Смерть этажом ниже - Булычев Кир. Страница 8
– Наша беда в том, – сказал Бруни, – что инспекция и химики отказываются изучать сбросы в сумме воздействия, во взаимной активности. Сброс может быть умеренно гадким сам по себе и убийственным в соединении с каким-то вполне нейтральным веществом.
– Пошли отсюда, – сказала Наташа и закашлялась.
Когда они вернулись в сквер и дышать стало легче, Шубин спросил:
– Но почему вы не пишете, не скандалите?
– Завтра будем снова скандалить. А нас разгонят, – сказал парень в ватнике. – Я уже отсидел пятнадцать суток.
– За что?
– Они узнали, что я у брата на свадьбе был. На обратном пути подстерегли. Пьянство и хулиганство.
– Я уверен, что наши письма и обращения доходят, – сказал Бруни. – Но потом, как у нас положено, их отправляют снова на круги своя – в обком, к нам в город, на завод. И получаем отработанные тексты. У нас выработалась замечательная система медленного нереагирования.
Они отвели Шубина в маленькое, жаркое, набитое народом кафе. В углу гремел телевизор, показывая видеофильм про Микки Мауса. Парень в ватнике сумел вытеснить с одного из столиков девушек с дикими прическами. Наташа с Борисом принесли жидкий, но горячий кофе.
– Кофе приходится класть втрое больше, – сказал Бруни, – чтобы отбить у воды этот вкус.
– Я его убью, – сказал Борис.
– Кого?
– Главврача городской больницы. Он выступил со статьей, где доказал, что сочетание микроэлементов в нашей воде полезно для здоровья.
– Я уже слышал об этом, – сказал Шубин.
– Он Николайчика? – спросила Наташа.
– Здесь все друг друга знают?
– Нет, далеко не все, но есть ряд известных фигур, – сказала Наташа. – Например, Боря.
И Шубин уловил в ее голосе нежность. Неужели можно испытывать нежность к этому чудищу?
– Наш город численно разросся, – сказал Бруни. – В нем более ста пятидесяти тысяч человек. Но это в основном жители заводских районов – стандартных кварталов. Вы их видели, когда с аэродрома ехали. И шанхайчиков, где обитают бичи, бомжи, прочая подобная публика.
– А еще зона, – сказал Борис.
– К сожалению, на заводах мало интеллигенции, – сказал Бруни. – Большей частью это люди случайные. Они не укореняются здесь. Да и не хотят. Город невыгодный. Коэффициентов нет, климат паршивый, вонь, скучно, холодно. Стараются уехать.
– Нет, ты не прав, есть хорошие ребята. На биокомбинате политический клуб организовали, – сказала Наташа.
Шубина начало клонить в сон. Тепло, душно, перед глазами прыгает Микки Маус. Обычные милые, несчастные люди, которые хотят что-то сделать, но сделать не могут. А завтра их разгонит милиция. И поделом, не вставай на пути сильных мира сего...
На самом деле Шубин так не думал. Он как бы проиграл чужую, не свою роль, за неимением своей... Он уедет, они останутся.
– А что, становится хуже? – спросил Шубин, потому что от него ждали вопроса.
– Разумеется. Все процессы такого рода необратимы. Если их не пресечь, они дают лавинообразный эффект, – сказал Бруни.
– Николай Николаевич работает в пединституте, – сказала Наташа. – Он биолог.
– Вы читали про Черновцы? – спросил Бруни. – у нас тоже были случаи выпадения волос. Родители напуганы.
– И что же?
– Наши медики считают, что таких случаев нет. Все в пределах нормы.
– Еще кофе будете? – спросила Наташа.
– Нет, спасибо, – ответил Шубин. Он вспомнил, что в чемодане у него початая банка бразильскаго кофе. Вернется, выпьет.
– Положение ухудшается, – сказал Бруни. У него была манера осторожно пощипывать себя за конец бородки, будто пробуя ее на крепость. – Первый фактор, – продолжал Бруни, – введение в строй третьей очереди на комбинате. Они так спешили, что добились отсрочки ввода очистных сооружений до весны. А существующая система не справляется.
Бруни говорил ровно, тихо, Шубин подумал, что на его лекциях все спят. Особенно если это первая лекция, за окном еще полутемно, а в аудитории уютно и тепло. И все спят.
