Стимпанк - Ди Филиппо Пол. Страница 22

Повелительным криком (в своей обычной манере давать распоряжения) Агассис призвал из кухни Джейн. Та прибежала вся красная.

– Ей-богу, сэр, поговорили бы вы с мистером Дезором, пусть он придержит свой нечестивый язык! Что он мне такое рассказывал… знаю, это научные факты, но, сдается, девушке их слушать не пристало. Например, вам известно, что у среднего кита мужской член длиной в десять футов?

Цезарь подмигнул Агассису: «А, что я вам говорил?» Агассис же был раздосадован.

– Довольно пустой болтовни! Джейн, сегодня утром вы отложите обычные дела, поскольку у нас для вас наитруднейшее задание. Поглядите на это… это первобытное создание. Мне нужно, чтобы вы его помыли и одели так, чтобы с ним можно было показаться на улицах Бостона.

– Как прикажете, сэр. А человеческое имя у нее есть? Агассис от вопроса отмахнулся.

– Ба! Какое это имеет значение. Тут подал голос Цезарь:

– Конечно, у дамы есть имя. Ее зофут Дотти.

– Ах как мило. У меня есть кузина по имени Дотти, она осталась дома в Летчуорте. Ладно, помогите мне вскипятить воду, Дотти, а потом мы вытащим старый жестяной чан.

– Давайте пройдем в мой кабинет, Якоб, и оставим Джейн ее титаническим трудам. Мы должны обсудить наши планы и методы.

В кабинете Агассис открыл было рот, чтобы обрисовать, до какого предела бур может рассчитывать на его сотрудничество, но Цезарь его опередил:

– Почему фы так жестоки с майне фрау, Луи? Рашве фы не понимаете, что Дотти так же вошприимчива и чувствительна, как мы с вами? Она ведь неплохо знает английский, унд даже если не понимает каждое фаше слово, то все равно может почувствовать фаше отношение и обидеться. Наверное, знай фы ее историю полностью… Дотти родилась за год до того, как ее мать уехала в Европу, и девочку отдали на попечение тетушки. Эта женщина была майне кормилица…

Агассиса передернуло. Ему придется призвать на помощь всю выдержку, которая позволяла ему учиться ночи напролет, пока его однокашники бражничали в мюнхенских пивных…

– Мне было тогда пять лет. Майн фатер уехал, мейне мутер умерла от укуса рогатой гадюки, унд я снова оказанся на попечении старой кормилицы. А потому мы с Дотти росли вмеште, как родные брат и сестра.

Однажды, когда мне было десять, а Дотти пять, мы играли на берегу реки Бреед, и я соскользнул с отвесного глинистого берега в воду, прямо в стадо зи-коэ, у вас их называют гиппопотамами. Решив, что я нападаю на детенышей, самки подплыли ко мне и стали меня топить.

Унд когда я ушел с головой под воду уже в третий раз, что-то ткнуло мне в макушку. Я инстинктивно за это схватился.

Это была ветка, которую нагнула мне Дотти. Унд я смог выбраться из реки.

В то мгновение, когда она спасла мне жизнь, я понял, что женюсь на ней. Зо я и сделать.

Я дал ей наилучшее, какое смог, образование. Она говорит, читает и пишет по-голландски, по-французски и на своем родном языке. Всю дорогу сюда она упражнялась в английском и уже готова взяться за «Первую хрестоматию» Макгаффи. Иными словами, несмотря на сфою внешность, которая фам, возможно, неприятна, она умная, сообразительная женщина и так же достойна фашего уважения, как фаша жена.

Упоминание Цецилии – точно укол в синяк – стало последней каплей. Сквозь стиснутые зубы Агассис процедил:

– Герр Цезарь, я бы посоветовал вам никогда больше не позволять себе вольностей с именем моей спутницы жизни, особенно в столь возмутительном сравнении. Достаточно того, что я терплю присутствие вашей дикой подруги в моем доме. Вам не следует требовать, чтобы я уравнял ее с теми, кого Творец создал по Своему истинному подобию!

Цезарь только развел руками.

– Ах зо! Череп у фас толще, чем у слона, а сердце жестче, чем алмазы майне страны! Больше я шпорить не стану, профессор Агассис. Абер помяните майне слова: настанет день, и фы раскаетесь в своем предубеждении.

