Голем и джинн - Уэкер Хелен. Страница 118

— Здравствуй, София, — тихо проговорил Джинн.

— Ты выглядишь получше, — улыбнулась девушка и положила одежду на кровать. — Отец, конечно, не такой высокий, как ты, но, может, что-нибудь подойдет.

— София… — снова заговорил Джинн, и по его голосу было ясно, что он собирается просить прощения за то, что втянул ее в эту историю, или за что-то другое, происшедшее раньше, — тут Голему оставалось только гадать.

Однако девушка тут же прервала его.

— Доктор Салех приводит себя в порядок в комнате для гостей, — сообщила она. — Нам лучше пойти к нему, если вы готовы.

Смущенный Джинн молча кивнул.

— Боюсь, из-за нас у вас будут неприятности, — сказала высокая женщина.

— Возможно, — кивнула София, но выглядела при этом не огорченной, а скорее веселой. — Но если и так, я рада, что вы догадались прийти сюда. А ты мог бы и сам рассказать мне, — повернулась она к Джинну.

— Ты бы все равно не поверила, — вздохнул он.

— Скорее всего, нет. Но мог бы попытаться.

После некоторого колебания Джинн спросил:

— С тобой все в порядке, София?

Только сейчас Голему бросилась в глаза чересчур бледная кожа девушки, ее теплая, не по погоде, одежда и дрожание рук. А кроме того, она улавливала целый сгусток чужих сожалений, тоски и прежде всего — страстное желание не стать объектом жалости.

— Я болела, — сказала София, — но теперь мне, кажется, лучше. А сейчас, прошу тебя, надень что-нибудь, — улыбнулась она. — Я вернусь через пару минут.

Она вышла, а Джинн начал рассматривать одежду. Женщина присела на край кровати, не зная, куда девать глаза. Смотреть на одевающегося мужчину почему-то казалось куда более неприличным, чем на раздетого. Отвернувшись, она подошла к туалетному столику хозяйки и принялась изучать расставленные на нем безделушки: позолоченные щетки для волос, красивое ожерелье из серебра и стекла и множество разных бутылочек и баночек. На шкатулке с драгоценностями красовалась миниатюрная золотая птичка в клетке, в происхождении которой не могло быть никаких сомнений.

— Ты и для нее сделал фигурку, — заметила женщина.

Джинн уже застегивал воротник сорочки.

— А ты ревнуешь? Она хотя бы не вернула ее мне.

— Я не могла оставить ее — я ведь выходила замуж.

Ненадолго в комнате повисло молчание.

— Майкл… — сказал наконец Джинн. — Он ведь тоже теперь замешан во все это?

Женщина вздохнула:

— Да, я еще не все тебе рассказала.

То поражаясь, то хмурясь, Джинн выслушал ее короткий рассказ о том, как в приютном доме, в кабинете мужа, она нашла рукопись с заклинаниями Шальмана и как пыталась разобраться с ее содержанием.

— И где она сейчас?

— У Анны. — Заметив, как изменилось его лицо, она поспешно добавила: — Не могла же я оставить ее в пекарне! Анна спрячет ее где-нибудь, но я не знаю, что делать с ней дальше.

— Сожги, — коротко посоветовал Джинн.

— Там собрано так много разных знаний.

— Это знания Шальмана и ибн Малика.

— Я думала, — тихо сказала она, — что с ее помощью можно освободить тебя.

От ее слов Джинн дернулся как от удара, а потом отвернулся, скрывая внутреннюю борьбу. Прошла целая минута перед тем, как он снова взглянул на свою сорочку и попробовал вытянуть рукава.

— У отца Софии очень короткие руки, — буркнул он себе под нос.

— Ахмад…

— Нет. Ты не должна прибегать к этим заклинаниям. Обещай.

— Обещаю.

— Ну и хорошо, — вздохнул он. — А теперь скажи, прилично ли я выгляжу?

Она с улыбкой оглядела его: отец Софии был толще Джинна, и одежда болталась на нем, как паруса.

— Во всяком случае, лучше, чем раньше.

— По крайней мере, это не то рванье, которое мне дал Арбели, когда я выбрался из кувшина.

— Тогда ты тоже был голым? Это у тебя такая привычка?

Но Джинн уже смотрел сквозь нее, будто не видел.

— Кувшин, — медленно произнес он.

— Что «кувшин»?

— Он все еще у Мариам Фаддул. Отремонтированный. Арбели точно скопировал печать… — Он помолчал, а потом проговорил чужим, задушенным голосом: — Ты была права, Хава. Есть и другой способ, только он тебе точно не понравится.

