Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 44
– Оказывается, у них давно был роман, уже лет двадцать, а год назад он овдовел, ну и попросил ее руки… Так она выразилась. И еще сказала, что не стала бы выходить за него, если бы у нее были внуки, а теперь она это делает ради меня. Так что погуляем на маминой свадьбе. – Соня как-то нервно засмеялась. – Но какова… Сколько лет скрывала. А мне всегда твердила, что из-за меня отказалась от личной жизни… Татка, у меня голова кругом идет!
– Сонь, она долго без тебя не выдержит, так что особенно губы не раскатывай! Через полгода – максимум год вернется обратно, бросит своего Лаци и примчится руководить тобой.
– А может, она предпочтет им руководить, а?
– Вряд ли… Ей там поначалу трудно придется, в чужой стране да еще с таким кошмарно трудным языком… А он говорит по-русски?
– Да. Он, по-моему, учился в Ленинграде.
– А сколько ему лет?
– Шестьдесят три, нестарый еще. И вроде бы безумно ее любит. Мне так странно, Татка, я себя-то старой считаю, а уж маму и вовсе. И вдруг такая история… Неслабо, да?
– Да уж. Сонька, а у меня…
– Мам, Олег Степанович уходит! – заглянула в комнату Иришка.
– Иду! Сонь, я тебе потом позвоню, ладно?
Тата выскочила в прихожую. Олег Степанович уже стоял в пальто.
– Наталья, мне пора. – Ему безумно хотелось поцеловать ее на прощание, но благодарная за теорему Иришка торчала в дверях кухни. – А по поводу той истории мы с тобой завтра побеседуем, хорошо?
Он вышел на площадку, Тата тут же рванулась за ним: ей тоже не терпелось прижаться к нему.
– Олег, подожди, я забыла…
Он быстро обнял ее.
– Мам, ты куда, простудишься же!
Тут подошел лифт, и Олег уехал.
– Ну вы даете, «союз брошеных супругов»! – хмыкнула Иришка, когда Тата вернулась в квартиру.
– Ты о чем?
– О вас, о чем же еще! Думаешь, я совсем тупая? А он ничего, не противный. И матешу хорошо объясняет, так понятно, не то что наша Крыса-Лариса! Ты сразу за него замуж пойдешь или как?
– Или как! Ты вообще что городишь? – воскликнула Тата.
– Мам, все нормально! Мужик в доме нам нужен. А он лучше, чем этот… Том Недокруз. Олегу Степановичу я могу, кажется, тебя доверить! У него в глазах такая любовь светится…
– Много ты понимаешь в любви.
– Мам, не смеши меня! Еще неизвестно, на кого больше с любовью смотрят!
За завтраком Курбатов положил рядом с Алисиной чашкой довольно большой мешочек из зеленой замши.
– Что это?
– Ничего особенного. Пустячок на память о Праге.
– Святослав Игоревич, я не хочу!
– Алиса, кончайте эту феминистскую бодягу! О, я уже от вас заразился… Почему красивая женщина не может принять от преданного поклонника сувенир? Вы хоть загляните внутрь! Неужели в вас даже любопытства не осталось? Это неженственно, Алиса.
– Нет, любопытство еще осталось, – усмехнулась она и взяла мешочек в руки. – Тяжелый какой! – Она развязала шнурок и вытащила из мешочка… турмалиновые бусы. – Ой! Какая прелесть! Так это вы их купили, да? Признавайтесь!
– Признаюсь. Я.
– Но зачем?
– Алиса, ну будьте снисходительны, я достаточно старомоден, и мне было бы просто невыносимо смотреть, как женщина, в которую я влюблен, сама себе покупает украшение!
– Но когда же вы успели?
– Ну это несложно. Я послал туда рассыльного из гостиницы. Наденьте!
– Нет, – покачала головой Алиса и спрятала бусы обратно в мешочек. – Я вам очень благодарна, но не могу их принять.
– Почему? – побледнел Курбатов.
– Потому что это довольно дорогая штучка, а я не желаю быть никому обязанной. Вот так, Святослав Игоревич. Увы!
– И вам даже не хочется их примерить?
– Хочется. Но мало ли что мне хочется. Мне вот хотелось самой купить себе эти бусы. А вышел облом.
– Вы случайно не американофилка? – раздраженно осведомился он. – Самые непереносимые бабы – американки! Теперь я понимаю, почему вы одна…
– Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ!
– Хоть в таком виде дождался от вас этого «ты»!
– Ну это не к вам…
– Значит, не возьмете бусы?
– Нет.
– И что мне с ними теперь делать?
