Наследие - Доэрти Кристи. Страница 64

Когда Элли шла к выходу, ноги у нее, казалось, налились свинцом. В коридоре за дверью не оказалось ни единой живой души. Она оперлась спиной о стену и в полной тишине, представлявшейся ей зловещей, стала ждать решения своей участи.

Прошло десять минут. Элли никто не вызвал. Поэтому она, соскользнув по стене, села на пол, положила голову на колени и начала считать собственные вдохи и выдохи. Но по прошествии получаса и это привычное, в общем, занятие стало казаться ей скучным и бессмысленным, хотя раньше в подобных случаях помогало хорошо. Впрочем, время от времени, когда в комнате начинали говорить на повышенных тонах, до нее доносились отдельные звуки, но они упорно не хотели складываться в слова.

Элли уже начала задремывать, когда дверь наконец отворилась, и возникшая в дверном проеме Элоиза жестом предложила ей войти.

– Совещание кончилось, и все мы с нетерпением ждем тебя, – сказала она.

Элли не без труда приняла вертикальное положение и, неуверенно ступая затекшими от бесконечного сидения ногами, вошла в тренажерную «комнату номер один».

На этот раз Элли не сидела, а стояла перед столом, за которым расположился так называемый трибунал. В этот момент она представлялась себе преступницей, готовящейся выслушать приговор суда. Чтобы успокоиться, она старалась дышать глубже и реже, но легкие отказались сотрудничать с ней, и дыхание вырывалось из ее уст короткими неровными толчками.

Чтобы не упасть, она с такой силой впилась руками в трубчатую металлическую спинку складного стула, что оставалось только удивляться, как эта алюминиевая трубка не согнулась.

– Ты все сделала неправильно, Элли, – произнесла Изабелла. Пока она говорила, Джерри, избегая смотреть на Элли, протирал стеклышки очков белоснежным платком. Элоиза, наоборот, старалась поддержать девушку взглядом. – Поскольку нарушила правила, объединяющие коллектив Киммерии в единое целое. Хуже того, нарушив их, ты подвергла риску собственную жизнь и жизнь Сильвиана, не говоря уже о жизни членов команды Раджа Пэтела. Такое не может остаться безнаказанным. Тем не менее хорошо понимая, какая сильная внутренняя связь существует между близкими родственниками, мы попытались войти в твое положение и пришли к выводу… – тут она бросила взгляд на Желязны, который с недовольным видом смотрел от нее в сторону, – что в аналогичной ситуации, возможно, поступили бы так же, как ты. Только по этой причине мы и не исключаем тебя из школы. – При этих словах Желязны с таким отвращением швырнул на стол свою ручку, что она произвела немалый шум, от чего директриса поморщилась, но довела-таки свою речь до конца: – Вместо этого тебе назначается трехмесячный испытательный срок.

Элли смигнула, и стала переводить взгляд с директрисы на Желязн – и обратно.

– И что, собственно, это значит?

– А это значит, – сказала Изабелла, – что если ты на протяжении упомянутого срока не попадешь в какую-нибудь неприятность и будешь жить в полном соответствии с узаконенными здесь правилами, то наказание будет с тебя снято и изъято из твоего личного дела. С другой стороны, если ты за это время нарушишь хотя бы самое ничтожное из школьных правил, то исключение последует незамедлительно без каких-либо дальнейших обсуждений твоих действий. Тебе понятно принятое нами решение?

Элли согласно кивнула.

– Мы оценили твою честность, – сказала Изабелла, наклоняясь к Элли и встречаясь с ней глазами. – Надеемся, что ты сделала правильные выводы из произошедшего, и в том случае, если с тобой вновь попытается связаться сторонник Натаниэля, немедленно дашь нам об этом знать, чтобы мы могли помочь тебе.

Всю следующую неделю Картер полностью ее игнорировал. Поначалу Элли намеревалась поговорить с ним, еще раз объясниться и извиниться, если понадобится, но потом поняла, что никакой пользы все это не принесет. По крайней мере, в ближайшее время. Так что вместо этого она решила оставить парня в покое.