Агассис одернул жилет, словно приглаживал перышки.

– Тем не менее мы будем сотрудничать на моих условиях или не будем сотрудничать вовсе.

– Как фам угодно.

– Прекрасно. Так вот, вы должны понять, что мое время полностью распределено между научными исследованиями, которые я не могу оставить ради ваших вздорных поисков. Я исподволь наведу справки среди моих знакомых и корреспондентов и тех, с кем веду дела, касательно местонахождения этого мошенника Т'гузери и, может быть, даже сам проверю некоторые сведения, буде это совпадет с той или иной моей экспедицией за новыми образцами. Однако главным образом вы будете действовать самостоятельно, хотя я позволяю вам воспользоваться моим далеко не безвестным именем. Можете на меня ссылаться.

– Ах, профессор, какая честь!

– Пустяк. Далее, вы упомянули о некоем месте, которое обладает определенными уникальными свойствами, коии ваш колдун считает полезными для его ритуалов. Где это место? Очевидно, что, если мы его определим, вор быстро окажется у нас в руках.

– Ну, точно я не знаю. Здесь я надеялся на фашу помощь. Может, если я его фам опишу… Это одно из тех мест, где жизнь возникает спонтанно…

Агассис вскочил.

– Что вы сказали?! Вы в этом уверены?

– Ja, софершенно уферен.

В споре о происхождении жизни на Земле соотечественники Агассиса разделились на два лагеря. Одна группа считала, что жизнь таинственным образом зародилась одномоментно в некоей неизвестной колыбели и оттуда распространилась на весь земной шар. Эти доверчивые простаки, к числу которых принадлежали Аза Грей, Джозеф Хукер и Чарльз Лайл, также верили в некую туманную теорию, называемую «эволюция» (лучше всего объясненную в эпохальных трудах «Zoonomia» [47] Эразма Дарвина и «Systeme des animaux sans vertebres» [48], согласно которой существо одного вида будто бы может каким-то образом со временем превратиться в существо другого!

Агассис, однако, принадлежал к тем здравым умам, которые утверждали, что Творец создал все различные виды и расы раздельно, полностью сформированными и каждую в своей собственной стране. Что до «эволюции»… Ну, окаменелости ясно свидетельствуют, что одно существо не перетекает в другое, а все исчезнувшие виды вымерли в результате различных катастроф, а затем из тех же источников творения поднялись новые.

Теперь же из слов Цезаря следовало, что один из этих священных первичных источников – может быть, даже тот, из которого произошли краснокожий человек, опоссум (Didelphys virginiana) и маис (Zea mays), – находится в Массачусетсе!

Возбужденно расхаживая взад-вперед, Агассис говорил:

– Теперь, когда я в полной мере осознал значение ваших поисков, они приобрели для меня тем большую важность. Ведь если я мог бы неопровержимо установить этот американский Омфалос [49], мое имя прогремело бы в веках! – На лице у Цезаря отразилось отвращение, и Агассис тут же добавил: – О! И разумеется, я буду счастлив вернуть фетиш в Musee de l'Homme. Возможно, я несколько поспешил, ограничив мое участие в ваших трудах, Якоб. Да что там, я в этом уверен. Можете рассчитывать на мою всемерную помощь и поддержку. Вместе мы вмиг изловим этого знахаря.

– Излишняя уференность опасна, профессор. Не забывайте, что у нас есть конкуренты.

– Sansculotte-экстремист [50] и свихнувшийся на мифах пруссак? Не смешите меня! Какие у них шансы против швейцарского гения науки?

– Ja, разве не так говорил Наполеон перед Фатерлоо…

– Полноте, давайте посмотрим, насколько Джейн преуспела в том, чтобы сделать вашу готтентотку приличной для цивилизованных глаз. Предлагаю хранить ваше истинное происхождение в тайне, дабы не предупредить Т'гузери, что по его следу идет соотечественник. Мы будем говорить, что вы латифундист из Голландской Гвианы, а Дотти – освобожденная рабыня. Этот город – истинный рассадник аболиционизма, и такое объяснение не может не вызвать симпатии.