… я не могу ответить сейчас.
Дэгни, тебе что-то угрожало?
В тоне ответа, полурадостном-полугорьком, звучало почти сожаление:
Нет.
Тебя удерживали силой?
Нет, нисколько.
Но тогда ты могла бы вернуться раньше, разве нет? Но ты ведь не вернулась.
Да, но это все, что я могу тебе рассказать.
Где ты была, Дэгни?
Прости, давай не будем говорить об этом сейчас. По дождем до встречи.
Конечно. Не буду задавать вопросов. Только скажи мне: с тобой все хорошо?
Хорошо? Да.
Я имею в виду, не осталось ли серьезных увечий или последствий?
Тем же безрадостно-бодрым тоном она ответила:
Увечий? Нет, Хэнк. Что касается последствий, то не знаю.
Сегодня вечером ты еще будешь в Нью-Йорке?
Ну конечно. Теперь я… вернулась насовсем.
Точно?
Почему ты спрашиваешь?
Не знаю. Вероятно потому, что слишком хорошо знаю, что это такое – искать тебя и не находить.
Я вернулась.
Да. Увидимся через несколько часов. – Его голос прервался, будто сказанное показалось ему невероятным. – Через несколько часов, – утверждающе повторил он.
Я буду на месте.
– Дэгни… -Да?
Он радостно рассмеялся:
Нет, ничего. Просто хотел чуть дольше слышать твой голос. Прости меня. То есть не сейчас; я имею в виду, что сейчас я ничего не хочу сказать.
Хэнк, я…
До встречи, дорогая. Скоро увидимся.
Она стояла и смотрела на умолкшую трубку. Впервые после возвращения она почувствовала боль, но эта боль оживила ее.
Она позвонила секретарю в управление дороги и коротко известила, что будет через полчаса.
Памятник Натаниэлю Таггарту стоял перед ней в вестибюле вокзала во всей своей реальности. Дэгни казалось, что они одни в огромном храме, где раздавалось эхо; вокруг вились и исчезали туманными завихрениями бесплотные, бесформенные призраки. Она безмолвно стояла и смотрела на памятник, словно давая немногословную клятву. «Я вернулась» – эти слова были единственным ее приношением.
На двери ее кабинета висела все та же табличка «Дэгни Таггарт». Когда она вошла в приемную, на лицах ее сотрудников появилось выражение, в точности повторяющее выражение лица утопающего, которому бросили спасательный круг. В стеклянной загородке из-за своего стола навстречу ей поднялись Эдди Виллерс и какой-то человек, стоявший позади него. Эдди шагнул вперед, затем остановился, он словно оказался в клетке. Она же по очереди поприветствовала взглядом всех присутствующих, мягко улыбаясь им, как обреченным детям, и подошла к столу Эдди.
Эдди взирал на ее приближение, словно больше ничего не мог сейчас видеть, однако его поза должна была показать, что он еще слушает стоящего рядом с ним мужчину.
Тяга? – говорил тот голосом резким и звучным, но вместе с тем гнусавым и пренебрежительным. – С тягой нет проблем. Вот, например…
Привет, – тихо произнес Эдди с приглушенной улыб кой, словно приветствуя далекое видение.
Мужчина обернулся к ней. У него оказалось тяжелое желтое лицо, сложенное из дряблых мышц, и волнистые волосы. Он был красив той отвратительной красотой, которая удовлетворяет эстетическим критериям пивных. Тускло-матовые карие глаза были пусты и плоски, как стекляшки.
Мисс Таггарт, – звучным строгим голосом сказал Эдди, вбивая своим тоном манеры гостиной в мужчину, который там никогда не бывал, – позвольте представить вам мистера Мейгса.
Наше вам, – без интереса отозвался мужчина, снова повернулся к Эдди и продолжал, не обращая на Дэгни внимания: – Просто снимешь «Комету» с расписания на завтра и на вторник и перебросишь локомотивы в Аризону под срочные сельскохозяйственные перевозки, и, как я уже сказал, снимешь подвижной состав из-под угля в Скрэнтоне. Сейчас же отправляй распоряжение, надо вывозить грейп фруты.
Ни в коем случае! – возмутилась Дэгни, не веря сво им ушам.
Эдди молчал.
Мэйгс посмотрел на нее, пожалуй, с удивлением, если только его тусклые глаза могли отражать какие-то эмоции.
Отправляй распоряжение, – бросил он Эдди и вышел. Эдди делал пометки на листе бумаги.
Вы что здесь, с ума сошли? – спросила она.
Он поднял на нее глаза, будто в изнеможении после долгой потасовки:
Придется, Дэгни, – сказал он тусклым, как взгляд ушедшего мужчины, голосом.
Что это такое? – спросила она, указывая на входную дверь, которая захлопнулась за мистером Мейгсом.
Полномочный координатор.
Кто?
Уполномоченный из Вашингтона, ответственный за программу координации железнодорожных перевозок.
Что это за программа?
Ну, это… Ладно, потом. Как ты-то, Дэгни? Ты не по страдала? Ты ведь попала в авиакатастрофу?
Дэгни представления не имела, как будет выглядеть Эдди, когда начнет стареть, но теперь она могла это видеть: он состарился в тридцать пять лет и всего за месяц. Дело было не в коже, не в морщинах, лицо осталось таким же, те же мышцы, но оно поблекло, взгляд потух, в нем застыло безнадежное страдание.
Она улыбнулась ему нежно и уверенно, понимая и снимая все проблемы, и сказала, протягивая руку:
– Все хорошо, Эдди. Здравствуй же.
Он схватил ее руку и поднес к губам – раньше он никогда этого не делал. В его жесте не было ни фамильярности, ни извинения, только простое, искреннее движение души.