Из пекарни Радзинов Анна вышла, снедаемая любопытством. Что лежит в мешке, который ей доверили? Судя по форме и шороху — пачка бумаг. А что в бумагах? Чьи-то тайны? Страшная исповедь? Забыв о своем обещании, она уже собралась заглянуть внутрь, но вовремя вспомнила, от кого получила мешок и все те ужасы, свидетелем которых уже была. Нет, там наверняка не дневник влюбленной барышни. Лучше не знать, что там. Надо поскорее найти подходящее место, спрятать мешок и забыть.

В конце концов она решила, что лучше всего для ее цели подойдет танцзал на Брум-стрит. После разговора с Големом Анна и так непрерывно вспоминала о нем. Она не заглядывала туда с той страшной ночи и сомневалась, что когда-нибудь заглянет. Несколько раз она пыталась придумать какой-нибудь другой тайник, но ее мысли упрямо возвращались к танцзалу. Она даже знала, где спрячет мешок: в задней комнате, на самом верху большого шкафа, в котором хранятся скатерти. Надо только найти охранника Менделя и как-нибудь выманить у него ключ. Кажется, днем он все еще работает в магазине одежды на Деланси, где отглаживает доставленные из мастерской брюки. Хорошо бы он оказался на месте.

Недовольно хмурясь, Иегуда Шальман сидел за письменным столом в гостиной приютного дома и чертил на листе бумаги бесцельные кривые линии. Вспомнить заклинание, помогающее найти потерянный предмет, было не трудно, он пользовался им сотни раз. Но сейчас ему приходилось быть осторожным со своей памятью. Чересчур углубившись в нее, он рисковал потревожить свои прошлые воплощения, которые тут же начнут предлагать свои способы, и все это сольется в одну оглушительную какофонию. Теперь, чтобы вспомнить что-нибудь, ему приходилось ступать на цыпочках, подбираться к нужному предмету тайком и тут же исчезать, успев выхватить из формулы всего несколько звуков. Процесс получался мучительно долгим, и сейчас Иегуда был не в том состоянии, чтобы тянуть.

Из вестибюля до него донесся чей-то испуганный крик. Он не обратил внимания ни на него, ни на топот множества ног, ни на громкие тревожные голоса — все они мешали ему сосредоточиться. Наконец формула была восстановлена и записана. Он вгляделся в нее, собрался и медленно произнес то, что записал.

А потом увидел:

Женщина в темной дешевой юбке, талия на которой была несколько раз расставлена, чтобы вместить растущий живот. В руке у нее — мешок из-под муки. Женщина — Шальман сразу узнал ее: та самая, с которой он говорил на площадке многоквартирного дома, — стоя в дверях, флиртовала с большим потным парнем, что-то кокетливо говорила ему. Взгляд парня устремился на ее живот. Потом он что-то сказал, даже потребовал. Женщине это не понравилось, но она неохотно кивнула. Парень снял с шеи шнурок с висящим на нем ключом и высоко поднял его над головой, заставляя женщину тянуться. Она так и сделала, и тогда он схватил ее, грубо поцеловал в рот и облапал за грудь. Некоторое время она терпела, потом оттолкнула его, оставаясь совершенно спокойной. Вид у парня стал виноватым, он смущенно хихикнул, ушел в комнату и закрыл за собой дверь. Лицо женщины на мгновение исказилось, но она быстро собралась и пошла по улице, сжимая в руке мешок и ключ. Шальман, внимательно изучавший все магазины, перекрестки и здания, скоро понял, что она находится всего в нескольких кварталах от него. Свернув на Врум-стрит, женщина подошла к одной из дверей, вставила ключ в замок и скрылась внутри помещения.

Когда Шальман очнулся, голова у него сильно кружилась. Несколько минут он посидел неподвижно, ожидая, пока не вернется зрение и не утихнет шум в ушах. Эта беременная девка — она ведь подруга его голема, так? Стало быть, он нашел не только свои заклинания, но и средство заставить голема дать согласие.

Он вышел из гостиной и обнаружил, что в вестибюле творится настоящее столпотворение. Множество людей стояли у двери, ведущей в кабинет Майкла. Экономка рыдала, сидя на ступеньках. Кухарка разговаривала с полицейским. Она заметила его и позвала взглядом: «Джозеф, вы только смотрите, что случилось!» Но он уже вышел на улицу и закрыл за собой дверь.