Атлант расправил плечи. Книга 2 - Рэнд Айн. Страница 75

Да! Если хочешь знать – да, потому что я беспокоюсь за нее! Я до смерти боюсь за нее. Вудсток – жалкая дыра в ужасной глуши, а дом Таггартов еще на двадцать миль дальше, двадцать миль петляющей тропинки по Богом забытому лесу. Как я узнаю, случись с ней что-нибудь, да еще по ночам везде рыщут банды, особенно в такой глухомани, как Беркширские горы?

Знаю, я не должен об этом думать. Знаю, она может о себе позаботиться. Только бы она написала хоть пару строк. Как я хочу поехать туда. Но она запретила мне. Я обещал ей, что буду ждать… Знаешь, я рад, что ты сегодня здесь. Мне полезно поговорить с тобой, просто повидаться. Ты ведь не исчезнешь, как другие, правда?

Что? На следующей неделе? А, в отпуск. Надолго? На целый месяц – за какие заслуги? И я бы хотел взять месяц за свой счет. Но меня не отпустят.

Правда? Завидую тебе… Несколько лет назад я бы не завидовал. А сейчас… сейчас я хочу убраться отсюда. Завидую тебе. Если ты мог каждое лето в течение двенадцати лет брать месяц отпуска…

Темная дорога вела в новом для него направлении. Реардэн направился с завода не домой, а в сторону Филадельфии. Идти было долго, но ему хотелось пройти этот путь, он делал так каждый вечер прошедшей недели. Он чувствовал умиротворение в безлюдной темноте сельской дороги, вокруг чернели лишь силуэты деревьев, все было неподвижно, кроме качающихся на ветру ветвей деревьев, единственным источником света были маленькие огоньки светлячков, прятавшихся в живых изгородях. Два часа пути от завода до города давали Реардэну возможность отдохнуть.

Он переехал в квартиру в Филадельфии. Он ничего не объяснил матери и Филиппу, лишь сказал, что они могут, если хотят, оставаться в доме и что мисс Айвз будет следить за оплатой их счетов. Он попросил передать Лилиан, когда она вернется, чтобы она не пыталась встретиться с ним. Они со страхом смотрели на него и молчали.

Он передал своему адвокату подписанный чек без указания суммы, сказав:

– Добейся для меня развода. На любых условиях и за любые деньги. Мне все равно, какими средствами ты воспользуешься, скольких судей подкупишь. Если сочтешь необходимым, устрой провокацию против моей жены. Делай что хочешь. Но никаких алиментов или раздела имущества.

Адвокат посмотрел на него и слегка улыбнулся грустной и мудрой улыбкой, словно давно ждал этого:

– Хорошо, Хэнк. Это можно сделать. Но потребуется время.

– Устрой все как можно скорее.

Никто не спрашивал его о подписании дарственного сертификата. Но он стал замечать, что рабочие на заводе поглядывают на него с особым любопытством, словно пытаясь отыскать на его теле следы пыток.

Реардэн ощущал вокруг только ровный полумрак, похожий на пленку, покрывающую расплавленный металл, хрустящую и вбирающую в себя последний всплеск его белого сияния. При мысли о тех, кто отобрал у него право на его металл и собирался начать производство, не возникало никаких чувств. Желание обладать правом на этот металл являлось для него формой уважения к партнерам, уверенностью, что торговля с ними – дело чести. От веры, желания и уважения не осталось и следа. Не имело значения, что люди производят, чем торгуют, где покупают его металл и знают ли вообще, его это металл или нет. Очертания человеческих фигур, которые проплывали мимо него на улицах, казались ему лишенными смысла физическими объектами. Сельская местность, где наступление темноты скрывает все следы человеческой деятельности и земля кажется нетронутой, осталась для него единственной реальностью. Земля, хозяином которой он когда-то был.

В кармане у него лежал пистолет, так как полицейские из патрульной машины посоветовали ему обзавестись оружием, – дороги стали небезопасны с наступлением темноты. Горько усмехнувшись, Реардэн подумал, что оружие больше пригодилось бы ему на заводе, а не в мирной тишине ночи. И что мог отнять у него голодный бродяга по сравнению с тем, что отняли те, кто называл себя его защитниками?

