Чингиз-Хан - Ян Василий Григорьевич. Страница 14

– Эй, почтенный уста  52 ! Сумеешь ли ты расклепать это железное кольцо и не поранить мальчика?

– Если ты мне дашь два черных дирхема, то я это сделаю, — сказал кузнец, наклонившись к кольцу. — Хорошее, прочное железо ставит падишах на цепи в своих тюрьмах. Если ты мне дашь впридачу еще серебряный дирхем, то я тебе из этого железа изготовлю отличный нож.

Дервиш достал из-за пояса кошель и показал старику серебряную монету.

– Пусть будет так, как ты говоришь... Но видишь ли на кольце надпись: "Навеки и до смерти"? Так ты сделай такой нож, чтобы эта надпись на нем сохранилась.

– Будет тебе такой нож, — пробормотал старик и толкнул Тугана. — Ставь ногу на наковальню!.. — Шепотом он добавил: — "Навеки и до смерти" дерись с шахом и его палачами!..

Постукивая посохом, дервиш Хаджи Рахим проходил по узким улицам огромного центрального базара Гурганджа.

Здесь были ряды медной посуды, тазов, подносов и кувшинов, начищенных, блистающих, как огонь, украшенных, искусно выбитыми узорами. Были ряды с медными резными фонарями для свечей и глиняными мисками, тарелками и чашками. Были ряды тонкой китайской посуды, белой и голубой, а также стеклянной иракской, издающей чистый звон.

Особые ряды благоухали редкими бальзамами, как целебными, так и придающими аромат. Там же продавались ценные лекарства, такие, как тангутский ревень, касторовое и розовое масла, мыльный порошек "гасуль", растертый из солончаковых трав — целебный одновременно для кожи, для десен и для желудка. Здесь можно было найти ценную землю, смешанную с благовониями, употребляемую для мытья в банях, и зеленую персидскую глинку, мгновенно удаляющую волосы, и бухарское укрепляющее волосы масло, которым мажут голову, и тибетский мускус, и индийскую амбру, и темные шарики гашиша, дающего дурман.

Пробираясь среди пестрой толпы, которая заливала базар шумным потоком, Хаджи Рахим останавливался у лавок, как бы ожидая подаяний, но внимательно всматривался в каждого продавца, отыскивая кого-то.

Когда он попал в ряды, где выставлены были груды материй и сукон, то важные купцы, сидевшие, скрестив ноги, бросали ему медные монеты и говорили:

– Проходи с миром дальше!

Они боялись чтобы черная рука дервиша не прикоснулась к серебристой шелковой ткани "симчуж" или к драгоценной золотистой парче, подносимой в знак почета могущественным и знатным бекам.

В этом ряду Хаджи Рахим увидел человека, похожего на того, кого он искал. Этот человек сидел среди других купцов, обложенный шелковыми подушками. Исхудавшее лицо его, бледное, как самаркандская бумага, с ввалившимися черными глазами, говорило о перенесенной болезни. — Сидевшие по сторонам купцы обращались к нему с особой почтительностью и наперерыв предлагали миндальные пирожные, пряники, варенные в меду орехи и фисташки. Купец был в дорогой светло-серой шерстяной одежде и шелковом пестром тюрбане. Он держал китайскую голубую чашку с чаем. На указательном пальце его синела большая бирюза, приносящая здоровье.

Дервиш остановился подле лавки. Купцы бросили в его миску для подаяний несколько монет, но дервиш продолжал стоять молча.

– Проходи с миром! — сказали купцы. — Тебе уже дано.

Наконец больной купец перевел на него свой взор. Черные глаза его удивленно раскрылись.

– Что ты от меня хочешь? — сказал он.

– Говорят, что ты человек сильный и много видел на своем веку, проходя с караванами по вселенной, — сказал Хаджи Рахим. — Не можешь ли ты мне ответить на один вопрос?

– Если ты хочешь, чтобы я объяснил тебе священные книги, то есть люди, больше меня знающие, ученые улемы и святые имамы. А я купец, умею только считать и отмерять сукна.

– Довольно, святой дервиш! Проходи с миром! — закричали купцы. — Мы же тебе положили от нашего достояния, — и они бросили в "кяшкуль"  53  еще миндальных пирожных и орехов.

– Нет, я жду твоего ответа, потому что мой вопрос будет касаться тебя, почтенный купец.

– Говори!

– Если бы у тебя был друг, верный, преданный, который с тобой делил и горе, и тяжелую дорогу, и голодал вместе, и переносил жару и снежную бурю... ценил бы ты его?

– Как же такого не ценить? — сказал купец. — Говори дальше.

Тогда дервиш сказал, обращаясь ко всем:

– Да будет светел круг ваш, радостно утро и сладок напиток! Взгляните на того, кто был и богат, и приветлив, и полон довольства, у кого был счастливый дом и цветущий сад, и всегдашняя чаша пиршества. Но я не мог отклонить от себя плети гневной судьбы, нападок бедствий и злобных искр зависти. И гнал меня бич черных несчастий, пока не опустела рука моя, не стал просторен мой двор, не высох сад и не рассеялись друзья пира. И все изменилось. Я питался тоской, мой живот ввалился от голода, и не приходил сон, румянивший бледное лицо. Но остался у меня один друг. Он не покидал меня в скитаниях, когда ущелье было моим жалким жилищем, камень — моим ложем и босая нога моя ступала на колючий терн. Друг прошел со мной вместе в славный город Багдад, в священную обитель молящихся — Мекку. Все время он облегчал мои силы, нес мою сумку и согревал меня холодной ночью. Но медлил и не приходил день счастливой судьбы. Внезапный гром разлучил меня с моим другом, когда я достиг богатой равнины Хорезма, и я теперь вечный брат нищеты и не имею крова для ночлега...

Больной купец спросил:

– Но почему тебя разлучили с твоим другом? Ведь, если он побывал на родине пророка, он может носить белую повязку, знак паломника — хаджи. Кто же осмелился обидеть и его и тебя?

– Причиной разлуки — один купец.

– Расскажи мне о нем.

– Хоть я и последний из несчастных, но я нашел в пути еще более несчастного — купца, израненного разбойниками и брошенного без помощи. Я сделал, что мог, перевязал его раны, хотел довезти до Гурганджа... и сохранил ему золотого сокола...

Внимательно слушавший купец вздрогнул и прервал дервиша:

– Не продолжай! Мы все уже знаем, что сталось с купцом. Ведь этот купец перед тобой. Я давно хотел разыскать тебя, чтобы отблагодарить. Но кто же твой друг? Может быть, я могу извлечь и его из застенка бедствий?