– Второй и важный фактор – стоки комбината и стоки химзавода перемешиваются в бывшем озере...
– Именно в бывшем. Лет десять назад в нем еще купались, – сказала Наташа. – Знаете, как оно называется? Прозрачное. Честное слово, это как издевательство.
Бруни терпеливо дождался, пока Наташа замолчит, и продолжал:
– Вряд ли вам, как неспециалисту, что-либо даст перечисление трех компонентов, которые, вступая между собой в возможную реакцию, дают кумулятивный эффект. Достаточно знать химию в объеме вуза, чтобы понять, насколько это может быть опасно. Представьте себе...
Бруни начал пальцем рисовать на столе направление стоков к озеру и называть химические соединения, которые определенным образом реагируют друг с другом. А Шубин представил себе, что он сидит на той самой утренней лекции, а Бруни стоит где-то далеко, на трибуне, и голос его долетает издалека. Все тише и тише...
Только бы никто из них не догадался, что он засыпает. К счастью, все слушали Бруни и не глядели на Шубина.
– Это может случиться сегодня, завтра, через неделю. Но случиться обязательно, – закончил лекцию Бруни.
– Но если вы считаете, что положение такое опасное, – сказал Шубин, просыпаясь, – почему вы не послали телеграмму, письмо...
– Есть указание: не выпускать порочащую информацию из города, – сказал Борис.
– Передайте письмо с проводником поезда.
– Письмо без убежденного человека – полдела.
– Так поезжайте в Москву.
– Нас никто слушать не будет.
– А кого будут?
– Вас, Юрий Сергеевич! – воскликнула Наташа.
– Но почему же?
– Вы известный журналист! У вас друзья в газетах, на телевидении! Вы обязаны нам помочь!
Шубину не хотелось спорить – в полутьме эти люди казались группой не совсем нормальных заговорщиков, которые обсуждают с приезжим эмиссаром взрыв городской думы. Чепуха какая-то...
– У вас получается, что городом правят изуверы, – сказал Шубин.
– Ни в коем случае, – сказала Наташа. – Они поставлены в такое положение обстоятельствами.
– Гронскому нужен план, – сказал парень в ватнике.
– Его в Москву зовут, главк дают в Москве. Ему надо уехать победителем, – добавил Борис.
Шубин кивнул. Возможно.
– У Силантьева шестидесятилетие, – сказала Наташа. – Он хочет получить орден.
– У других тоже всякие соображения, – сказал парень в ватнике. – Николаев с биокомбината, которого Боря на вашей лекции обидел, хочет спокойной жизни.
Правдоподобно, конечно, все это бывает – и ордена, и перевод в Москву. Но мои друзья склонны к преувеличениям, думал Шубин. у нас в стране нет пока общественных движений или даже клубов по интересам. Все немедленно приобретает элемент религиозной секты. Секта сыроедов, секта водопитов, секта любителей собирать малину. Вокруг меня очередная маленькая секта – они объединены противостоянием «машине», по-своему отлаженной и сплоченной. Чем острее противостояние, тем слаще терзаться мученичеством. Конечно же – это раньше христианские мученики! И если завтра их выкинут на съедение дружинникам, они пойдут на смерть с определенной гордостью.
– Не думайте, что мы преувеличиваем, – сказал Бруни.
– Я не думаю.
– По глазам видно, что думаете. Мы имеем дело не со злым умыслом,даже не с аппаратно-промышленным заговором, а с сетью побуждений, поступков и интересов, которые в сумме угрожают нашему городу.
– Притом они сейчас страшно нервничают, – сказала Наташа. – Завтра должен состояться наш митинг. Придут люди. Надо разгонять.
– И тут приезжаете вы, – сказал парень в ватнике.
– Я совершенно ни при чем, – сказал Шубин.
– Мало ли что? У всех перепуганных людей развито воображение, – сказал Бруни. – А вдруг до Москвы что-то дошло? А вдруг вы получили тайное задание проверить, как здесь пахнет воздух. Черт вас знает.
– Спасибо. Но они ошиблись.
– Мы тоже думаем, что они ошиблись, – согласился Бруни, дергая бородку за хвостик.
– С первого взгляда видно, что перед тобой благополучный международник с телевизора, – сказал Борис.