Атлант расправил плечи. Книга 1 - Рэнд Айн. Страница 53

Величественный всплеск звуков был прелюдией из Четвертого концерта Хэйли. Звук нарастал в мучительном триумфе, выражая отрицание боли, гимн далекому видению. Потом мелодия оборвалась. В музыку словно швырнули пригоршню булыжников, смешанных с грязью, затем раздался звук перекатывающихся камней и капающей воды. Это был концерт Хэйли, переделанный в популярный мотивчик. Возвышенная радость превратилась в пошлое кабацкое веселье. И все же именно следы музыки Хэйли придавали форму этой мелодии, поддерживая ее, словно спинной хребет.

– Неплохо, да? – хвастливо сказал Морт Лидди, нервно улыбаясь. – Очень даже недурно, да? Лучшая киномузыка года. Премия на фестивале и долгосрочный контракт. Это ведь моя музыка к фильму «Рай в твоем саду».

Дэгни стояла, обводя взглядом гостиную, словно ее вид должен был стереть в сознании звуки мелодии. Она медленно озиралась в поисках убежища и вдруг увидела Франциско, который стоял, прислонившись к колонне и скрестив руки на груди. Он смотрел ей прямо в глаза и смеялся.

Не дрожи так, подумала Дэгни. Уходи отсюда. Ее захлестывал гнев, который она была не в силах сдержать. Не говори ничего. Иди спокойно. И уходи, уходи отсюда, говорила она себе.

Дэгни пошла к выходу. Она двинулась медленно и осторожно, но услышала слова Лилиан и остановилась. За вечер Лилиан повторила это уже множество раз в ответ на один и тот же вопрос, но Дэгни услышала ее слова впервые.

– Это? – говорила Лилиан, выставив руку с металлическим браслетом на обозрение двум холеным дамам. – Почему же, нет. Это не из скобяной лавки, это особо ценный подарок моего мужа. О да, я понимаю, он ужасен. Но видите ли, по идее этот браслет просто бесценен. Конечно, я охотно поменяла бы его на обыкновенный бриллиантовый, но почему-то мне никто этого не предлагает, хотя ему цены нет. Почему? Дорогая моя, это первая вещь, сделанная из металла Реардэна.

Дэгни больше не видела и не слышала ничего вокруг. Она чувствовала, как гробовая тишина давит ей на барабанные перепонки. Она утратила чувство времени. Сейчас она не осознавала никого: ни себя, ни Лилиан, ни Реардэна – и не осознавала смысла своего поступка. Это было мгновение, вырванное из времени. Она видела лишь браслет из зеленовато-голубого металла.

Дэгни сорвала со своей руки бриллиантовый браслет и услышала свой спокойно-ледяной, лишенный эмоций голос, прозвучавший в мертвой тишине:

– Если вы смелее, чем мне представляется, вы поменяетесь со мной.

Она протянула свой бриллиантовый браслет Лилиан.

– Мисс Таггарт, вы что, шутите? – сказал женский голос.

Говорила не Лилиан. Лилиан смотрела прямо в глаза Дэгни и понимала, что та говорила серьезно.

– Дайте мне этот браслет, – сказала Дэгни, подняв руку выше. Бриллиантовый браслет заискрился под лучами света.

– Это просто возмутительно! – выкрикнула какая-то женщина. Ее голос прозвучал необыкновенно резко.

Дэгни наконец осознала, что вокруг стоят люди и что все они молчат. Теперь она слышала звуки, даже музыку: откуда-то издалека доносился изувеченный концерт Хэйли.

Она заметила Реардэна. У него было такое лицо, словно в душе его тоже что-то исковеркано, как и музыка, но она не могла понять что. Он наблюдал за ними.

Лилиан изобразила на лице жалкое подобие улыбки. Она сняла браслет, положила его на ладонь Дэгни и взяла бриллианты.

– Спасибо, мисс Таггарт, – сказала она.

Дэгни сжала в ладони металлические звенья. Она чувствовала только их, больше ничего.

Лилиан обернулась – к ней подошел Реардэн. Он взял бриллиантовый браслет, надел его на запястье жены, поднес ее руку к губам и поцеловал.

На Дэгни он даже не взглянул.

Лилиан засмеялась. Засмеялась весело и непринужденно. Это разрядило обстановку и вернуло все на свое место.

– Мисс Таггарт, когда передумаете, можете его забрать, – сказала Лилиан.

Дэгни отвернулась. Она чувствовала себя спокойной и раскованной. Ее больше ничто не угнетало. Желание уйти исчезло.