Однако из-за отсутствия Картера в ее жизни образовалась пустота. Садясь вечером за обеденный стол, она понимала, что ей не хватает будто бы случайных прикосновений его теплой руки, лежавшей прежде на спинке ее стула. Когда же заходила в комнату отдыха или в библиотеку, то по привычке первым делом начинала искать его глазами и лишь секундой позже понимала, что пообщаться им не удастся.

Ученикам Ночной школы предоставили еще одну неделю, свободную от тренинга, для написания докладов, связанных с проведенными интервью. Так что Элли, по крайней мере, не надо было находиться с Картером в одной комнате и наблюдать за тем, как он разговаривает и пересмеивается с Лукасом и Джулией, не имея возможности присоединиться к ним.

Но самой утонченной пыткой для нее стало написание доклада об особенностях существования и характера Картера в тот момент, когда он перестал быть частью ее жизни. К тому времени, когда она кончила работу, на страницах ее доклада проступила тщательно выписанная картина бытия одинокого подростка, стремившегося найти свой собственный путь в этом мире. Что и говорить, полотно получилось впечатляющее и патетическое.

И оно разбивало ей сердце.

«В моем представлении Картер Уэст заслуживает большего доверия, нежели какой-либо другой человек, встреченный мной в жизни. И каждое слово, которое он мне говорил, всегда являлось словом правды и не содержало в себе ни капли лжи…»

Элли дописала доклад и поставила точку в субботнюю ночь вскоре после того, как большие школьные часы пробили двенадцать. Как только она закрыла тетрадь и отложила ручку, у нее сразу защипало в глазах. Тогда она уселась на кровать, подтянула к груди ноги, обхватила колени руками и, проливая слезы, принялась медленно раскачиваться из стороны в сторону.

Неожиданно она услышала какой-то шум в соседней комнате и сразу вспомнила о Рейчел. Она скучала по своей лучшей подруге, не говоря уже о том, что ей требовался ее совет. При мысли о том, что Рейчел рядом, Элли сразу стало легче. Запретив себе думать о возможных последствиях серьезного разговора с ней, Элли соскочила с постели, выбежала в коридор и, преодолев в два шага отделявшее ее от комнаты Рейчел расстояние, прислонилась на секунду щекой к прохладной деревянной поверхности двери, после чего, подняв руку, дважды постучала в дверную стойку костяшками пальцев.

Сначала из-за двери послышался шорох бумаги, а потом возвысившийся до командного голос Рейчел произнес:

– Прошу!

– Рейч! Прямо не знаю, что и делать… – начала, запинаясь, Элли, не успев еще войти в комнату. В руке она комкала промокший от слез бумажный платочек и, честно говоря, производила впечатление человека, у которого не все в порядке с головой. Но Рейчел и бровью не повела. Подвинувшись на постели, она похлопала ладошкой по освободившемуся месту, предлагая Элли присесть, и сказала:

– Расскажи мне все.

– Есть вещи, о которых я не могу рассказывать, – пробормотала с несчастным видом Элли, продолжая комкать платок, постепенно превращавшийся в мокрый бумажный шарик.

– Расскажи, что можешь. – Рейчел протянула подруге свежий бумажный платок и одарила ее оценивающим взглядом, словно пытаясь определить, что привело Элли к ней в столь неурочный час.

– Картер и я…

– Вы расстались, не так ли?

Элли замерла.

– Сейчас все только об этом и сплетничают, – объяснила Рейчел причину своей осведомленности. – Я хотела расспросить тебя, но… – Она вскинула над головой руки, словно в знак капитуляции, и Элли расшифровала этот жест следующим образом: «…но мы с тобой давно уже ни о чем не разговариваем». Осознание этого вызвало у Элли новый обильный поток слез, и Рейчел ничего не оставалось, как сочувственно похлопывать ее по плечу в ожидании, когда поток иссякнет и Элли вновь обретет способность говорить.

– Он жутко на меня разозлился, – наконец произнесла Элли, – поскольку считает, что я сделала кое-какие нехорошие вещи, которые невозможно простить.

– Это как-то связано с Сильвианом?