Граница льдов - Престон Дуглас. Страница 68

— А вы, Сэм? — спросил он тихим голосом.

Очередной порыв ветра набросился на стекла. Макферлейн колебался, кожей чувствуя предельный накал страстей. На мостике установилась мертвая тишина. Ему нужно было принять решение, и он нашел его — самое простое за всю его карьеру.

— Я работаю на камень, — сказал Макферлейн тихо.

Ллойд не сводил с него жесткого взгляда черных глаз. Потом он как-то сразу съежился. Бычья сила словно покинула его мощное тело. Его плечи опустились, лицо утратило огненный цвет. Он повернулся, постоял, медленно прошел к двери и покинул мостик.

Спустя мгновение Глинн снова склонился к черному монитору и зашептался с человеком у пульта.

«Ролвааг»

1 час 45 минут

Капитан Бриттон смотрела прямо перед собой, никак не выражая своих чувств. Она старалась соразмерять дыхание и ритм сердца с пульсом корабля. В течение последних нескольких часов ветер постоянно набирал силу, завывал и громыхал на открытых площадках корабля. Теперь начался сильный дождь, огромные капли вылетали из тумана подобно пулям. Пантеоньеро, «кладбищенский» ветер, был уже неподалеку.

Она переключила внимание на похожую на паутину башню, поднявшуюся из корабельного танка. Конструкция была все еще существенно ниже уровня обрыва, но вид имела вполне законченный. Бриттон не знала, каким будет следующий шаг. Это незнание было неудобным, даже оскорбительным. Она взглянула и на сотрудника ЭИР, работающего за компьютером. Ей представлялось, что она знает на борту каждого, но этот человек оказался совершенно незнакомым. А он, похоже, прекрасно владел системой управления супертанкера. Она крепко сжала губы.

Конечно, бывали моменты, когда она сдавала командование. Скажем, когда закачивалось топливо или на борт поднимался портовый лоцман. Но то были стандартные, привычные правила обслуживания корабля, освященные десятилетиями. А происходившее сейчас было оскорблением. Посторонние управляли загрузкой судна, причалив его к берегу, превратив его в цель для военного корабля, находящегося на расстоянии трех тысяч ярдов.

Бриттон постаралась подавить гнев и обиду. В конце концов, ее чувства не имели значения, когда она задумывалась о том, что их ожидает дальше.

Гнев и обида… Ее взгляд обратился на Глинна, стоявшего рядом с черным компьютером и шептавшего что-то оператору. Он только что оскорбил, даже сокрушил самого могущественного в мире промышленника, а казался таким незначительным, таким ординарным. Она продолжала исподтишка за ним наблюдать. Происхождение своего гнева она понимала. Но была еще обида. Не однажды она, лежа без сна, пыталась понять, как работает его ум, что им движет. Ее изумляло, что такой внешне незначительный человек, мимо которого она прошла бы на улице, не оглянувшись, мог так завладеть ее воображением. Ее изумляло, как он мог быть таким безжалостным, таким невозмутимым. Есть у него реальный план или он просто хорошо прикрывается серией спонтанных действий в ответ на неожиданные события? Самые опасные люди — это те, кто всегда считает себя правым. И тем не менее Глинн всегда действительно оказывался прав. Похоже, он все знает заранее. Кажется, он всех понимает. И безусловно, он понимает ее, Салли Бриттон, по крайней мере как профессионала. «Само наше выживание зависит сейчас от вашей готовности подчиниться мне», — говорил он. Интересно, понимает ли он, каково ей отказываться от командования, даже временно, да и есть ли ему до этого дело?

Бриттон ощутила содрогание — заработали помпы с обоих бортов судна. Струи морской воды выстрелили через выпускные трубы в море. По мере освобождения танков от балласта танкер почти незаметно стал подниматься. Ну конечно, так и будет поднята до уровня метеорита на обрыве эта башня, которая выглядит присевшей на корточки. Весь корабль поднимется навстречу ему, подставив основание для камня. И снова она почувствовала оскорбительность отстранения от командования танкером, хотя и восхищалась дерзостью плана.

Бриттон замкнулась и ни с кем не разговаривала, пока огромный корабль поднимался из воды. На судне выполнялись обычные процедуры освобождения от балласта: включение насосов, выравнивание загрузочных рукавов, открывание коллектора, но она при этом зритель, а не участник. Причем все происходит, когда шторм приближается, а судно причалено к берегу, что полностью противоречит тому, чему она научилась за время своей карьеры.

