Язык цветов - Диффенбах Ванесса. Страница 43
– Поздравляю! – воскликнула Бетани и снова меня обняла. – Когда?
За эти два дня мне уже во второй раз задавали этот вопрос, и я поняла, что чем дальше, тем чаще буду его слышать. Я мысленно подсчитала месяцы.
– В феврале, – ответила я. – Или в марте. Врачи точно не знают.
Бетани познакомила меня с Рэем, и мы пожали друг другу руки. Я указала на стол и стулья и пригласила их сесть. Сама же села напротив и извинилась, что позвонила практически в последний момент.
– Но мы так рады, что ты все же позвонила, – проговорила Бетани, сжав мускулистую руку Рэя. – Я ему все про тебя рассказала.
Я придвинула голубую коробку к ним поближе. Под светом флюоресцентных ламп она сияла.
– Для свадьбы можно выбрать любые цветы. На цветочном рынке продается почти все, даже не в сезон. – Бетани открыла крышку, и я поежилась, словно она опять коснулась моего живота.
Рэй взял первую карточку. В последующие годы я не раз видела, как мужчины испытывают неловкость в присутствии моего цветочного справочника, а флюоресцентная лампа придает их лицам нездоровый оттенок. Но Рэй не был одним из них. Его рост и мускулатура производили обманчивое впечатление; он говорил об эмоциях так же свободно, как подружки Аннемари, был рад обсуждать их часами, не решаясь остановиться на конкретном значении. Первая же карточка – акация – вызвала разногласия, как и у нас с Грантом, но причины были другими.
– Скрытая привязанность, – сказал Рэй. – Мне нравится.
– Скрытая? – спросила Бетани. – Но почему скрытая? – Она притворилась обиженной, намекая на то, что он хочет скрыть их привязанность от мира.
– Потому что то, что между нами, скрыто ото всех. Когда мои друзья обсуждают своих жен или подружек, хвастаются или жалуются на них, я всегда молчу. У нас с тобой все по-другому. И я хочу, чтобы так и оставалось. Чтобы никто не мог к этому прикоснуться. Чтобы это оставалось скрытым.
– Мм… – задумалась Бетани. – Пожалуй, да.
Перевернув карточку, она принялась разглядывать снимок акации: воздушный золотистый цветок в форме сферы, свисающий на тонком стебле. В парке Маккинли акация росла повсюду. Надеюсь, она в цвету, подумала я.
– И что можно с ней сделать? – спросила Бетани.
– Зависит от того, что еще вы выберете. Акация – яркий цветок, центральный в букете. Я бы сделала букет в форме фонтана, чтобы стебли свисали и частично закрывали руки.
– Нравится, – кивнула Бетани и взглянула на Рэя. – Что еще? В конце концов они выбрали махровые розы цвета фуксии, бледно-розовую сирень, кремовые георгины, жимолость и желтую акацию. Решили, что от платьев подружек невесты придется отказаться – шелк цвета бургундского вина не гармонировал с цветами. Бетани была рада, что платья куплены в магазине, а не сделаны на заказ. Цветы – вот что главное, с уверенностью проговорила она, и Рэй согласно кивнул.
Когда они поднялись, чтобы уйти, я сказала, что привезу цветы в двенадцать, а в два вернусь на свадебный прием.
– В твой букет можем в последнюю минуту что-нибудь добавить, – пообещала я, – если еще чего-нибудь захочется.
Бетани снова обняла меня.
– Здорово, – сказала она. – Мне уже в кошмарах снится, что свадебная музыка играет, и розы вдруг взрываются. И ни счастья мне, ни свадьбы.
– Не волнуйся, – успокоила ее я. – Цветы сами собой не загораются. – Я переводила взгляд с Бетани на Рэя. Бетани улыбнулась. Я говорила о Рэе, а не о цветах, и она это поняла.
– Знаю, – ответила она.
– Можно я на свадьбе раздам визитки? – попросила я. – Начинаю свое дело. – Я обвела рукой белые стены.
– Конечно! – ответила Бетани. – Приноси. И приводи с собой друга, забыла сказать. – Кивнув на мой живот, Бетани подмигнула. Ребенок толкнулся; меня снова затошнило.
– Обязательно, – проговорила я. – Принесу визитки. Но друга не приведу. Спасибо большое.
Бетани смутилась, и Рэй покраснел и повел ее к выходу.
– Спасибо, – еще раз сказала она. – Правда. Никак не устану тебя благодарить.
