Комплекс Росомахи - Зосимкина Марина. Страница 49

которого никак не может уговорить посещать храм хоть изредка. Вторая ответила

ей малость свысока в смысле том, что нужно было с детства приучать, а не

сейчас, когда вырос, и чего же ты теперь хочешь? И тут же посетовала: «Мой-то в

храм на службы ходит, только вот переживаю я, что он крестик свой нательный

снимает. Когда бреется или зубы чистит, то обязательно снимет. Говорит, что он

ему мешает. И как ему объяснить, что крестик снимать не полагается, ума не

приложу», – и женщина вновь вздохнула.

Жене показалось, что вздыхает она притворно. Ну как же, ее-то сынок в

храм ходит! А то, что крестик снимает, когда зубы чистит, так это ерунда на самом

деле.

И тут в разговор встряла какая-то бабка, которую никто до сих пор почему-то

не замечал, а она рядом стояла, все слышала. Вид бабка имела, прямо скажем,

бомжеватый. Ну, может, и не бомжеватый, поскольку ее лохмотья все же были

чистые, и от нее не воняло, но странный – это точно. И вот эта старуха обернулась

к счастливой мамаше и проскрипела язвительно:

– Крестик ему мешает?! Надо же. А пусть он следующий раз, как надевать

его будет, спросит у Него: «Господи, а я Тебе не мешаю?»

Обе тетки оторопели, а Женьке почему-то стало весело.

Он уверенными шагами направился к иконной лавке и выбрал себе крестик,

большой, серебряный, такой большой и дорогой, что на цепочку денег уже не

хватило. Поэтому он купил веревочку за пять рублей, приговаривая, что на цепочке

крестики не носят, это каждый знает, и бережно повесил его себе на грудь под

рубашку.

Он довольно быстро понял, что умываться и чистить зубы теперь стало

сложнее, но вспоминая старухино высказывание, а еще из непонятного упрямства,

крестик все же никогда не снимал.

Это его забавляло, потому что верующим он себя не признавал и был

полностью согласен с покойным дедом, который считал, что все это бабская

придурь и тьма невежества, все эти «Господу помолимся! Господи помилуй».

Кроме того, его здорово раздражало, с какими специальными

многозначительно-умильными лицами «активисты» в церкви обмениваются

приветствиями, чуть не кланяясь друг другу в пояс, и как опрометью кидаются

через весь церковный двор, завидев издали попа в рясе, боясь, что не успеют

приложиться к его ручке. Это у них называется «взять благословение».

А еще им всем жутко нравилось креститься. Крестились широко и со вкусом:

перед иконами, возле подсвечника, при входе в храм, при выходе и даже в

разговоре друг с другом.

Как-то Евгений сунул нос в приоткрытую дверь их столовки. У них столовка

есть, прямо во дворе храма пристроечка. Как-то она у них называется прикольно…

А! Трапезная, точно. Свою столовку они называют «трапезная».

Так они даже там умудрялись креститься. Сначала перекрестятся, а уж

потом за свой компот.

Такой навязчивой атрибутики Женя уж точно никак не мог понять, и, в

зависимости от настроения, он либо добродушно про себя хмыкал, либо фыркал,

раздражаясь.

Хотя, с другой-то стороны, что раздражаться? Ну прикольно им руками

водить, так и пусть себе водят.

От раздумий его отвлекла какая-то тетка, нагруженная сумками, которая

вывалилась из дверей магазина и заехала Женьке по ноге растопыренным во все

стороны пакетом с провизией, но, конечно, не извинилась, а прошипела что-то

злобное. Он примерно понял что. Отошел левее.

Посмотрел уныло по сторонам и решил все-таки пойти домой. Пивка, что ли,

прицепить? По поводу выходного дня?.. Блин, у него давно все дни выходные.

О! Знакомый персонаж! Зовут Додиком. Женька с ним знаком не был, но

личность эта была ему известна, как, впрочем, и всей его теперешней социальной

среде.