– Верните в магазин или подарите какой-нибудь даме. Не поверю, что у вас нет дамы.
– Боюсь, она не поймет такого подарка. Он ей покажется грошовой безделушкой.
– Тогда секретарше.
– Еще чего! Она может решить, что я хочу с ней спать… Видимо, положение безвыходное. Алиса, прошу, возьмите их, вам они так пойдут…
– Нет.
– Как угодно, – он спрятал мешочек в карман. – Ничего, еще наступит момент, когда вы примете этот знак внимания, я уверен. Вы что, злитесь на меня за вчерашнее?
– Я ни на что не злюсь, Святослав Игоревич. Так куда мы сегодня двинем?
– Опять по городу, я думаю…
– Хорошо, только схожу в номер, я забыла темные очки.
– Жду вас в холле.
Алиса поднялась к себе и, едва войдя, увидела на столе букет красных роз. Цветы были крупные, свежие, словом, восхитительные. Старается Светик, усмехнулась она и подошла понюхать розы. И вдруг заметила среди цветов – а их было пятнадцать, Алиса сосчитала – конвертик. Она вытащила карточку. «Иоахим Ротшедель». На обратной стороне карточки по-английски было написано: «Самой красивой рыжей женщине, какую я когда-либо видел». Ну надо же, засмеялась Алиса, взяла очки и спустилась в холл.
Курбатова не было. Подожду, решила она, и тут ей в голову пришла одна мысль. Она направилась к портье и на своем неважном английском спросила, уехал ли уже господин Ротшедель.
– Ротшедель? Но у нас нет постояльца с такой фамилией, вы ничего не спутали?
Алиса, не полагаясь на свое произношение, вытащила из сумки визитку и показала портье. Тот огорченно покачал головой.
– Увы, ничем помочь не могу. Этот господин, по-видимому, остановился в другом отеле.
– Извините.
Ну конечно, Светик все наврал, а впрочем, это неважно, я окончательно поняла, что у меня с ним ничего не получится.
– Алиса, простите, заставил вас ждать!
– Ничего страшного.
Погода была чудесная, город тоже не стал хуже, и постепенно к Алисе вернулось хорошее настроение.
– А что, этот господин Ротшедель как-то особенно западает на рыжих баб? – спросила она как бы между прочим.
– Вы заметили, да? Он вас просто пожирал глазами.
– А если б я была брюнеткой или шатенкой? Он бы на меня не клюнул?
– Может, и я бы на вас не клюнул, будь вы другой масти, – рассмеялся Курбатов. Он, похоже, решил сменить тактику – теперь он все время держал Алису под руку, старался незаметно дотронуться до нее. Но от нее это не укрылось.
– Святослав Игоревич, вы теперь решили физически воздействовать на мои рецепторы? Так, кажется, это называется?
Он отдернул руку:
– Алиса!
– Предупреждаю, это не имеет смысла. Возможно, вы сочтете меня ненормальной, но меня это не заводит.
– Тогда скажите, что вас заводит?
Она посмотрела в его безусловно красивые карие глаза и ответила:
– Родная душа.
В понедельник после работы все собрались у Таты. Главной темой конечно же было замужество Берты Яковлевны.
– Понравился тебе Лаци, Давыдовна? – сразу спросила Иришка. – Я прямо-таки проперлась, когда мама мне сообщила! Во кайф!
– Ну что за язык! – простонала Тата. – Ты же умеешь говорить нормально.
– У меня нет слов, мамочка! Такой прикол!
– А что ты вообще тут делаешь? Ты же собиралась идти к Машке?
– Пойду, пойду, не волнуйся, ты же при мне им не расскажешь про Степаныча…
– Ирка, ты, по-моему, забываешься! – беспомощно всплеснула руками Тата. – Убирайся!
– Уже!
Она умчалась.
– Что такое ты должна нам рассказать? – заинтересовалась Соня.
– Да ерунда это… – покраснела Тата.
– Нет, совсем не ерунда, – засмеялась Алиса, – меня не обманешь! Вон глаза как блестят, и улыбка такая мечтательная… У вас что-то было?
– Было…
– Ну и как? – деловито осведомилась Соня.
– Хорошо, – смущенно пробормотала Тата. – Нет, девочки, просто потрясающе! Я даже не подозревала… И вообще, он, похоже, меня любит, вы можете себе представить? И я, кажется, тоже… Сама не понимаю, как это получилось… Он каждый вечер звонит, и мы все никак наговориться не можем. Мне так с ним легко, просто, и в то же время я волнуюсь, но это приятно… И он уже зовет меня замуж.