Трилогия Айс и Ангел (ЛП) - Бэк Сюзанна. Страница 139

А пока, пожалуйста, прими Алвина как знак моей любви, и пусть он живет в твоем сердце, как ты в моем.

С любовью,

Роза

С того дня Алвин всегда был со мной. И когда я просыпалась утром, и когда шла в школу, и когда играла, и когда ложилась спать.

Роза оказалась права. Он был хорошим другом. Никогда не злился на меня. Никогда не разговаривал свысока. Никогда не игнорировал. Он выслушивал все мои жалобы и знал обо всех радостях, и ни разу не унизил меня.

Возможно, он не лизал мне лицо и не махал хвостом, но ведь и мне не приходилось убирать за ним или кормить, так что это был довольно честный обмен в том, что касалось меня.

И однажды, в приступе гнева из-за проступка, который я даже не могу вспомнить, мой отец взял молоток и заставил меня смотреть, как он разбивает лошадку в щепки, а потом превращает в пыль вместе с моими мечтами.

У меня было разбито сердце настолько, насколько это может случиться только с маленькой девочкой, которая потеряла своего лучшего друга. Я выбежала прочь из комнаты, отказавшись разговаривать с отцом, да и с матерью, которая просто стояла и смотрела и ни разу не попыталась его остановить. И так было целый месяц.

Это единственное, за что я так никогда и не простила отца, вплоть до сегодняшнего дня, когда его тело уже превратилось в пыль в земле, и слово "прости" значит не больше, чем отдельные буквы, из которых оно складывается.

И я не уверена, что когда-нибудь прощу.

Я упомянула Алвина в разговоре с Айс, когда увидела похожую лошадку в витрине магазина, мимо которого мы шли, но никогда не рассказывала ей, ни что с ним случилось, ни что он значил для меня, когда я была маленькой девочкой.

И все же, она что-то заметила в моем задумчивом тоне, потому что передо мной в это рождественское утро лежала точная копия той давным-давно сломанной деревянной лошадки, от ярко-раскрашенного седла и сбруи до любопытного выражения на мордочке.

Слегка дрожащими пальцами я вытащила лошадку из ее логова в свертке бумаги и поднесла поближе, чтобы рассмотреть. Она была абсолютно идеальна, до самой мельчайшей детали.

– Где ты это взяла? – выдохнула я, немедленно вспомнив Попа и его способность находить все для всех.

– Вообще-то, я ее вырезала, – ответила она, слегка покраснев от признания.

– Но как?…

– Я подумала, что за тем, что ты мне рассказала, кроется что-то большее, так что поговорила с Руби. Она была более чем счастлива посвятить меня в детали. У нее чертовски хорошая память, – она хихикнула. – Так что, когда она выложила мне все, я приступила к работе, – она перевела взгляд на лошадку. – Ну как, похоже?

– Похоже?! Господи, Айс, просто идеально. Я не могу найти ни одного отличия между этой и той, что была у меня в детстве, – снова посмотрев на лошадку, я поняла, что сказала правду. Она была просто идеальна.

Она улыбнулась, расслаблено, искренне, прекрасно, и эта улыбка достигла ее глаз.

– Я рада. Руби рассказала мне, как много значила для тебя эта лошадка. И как твой отец уничтожил ее, – улыбка исчезла с ее лица. – И я рада, что этот ублюдок мертв, потому что я получила бы большое удовольствие, убивая его за то, через что он заставил тебя пройти.

– Айс…

Отмахнувшись от моей обеспокоенности, она продолжила.

– В любом случае, я просто хотела вернуть тебе то, что у тебя отняли, – улыбка вернулась. – Ты больше не маленькая девочка, но у тебя теперь есть еще один друг.

Улыбаясь, с глазами, полными слез, я потянулась и крепко обняла ее, понимая, что пожелание, которое так давно написала моя тетя, наконец сбылось. Мои мечты исполнились. И я нашла место, где меня любят и ценят.

Спасибо тебе, Роза.

Через несколько секунд, я отстранилась и нырнула под елку, доставая подарок, который сунула туда прошлой ночью, когда Айс провожала наших гостей по домам.

– Вот, это тебе.