Наконец башня сравнялась с сараем, построенным на обрыве. Бриттон посмотрела на Глинна, тот пробормотал что-то оператору. Сразу отключились помпы.

От обрыва донесся громкий скрежет. Поднялось облако дыма, когда взорвался металлический сарай. Дым разлетелся, смешавшись с туманом, взорам открылся метеорит, кроваво-красный в свете натриевых ламп. Бриттон затаила дыхание. Судя по коллективному вздоху, она поняла, что взгляды всех, кто находился на мостике, тоже прикованы к метеориту.

На обрыве взревели дизельные двигатели, и пришла в движение сложная система шкивов и балок. Раздался пронзительный вой. Клубы выхлопного дыма поднимались вверх и растворялись в тумане. Дюйм за дюймом метеорит приближался к укрепленной границе обрыва. Бриттон заворожено наблюдала. Бушевавшие в ней эмоции утихли. В движении метеорита было нечто величественное: торжественность, неторопливость, равномерность. Он переполз с края обрыва на вершину башни и замер. Снова Бриттон почувствовала вибрацию всего корабля — заработали управляемые компьютером помпы, компенсируя балластом крен от нагрузки метеорита.

Бриттон наблюдала за процессом в напряженном молчании. Метеорит прополз дальше по платформе и остановился, дожидаясь ответного содрогания от балластных помп. Прерывистый танец продолжался двадцать минут. Наконец он закончился: метеорит был помещен в центр вершины башни. Бриттон ощущала избыточную тяжесть верхней части «Ролваага», неустойчивость, вызванную массой метеорита. Но в то же время она почувствовала, что танки набирают балласт, заполняясь водой, и корабль оседает, обретая устойчивость.

Глинн снова что-то сказал оператору у компьютера. Потом, кивнув Бриттон, пошел к выходу на крыло мостика со стороны обрыва. На мостике еще минуту сохранялась тишина. Бриттон заметила старшего помощника Хоуэлла, который подошел к ней сзади. Она не обернулась, и он зашептал ей на ухо:

— Капитан, я хочу, чтобы вы знали, что нам, я имею в виду офицерам и мне самому, все это не нравится. Это неправильно, что с вами так обошлись. Мы стопроцентно за вас. Скажите только слово, и…

Нужды заканчивать предложение не было. Бриттон осталась в прежней позе.

— Благодарю вас, мистер Хоуэлл, — ответила она тихо. — Это скоро кончится.

Помедлив, Хоуэлл отступил назад. Бриттон глубоко вздохнула. Время для действий прошло. Теперь у них были связаны руки. Метеорит больше не был проблемой, которую можно оставить на берегу. Он был на судне. И единственный способ от него избавиться — привести «Ролвааг» в док Нью-Йорка. Опять она подумала о Глинне, о том, как он уговаривал ее принять командование «Ролваагом», как он знал о ней все, как он доверился ей на таможне в Пуэрто-Уильямсе. Они были хорошей командой. Интересно, правильно ли она сделала, уступив ему командование, хотя и временно? Но, собственно, и выбора у нее не было. Думая обо всем этом, Бриттон продолжала стоять не двигаясь.

Снаружи донесся резкий скрежет: в клубах дыма блестящие титановые опоры верхнего звена башни разлетелись. Они крутились, сверкая в тумане, медленно исчезая из поля зрения. Метеорит опустился на следующий уровень башни. Снова содрогнулся весь корабль, когда заработали помпы. Снова раздались взрывы, тонкое звено башни сложилось внутрь, и метеорит на несколько дюймов стал ближе к танку.

Бриттон понимала, что она наблюдает за удивительной инженерной работой, совершенно оригинальной, прекрасно спланированной, превосходно исполняемой. Но что-то внутри ее не позволяло этому радоваться. Она посмотрела вниз на всю протяженность судна. Туман становился более неоднородным. Дождь со снегом струился по иллюминаторам почти горизонтально. Скоро туман разойдется. Тогда начнется потеха. Валленар — не инженерная задача, которую Глинн может решить с помощью логарифмической линейки. А их единственный козырь находится в глубине «Ролваага», и не на гауптвахте, а в морге у доктора Брамбелла.