Реардэн шел, не торопясь, чувствуя удовольствие от движения. Вот так он готовился к жизни в одиночестве – он должен научиться жить, не ощущая присутствия других людей. Он создал состояние, начиная с пустыми руками; теперь ему придется заново создавать свою жизнь, начиная с пустой душой.

Он даст себе небольшое время на подготовку, думал он, а затем обратится к самому ценному, что у него осталось, к единственному, что осталось чистым и полным: он уедет к Дэгни. Два правила начали складываться в его уме: первое – долг, второе – страстное желание. Следуя долгу, он не допустит, чтобы Дэгни узнала причину его капитуляции перед бандитами; второе обязывало сказать ей слова, которые он знал во время их первой встречи и должен был сказать на террасе в доме Эллиса Вайета.

Дорогу освещали только яркие звезды, но в их свете различалось шоссе и остатки каменной изгороди впереди у проселочной дороги. Забор не оберегал уже ничего, кроме зарослей сорняков, наклонившейся к дороге ивы и, чуть поодаль, развалин фермерского дома, сквозь крышу которого лился звездный свет.

Реардэн шел и думал, что даже это убогое зрелище имеет ценность. Оно давало ему надежду, что перед ним еще откроется простор, неподвластный человеческому вмешательству.

Человек, внезапно появившийся на дороге, вероятно, прятался за ивой, но движение было столь стремительно, что казалось, он выскочил прямо из середины дороги. Рука Реардэна потянулась в карман за пистолетом и замерла: он понял – по гордой осанке стоявшего на открытом месте человека, по четким очертаниям плеч, – что это не бандит. Услышав голос, он понял, что мужчина не был и нищим.

– Я хотел бы поговорить с вами, мистер Реардэн. – В голосе незнакомца звучали твердость, чистота и особая вежливость, свойственные человеку, привыкшему отдавать распоряжения.

– Прошу, – сказал Реардэн. – Только не требуйте помощи или денег.

Одежда мужчины была грубой, но практичной. На нем были темные брюки и темно-синий бушлат, туго застегнутый на шее, что удлиняло линии его высокой худощавой фигуры. На голове сидела темно-синяя кепка. Из-под одежды виднелись только руки, лицо и прядь золотистых волос на виске. В руках не было оружия, только сверток размером с блок сигарет.

– Мистер Реардэн, я не собираюсь требовать у вас денег, напротив, намерен вернуть их вам.

– Вернуть?

– Да.

– Что за деньги?

– Небольшую часть очень большого долга.

– Вашего?

– Нет, не моего. Это символический взнос. Я хочу, .чтобы вы приняли его в знак того, что, если мы проживем достаточно долго, вы и я, каждый доллар из этих денег вернется к вам.

– Каких денег?

– Тех, что были отняты у вас силой.

Он подал Реардэну сверток, при этом мешковина распахнулась. Звездный свет пробежал по зеркально гладкой поверхности предмета. По весу и фактуре Реардэн понял, что держит в руках слиток чистого золота.

Он перевел взгляд со слитка на лицо человека, но оно казалось еще более непроницаемым, чем поверхность металла.

– Кто вы? – спросил Реардэн.

– Друг тех, у кого не осталось друзей.

– Вы принесли это, чтобы отдать мне?

– Да.

– Вы хотите сказать, что подстерегали меня ночью на безлюдной дороге не для того, чтобы отнять, а напротив, чтобы отдать мне золото?

– Да

– Почему?

– Когда грабеж происходит средь бела дня с позволения закона, а именно это происходит сегодня, честный поступок или возмещение ущерба совершаются подпольно.

– Почему вы решили, что я приму подобный подарок?

– Это не подарок, мистер Реардэн. Это ваши собственные деньги. Но я прошу вас об одной услуге. Это просьба, а не условие, потому что собственности с условиями не существует. Золото принадлежит вам, вы вольны поступить с ним как угодно. Но я рисковал жизнью, чтобы доставить его вам, и прошу вас: оставьте его до лучших времен или потратьте на себя. На собственные удовольствия. Не отдавайте его, а главное, не вкладывайте в дело.