Обреченное королевство - Сандерсон Брэндон. Страница 125

— Да, Ваша Светлость, — сказала Шаллан. — Мы, дети, любим блестящие и громкие игрушки.

— Иногда ты слишком широко открываешь рот.

— Иногда? Вы имеете в виду, что в остальное время..? Тогда я буду… — Шаллан умолкла и закусила губу, сообразив, что зашла слишком далеко.

— Никогда не извиняйся за собственный ум, Шаллан. Это создает плохой прецедент. Однако надо быть осторожнее. Ты часто говоришь самое первое, что пришло тебе в голову.

— Я знаю, — сказала Шаллан. — Мои няни и учительницы изо всех сил пытались отучить меня от этой привычки, но…

— Безусловно подвергая тебя суровым наказаниям?

— Да. Обычно я должна была сидеть в углу, держа на голове книгу.

— А это, в свою очередь, — со вздохом сказала Джаснах, — только научило тебя выпаливать свои колкости еще быстрее, так как ты знала, что должна высказаться прежде, чем тебя поймут и накажут.

Шаллан вздернула голову.

— Наказания ни к чему не приводят, — продолжала Джаснах. — Наоборот, людей вроде тебя они только поощряют. Игра. Сколько ты должна сказать, чтобы тебя наказали? А что если сказать что-нибудь настолько умное, что учительницы не поймут шутку? Сидя в углу, ты только придумывала находчивый ответ.

— Но для юной женщины неприлично говорить так, как я часто делала.

— Единственная «неприличность» — использовать ум не по назначению. Подумай. Ты научилась делать именно то, что тебя так раздражает в ученых: ловко владеть языком, но без особого смысла. Можно сказать, что у тебя есть ум, но нет глубокой основы. — Джаснах перевернула страницу. — Ошибкомерный ум, не так ли?

Шаллан зарделась.

— Я предпочитаю, чтобы мои ученицы были умными. Тогда я получаю больше, работая с ними. Я буду должна привести тебя ко двору. Я подозреваю, что Шут найдет тебя занятной и интригующей — ведь твоя природная робость сочетается с умным языком.

— Да, Ваша Светлость.

— И, пожалуйста, помни, что ум женщины — ее самое ценное оружие. Нельзя им пользоваться неуклюже и невовремя. Как и нож в спину, умная колкость эффективна тогда, когда ее никто не ждет.

— Прошу прощения, Ваша Светлость.

— Это был не упрек, — заметила Джаснах, переворачивая страницу. — Так, наблюдение. Я иногда делаю их: эти книги устарели. Сегодня голубое небо. Моя подопечная — плутовка с умным языком.

Шаллан улыбнулась.

— А теперь расскажи мне, что ты открыла.

Шаллан состроила гримасу.

— Не слишком много, Ваша Светлость. Или я должна сказать слишком много? Почему убили вашего отца? Каждый автор выдвигает свою собственную теорию. Некоторые утверждают, что он оскорбил их на празднике той ночью. Другие говорят, что весь договор был хитростью, давшей возможность паршенди подобраться поближе к нему. Но это точно бессмысленно, потому что у них были куда лучшие возможности.

— А Убийца в Белом? — спросила Джаснах.

— Настоящий клубок противоречий, — сказала Шаллан. — Все тексты наполнены комментариями о нем. Почему паршенди нашли убийцу на стороне? Неужели они боялись не выполнить работу сами? Или, возможно, они не нанимали его, их ложно обвинили. Хотя многие не верят в последнее утверждение, потому что паршенди взяли на себя ответственность за убийство.

— А что ты думаешь?

— Я чувствую себя слишком незначительной, чтобы делать выводы, Ваша Светлость.

— Какой смысл в исследовании, если ты не собираешься делать выводы?

— Учительницы говорили мне, что предположения — привилегия опытных, — объяснила Шаллан.

Джаснах фыркнула.

— Твои учительницы — идиотки. В нашем космере юношеская незрелость — один из самых могучих катализаторов изменений, Шаллан. Знаешь ли ты, что Солнцетворцу было только семнадцать, когда он начал свои завоевания? Гаварах еще не было и двадцати, когда она предложила теорию трех реальностей.

— Но разве на всякого Солнцетворца и Гаварах не приходится сотня Грегорхов? — Он побудил юного короля начать бессмысленную войну с королевствами, которые были союзниками его отца.