Пятиэтажки в их районе методично сносили вот уже лет пять, так вот этот

самый чел профессионально шарит по пустым квартирам в поисках всякого

старья. Антиквар типа. Хотя, какой антиквар? Мародер. С ним еще мужика одного

часто видели, вот они на пару с тем мужиком и шакалят.

Пацаны говорили, что поначалу у этих «старателей» были разборки с

местными бомжами, но Додик сделал их сообществу некое предложение, и те

вовсю принялись помогать ребяткам шмонать пустые хаты.

Женя с любопытством проводил глазами сутуловатую додикову фигуру,

потрусившую в сторону ближнего остова мертвой пятиэтажки.

Что-то он нынче один, без напарника. Да и вроде эти руины они уже

обработали. Строители вон уже экскаватор пригнали с чугунной балдой на тросе, в

понедельник, видно, уж начнут стены ломать.

Додик суетливо прошмыгнул мимо заброшенных подъездов с

искореженными дверьми и свернул за угол. Прыщ такой, на башке дурацкая

беретка, в руках жалкий пакетик болтается. Не подумаешь, что гиена.

Евгений переместился, чтобы было лучше видно, куда это он. А человек-

гиена, оказывается, в подвал навострился. Оказывается, ему срочно кишечник

нужно опорожнить. Ну что ж, бывает. Прихватило, значит, человека. Застало

врасплох. Хорошо, что местность заранее изучена. Здесь у нас общественных

сортиров не водится, ни бесплатных, ни платных.

Евгений сунул руки в карманы ветровки и отвернулся от неинтересного

подвала. Напоследок, прежде чем покинуть пост и отправиться домой, лениво

обозрел горизонты.

И тут на противоположной стороне улицы увидел… Вот ее он совершенно не

ожидал увидеть, тем более в своем районе, захолустном и нищем.

То есть, раньше-то этот район был и ее районом тоже, пока ее предки не

развернулись со своей автомастерской и не превратили ее в автосервис, плюнув

на воспоминания детства и юности. Иными словами, переехали они отсюда и

живут теперь кучно вместе с другими толстосумами.

Он начал вспоминать, как эту девчонку звали. Ее подругу звали Рита, это он

помнил очень хорошо. А как же звали эту?.. А! Точно. Лина. Да, совершенно верно

– Лина Росомахина и Рита Кулебякина.

Хотя, на самом деле – Трофимова и Радова. А то прозвища по школе. Обе

девчонки учились вместе с Женькой в одном классе. Правда, Рита Радова только

до девятого проучилась, потом куда-то поступила, то ли на зубного техника, то ли

еще куда.

Рита Женьке нравилась. Она была такая легкая, не в смысле веса, в смысле

веса она как раз кулебяка и была. Натура у нее была легкая, задорная. Не то что у

ее правильной подружки.

Непонятно, как они вообще могли дружить. Вернее, как Ритка могла

сдружиться с этой язвой и занудой.

Причем, Трофимова была не просто язвой, она была язвой самого

агрессивного толка. Могла и учебником по башке заехать, но этим в школе никого

не удивишь, это многие в школе умели.

Но не все умели сказать. А Лина Трофимова так могла уесть словом, что

даже шпана из старшеклассников предпочитала ее не задевать.

Иначе говоря, оса с бантами. Она банты очень уважала, помнится.

Но Ритке она здорово помогла, это он тоже помнил. Поэтому Ритка к

девятому классу совсем осмелела, перестала ходить с вечно затурканным видом,

расцвела.

Женек в школе был середнячком, закомплексованным мямлей, длинным,

тощим и абсолютно неинтересным. Даже он сам это понимал.

Это он после брутальную щетину завел, когда в институт поступил. И очки в

тонкой оправе.

А в классе Женька был настолько неприметным, что ни одна из школьных

группировок не приложила ни малейшего усилия, чтобы затянуть его в зону своего

влияния и, по счастью, ни одна из них не избрала его тренажером для издевок, как

это было с одним пацаном из параллельного класса. Вот тому доставалось.

А Женька – ничего, сидел тихонько за предпоследним столом, отвечал на

троечку-четверочку и любовался издалека полупрофилем Ритки Кулебяки. Так и не