Она вопросительно на меня посмотрела, приняв подарок. Его размер и форма легко выдавали содержание. Развернув яркую бумагу, в которую я завернула его по случаю праздников, она вытащила пластинку в простом белом конверте, как я и просила Попа.

Я улыбнулась.

– Ну давай, поставь ее.

Грациозно поднявшись на ноги, она подошла к проигрывателю, подняла пыльную крышку, осторожно вытащила пластинку из конверта и поместила ее на шпиндель. Включив проигрыватель, она аккуратно поставила головку на первую дорожку, и затем отошла назад, склонив голову к плечу.

Когда первые звуки музыки полились в комнату, я заметила, что ее тело замерло подобно статуе, а лицо побледнело, и у меня промелькнула мысль, а не сделала ли я только что ужасную ошибку.

Затем голос, прекраснее, чем пение любого соловья, присоединился к мелодии, и я увидела, как ее грудь конвульсивно сжалась, прежде чем начать дышать нормально. Ее глаза, ярко- голубые, медленно закрылись, а музыка продолжала литься из колонок.

– О Господи, – прошептала Корина позади меня, прижав руку к груди. – Это Екатерина ДюПрие? Я просто обожаю ее!

Живя так долго с Айс, я разбиралась в оперных певцах. Я улыбнулась, не отрывая глаз от моей подруги, замершей в восхищении.

– Я не знала, что ты такой ценитель, Корина. Это именно она.

Первая строфа песни закончилась, и когда началась вторая, я почувствовала, как ее грудь снова сжалась, но на этот раз, когда голос примадонны зазвучал, такой чистый и прекрасный, Айс взяла ту же ноту, устремляя свой голос к небесам и повторяя певицу точь- в-точь.

Мурашки побежали по спине.

Очевидно, это случилось не только со мной.

– Господи Боже, это просто сверхъестественно! Я и не предполагала, что она может так потрясающе петь!

Я позволила своей гордой улыбке выразить все это.

– Надо же, словно слышишь голос из могилы, – пробормотала Корина почти благоговейно. – У Айс совершенно такой же голос!

– Так и должно быть.

– Почему?

– Екатерина ДюПрие ее мать.

Резкое движение Корины наконец отвлекло мой взгляд от Айс.

– Ты в порядке?

– Никогда не дразни пожилую женщину, Ангел, – прорычала она. – Сердце может не выдержать.

– Я не дразню тебя, Корина. Я думала, ты знаешь.

Она посмотрела на меня, широко раскрыв глаза.

– Знаю? Как, черт побери, я могла знать что-нибудь подобное? – она придвинулась поближе к Айс, словно впервые видя ее на самом деле. – Хотя я должна была догадаться. У них есть несколько поразительных общих черт.

Прежде чем я смогла ответить, ария закончилась, и одна из общих черт – из тех, о которых Айс мне рассказывала – стала заметной, когда моя возлюбленная открыла глаза. Ее выражение было ошеломленным, словно она пропустила сильный удар и только-только начала приходить в себя. Ее рука с неповторимой грацией протянулась к аудиосистеме, убирая головку прежде, чем началась следующая песня.

Затем ее лицо прояснилось, и взгляд впился в меня.

Лишенная возможности сопротивляться беззвучной команде, я обнаружила, что поднимаюсь на ноги, не в силах отвести глаза, захваченная ее невероятным магнетизмом.

Через долгое-долгое время, длившееся, кажется, целую вечность, в которую галактики рождались, жили и умирали в сверкающих вспышках света, я почувствовала так же ясно, как и увидела, как она шагнула ко мне, и увидела так же ясно, как и почувствовала, как ее тело почти рухнуло на меня, дрожа от пят и до макушки. Ее лицо, зардевшееся и горячее, прижалось к изгибу моей шеи, и я ощутила, как слезы обожгли кожу.

– Спасибо, – прошептала она раз, потом еще раз и еще, пока это не превратилось в мантру, молитву, благословение.

Продолжая прижимать ее к себе, я протянула руку, чтобы погладить ее волосы и спину, ощущая благоговейный трепет перед даром, который Айс вручала мне в тот момент – уникальный момент, когда все преграды рухнули и только одна вещь осталась незыблемой.