Она застегнула браслет на запястье. Ей нравилось ощущать его тяжесть. Она вдруг почувствовала женское тщеславие, которого раньше никогда за собой не замечала: ей хотелось, чтобы все увидели ее с этим украшением на руке.

До нее доносились возмущенные голоса: «В жизни не видела такого оскорбительного поступка… Это просто возмутительно… Лилиан правильно сделала, что поймала ее на слове и взяла этот браслет. Так ей и надо, раз вздумалось выбросить несколько тысяч долларов».

Остаток вечера Реардэн не отходил от жены. Он участвовал в ее разговорах, смеялся вместе с ее друзьями. Он вдруг превратился во внимательного, любящего мужа, который восхищается своей женой. Дэгни подошла к нему, когда он пересекал гостиную, держа в руках поднос с бокалами, – кому-то из гостей захотелось выпить. Такого рода «неформальный» жест был для него чрезвычайно нехарактерен и очень ему не шел.

Она остановилась и посмотрела на него так, словно они были у него в кабинете. Она стояла с высоко поднятой головой, в позе руководителя. Он посмотрел на нее. Его взгляд скользнул от кончиков пальцев Дэгни до ее лица, но он видел только свой браслет на ее руке.

– Извини, Хэнк, но я вынуждена была так поступить, – сказала она.

Его взгляд ничего не выражал, но ей вдруг стало предельно ясно, что он чувствует. Она была уверена, что ему хочется дать ей пощечину.

– В этом не было необходимости, – холодно ответил он и пошел дальше.

***

Когда Реардэн вошел в спальню жены, было уже очень поздно. Лилиан еще не спала. На ночном столике горел свет.

Она лежала в кровати, обложенная подушками в бледно-зеленых льняных наволочках. На Лилиан была пижама из бледно-зеленого атласа, которая сидела на ней с безупречностью, которую можно увидеть лишь на манекене в витрине магазина. Свет затемненной лампы напоминал цветущую яблоню, он падал на столик, где стоял стакан с фруктовым соком, лежала книга и серебряные туалетные принадлежности, блестевшие как хирургические инструменты. Кожа рук Лилиан была фарфорово нежна. На губах блестели остатки бледно-розовой помады. Глядя на Лилиан, никак нельзя было сказать, что вечер утомил ее, – в ней настолько отсутствовали признаки жизни, что и утомляться было нечему. Спальня напоминала композицию из модного журнала: дама отходит ко сну, и тревожить ее нельзя.

Реардэн был по-прежнему в смокинге, но он ослабил галстук, и прядь волос свисала ему на лицо. Она посмотрела на него без тени удивления, словно прекрасно знала, как отразился на нем последний час, проведенный в своей комнате.

Он молча смотрел на нее. Он уже давно не заходил к ней в спальню и сейчас сожалел, что вошел.

– Разве в таких случаях не полагается немного побеседовать, Генри?

– Если хочешь.

– Ты не мог бы прислать кого-нибудь из своих гениальных экспертов, чтобы он проверил нашу печь? Она погасла во время приема, и бедный Саймоне намаялся, пока сумел ее растопить. Миссис Вестон сказала, что лучшее, что у нас есть, – это повар, ей очень понравились закуски… Больф Юбенк очень забавно отозвался о тебе. Он сказал, что ты крестоносец, шлем которого украшают не перья, а дым, валящий из заводской трубы… Я рада, что тебе не понравился Франциско Д'Анкония. Я его терпеть не могу.

Он совсем не думал о том, как объяснить свой приход, не знал, скрыть свое поражение или признать его, уйдя из спальни. Ему вдруг стало совершенно безразлично, что она могла подумать или почувствовать. Он подошел к окну и стоял, глядя на улицу.

«Почему она вышла за меня замуж?» – думал он. Восемь лет назад, в день их свадьбы, он не задавался этим вопросом. С тех пор, чувствуя мучительное одиночество, он спрашивал себя об этом множество раз, но так и не нашел ответа.

Она вышла за него не ради положения в обществе и не ради денег. Семья Лилиан имела и то и другое. Правда, их фамилия не значилась среди самых знаменитых и состояние было довольно скромным, но все же этого было вполне достаточно для того, чтобы открыть ей доступ в высшее общество Нью-Йорка, где Реардэн и встретил ее. Девять лет назад его появление в Нью-Йорке было подобно взрыву бомбы. Он появился озаренный блестящим успехом «Реардэн стал», тогда как лучшие эксперты считали этот успех невозможным. Именно его безразличие и равнодушие стали причиной столь пристального внимания к нему. Он не знал, что в высших кругах полагали, что он захочет купить себе доступ в высший свет, и предвкушали удовольствие, которое они получат, отвергнув его. У Реардэна не было времени заметить, как сильно он их разочаровал.