— Был только один Грегорх, — с гримасой сказала Джаснах. — К счастью. Но ты права. И вот главная цель обучения. Быть молодым — означает действовать. Быть ученым — означает действовать осмысленно.

— Или сидеть в алькове и читать об убийстве, произошедшем пять лет назад.

— Я бы не заставила тебя изучать это событие, если бы не преследовала конкретной цели, — сказала Джаснах, открывая еще одну книгу. — Слишком много ученых смотрят на исследование как на чистую игру ума. Если мы ничего не сделаем с полученным знанием, мы напрасно потратили время. Книги сохраняют информацию намного лучше нас — но только мы можем интерпретировать ее. И если кто-нибудь не собирается делать выводы, тогда лучше оставить информацию книгам.

Шаллан откинулась назад и задумалась. Если взглянуть с такой точки зрения… Ей сразу захотелось зарыться в учебу. Джаснах хочет, чтобы Шаллан что-то сделала с собранной информацией. Но что? И тут опять она почувствовала укол вины. Джаснах изо всех сил старается сделать ее ученым, а она в благодарность собирается украсть самую ценную ее вещь и оставить взамен сломанную. Шаллан затошнило.

Она ожидала, что учеба под руководством Джаснах будет включать бессмысленную зубрежку и тупую работу, сопровождаемые наказаниями за нерадивость. Именно так ее учили раньше. Джаснах, однако, учила по-другому. Она давала Шаллан задачу, оставляя ей самой выбрать способ решения. Джаснах помогала и предлагала теории, но почти все их разговоры касались скорее настоящей природы науки, цели обучения, красоты знания и его применений.

Джаснах Холин с наслаждением впитывала все новое и хотела, чтобы другие тоже полюбили это занятие. За суровой внешностью, пристальным взглядом и редко улыбающимися губами скрывался человек, верящий в свое дело. В чем бы оно ни заключалось.

Шаллан подняла одну из своих книг и незаметно пробежала глазами по корешкам томов Джаснах. Много историй об Эпохе Герольдов. Мифы, комментарии, книги ученых, известных дикими предположениями. Том, который читала Джаснах, назывался «Сохраненные памятью Тени». Шаллан взяла название на заметку. Она постарается найти копию и пролистать ее.

Но какую проблему решает Джаснах сейчас?

Какое знание она надеется извлечь из этих томов, по большей части копий древних книг? Шаллан сумела открыть некоторые тайны Преобразователей, но причина, из-за которой принцесса приехала в Харбрант, оставалась неуловимой. Это ее раздражало и одновременно бросало вызов. Джаснах любила поговорить о великих женщинах прошлого, которые не только записывали историю, но и делали ее. Шаллан нутром чувствовала, что Джаснах занимается чем-то очень важным. Изменением мира?

Ты не должна дать ей вовлечь себя, сказала себе Шаллан, возвращаясь к своим книгам и заметкам. Тебе не нужно изменять мир. Ты должна защитить братьев и дом.

Тем не менее ей нужно было показать, что она хорошая ученица. И она с головой погрузилась в работу, пока, через два часа, в коридоре не прозвучали тяжелые шаги. Похоже, слуги принесли полуденную еду. Джаснах и Шаллан часто ели на балконе.

Запахло едой; желудок Шаллан забурчал, и она радостно отложила книгу в сторону. Она обычно зарисовывала ленч, что Джаснах — несмотря на ее нелюбовь к визуальным искусствам, — одобряла. Она говорила, что молодые аристократы часто считают умение рисовать «привлекательным», и поэтому Шаллан должна поддерживать свое искусство, если собирается привлечь к себе поклонников.

Шаллан даже не знала, обижаться или нет. И разве то, что Джаснах совершенно не интересовалась такими женскими искусствами как музыка и рисование, не говорило без слов о ее собственных намерениях в области брака?

— Ваше Величество, — сказала Джаснах, грациозно вставая.

Шаллан вздрогнула и торопливо оглянулась. В дверях стоял престарелый король Харбранта, одетый в великолепную оранжево-белую мантию со сложной вышивкой. Шаллан вскочила на ноги.

— Ваша Светлость Джаснах, — сказал король. — Я не помешал?