Стоя за стеклянной дверью, я смотрела, как они идут по улице к машине. Рэй обнимал Бетани за талию. Я знала, что он успокаивает ее, убеждает, что странная одинокая молодая женщина, волшебно умеющая обращаться с цветами, вполне счастлива и без отца своего ребенка.
Но это было не так.
В магазине на Юнион-сквер я купила черное платье, а на Маркет-стрит – четыре дюжины фиолетовых ирисов. Платье делало менее заметным живот – так я рассчитывала отпугнуть наглые руки; ирисы должны были стать моими визитными карточками. Я порезала на квадраты лавандовую бумагу и проколола в каждом по дырочке. С одной стороны каллиграфическим, как у Элизабет, почерком написала: «Язык цветов». С другой – «Виктория Джонс, флорист», собственным обычным почерком. И добавила телефон Натальи.
Оставалась всего одна загвоздка, и преодолеть ее оказалось труднее, чем я думала. У меня по-прежнему была карточка оптовика, принадлежавшая Ренате, но пойти на цветочный рынок я никак не могла. Грант бывал там каждый день, кроме воскресенья, а купить цветы для субботней свадьбы в воскресенье, увы, было невозможно. Я даже думала съездить на ближайший оптовый рынок в Сан-Хосе или Санта-Розе, но потом узнала, что в северной Калифорнии наш рынок был единственным. Флористы приезжали за сотни миль и ехали всю ночь, чтобы купить цветы в Сан-Франциско.
Потом я решила купить цветы в розницу, но, подсчитав стоимость, поняла, что для меня тогда не будет никакой прибыли, а может, даже обойдется в убыток. И вот в пятницу, накануне свадьбы, я поехала в свое старое общежитие, поднялась по бетонной лестнице и постучала в тяжелую дверь.
Меня впустила худенькая девушка со светлыми волосами.
– Кому-нибудь нужна работа? – спросила я.
Светловолосая тут же ушла и больше уже не возвращалась.
Девчонки, сгрудившиеся кучкой на диване, смотрели на меня подозрительно.
– Я сама здесь раньше жила, – сказала я. – А сейчас работаю флористом. Завтра я обслуживаю свадьбу, и мне нужна помощь. Надо сходить на рынок за цветами. – Несколько девочек встали и сели рядом со мной за стол.
Вместо собеседования я задала каждой из них три вопроса, выслушивая ответы по очереди. Первый – есть ли у вас будильник? – был встречен уверенными кивками. Второй – знаете ли вы, как доехать до Браннана на автобусе? – отсеял невысокую полную рыжеволосую девушку в конце стола. Оказалось, она ни при каких обстоятельствах не ездит на автобусе. Я щелкнула пальцами, показывая, что разговор окончен.
Остались две претендентки. Я спросила, зачем им деньги. Первая, латиноамериканка по имени Лилия, перечислила целый список желаний, среди которых были как предметы первой необходимости, так и полная ерунда. У нее отросли корни волос, заявила она, почти кончился лосьон для тела и нет туфель, которые подходили бы к подаренному бойфрендом платью. И в самом конце, подумав, добавила, что нечем платить за жилье. Мне нравилось ее имя, но не ответы.
Глаза последней претендентки не были видны за длинной челкой. Когда она периодически смахивала ее с лица, то вместо челки закрывала лоб рукой. Но ее ответ на мой вопрос был простым и в точности соответствовал моим ожиданиям. Если она не внесет плату за жилье, ее выселят. На последнем слове ее голос дрогнул, и она спряталась под воротник водолазки, высунув только нос и глаза. Мне нужен был человек в отчаянном положении, которое заставит его, услышав звонок будильника в три тридцать утра, встать с кровати без лишних размышлений; я знала, что эта девушка меня не подведет. Я велела ей встретиться со мной в пять утра следующего дня на автобусной остановке в Браннане, в квартале от цветочного рынка, и ушла, не спросив ее имени.
Девушка опоздала. Не настолько, чтобы помешать мне завершить букеты вовремя, но достаточно, чтобы заставить меня волноваться. Плана Б у меня не было, и я скорее была готова бросить Бетани у алтаря без букета, чем рисковать увидеться с Грантом. Стоило мне подумать о нем, как все тело начинало ныть, а ребенок – кувыркаться. Но девушка пришла через пятнадцать минут после назначенного времени; она бежала и совсем запыхалась. Оказалось, уснула в автобусе и проехала остановку, но готова работать быстро, чтобы нагнать упущенное время. Я дала ей свою карточку оптовика, пачку денег и список цветов.