Тайна Урулгана - Булычев Кир. Страница 44

– Нет. Сначала он хотел меня ограбить. Не знаю, стал бы он меня убивать…

– Он бы убил вас, – сказал Дуглас. – Вы не представляете, что он за человек.

– Я представляю это лучше вас, – сказал Рон, – потому что и слова, и мысли его были так близки, что перемешивались с моими. Он человек, одержимый высокой идеей. Идеей, опасной для других людей, но ценной для него. Он ее раб, и потому все, кто не владеет этой идеей и не разделяет ее, должны стать его рабами.

– Вам плохо? – спросила Вероника.

– Спасибо. Мне… – Пришелец захрипел и начал оседать на пол.

Как будто на сцене, где все происходит в нужный момент, в комнате возникла Пегги с чашкой горячего чая.

– Пейте, – сказала она, опускаясь на корточки рядом с пришельцем. – Это тунгус Илюшка сделал. Он хороший доктор.

Все смотрели на пришельца, и на какие-то секунды маркиз оказался без присмотра.

Он приподнялся на руках и медленно полз к двери. Затем встал, сделал два или три неверных шага, и это движение заметил Андрюша, который сам сидел на полу, держась за ушибленную голову.

– Держите его! – крикнул Андрюша.

Но было поздно.

Японец выбежал из корабля.

Дуглас, побежавший было следом, остановился, не решившись преследовать японца в буреломе.

Напоив тунгусским спасительным чаем пришельца, которому вовсе не стало от этого лучше, Пегги занялась ушибами и травмами своего Андрюши. Ее повышенное к нему внимание вызвало у Вероники усмешку и некоторую, как ни странно, ревность. Хоть ей и дела не было до тщедушного студента, а тем более до амуров служанки, интересы которой в Лондоне не поднимались выше полисмена, что стоял на углу их улицы, в отношениях Андрюши и Пегги злило проклятое и не достижимое бескорыстие, к которому внутренне стремится каждая женщина и тем более, чем она красивее, желаннее и предпочтительнее как объект обладания.

Прибежала Ниночка. Она опоздала, она ушла далеко, размышляя о том, каким завтра станет свободный мир. А когда вернулась к костру, то встретила там Мюллера и Дугласа, рассказавшего о злодейском нападении японца на инопланетянина. Ниночка возмутилась этим коварством и испугалась – от жизни Рона зависела судьба Земли.

Увидев совершенно обессилевшего, серого астронавта, Ниночка вдруг поняла, что нападение маркиза – последняя капля, переполнившая чашу терпения астронавта, соломинка, как говорят англичане, сломавшая спину верблюду.

Этот человек уже никогда не полетит к звездам и никогда не приведет с собой сверкающие корабли галактической справедливости.

Даже ее малого медицинского опыта было достаточно, чтобы понять: Рон умирает, как умирал только что капитан Смит, потому что у него нет сил более жить.

И потому, выйдя со всеми остальными из корабля, Ниночка отстала от них и остановилась в одиночестве. Голоса людей удалялись к лагерю, они оживленно обсуждали события и пугались каждого куста – нет ли за ним японца.

Когда голоса стихли, Ниночка повернулась и решительно вошла в корабль.

Стоило ей сделать два шага внутри него, как она натолкнулась на невидимую, теплую, чуть упругую непроницаемую стену.

Она не удивилась, потому что, отправляя людей в лагерь, Рон сказал, что он примет меры, чтобы никто не мог войти в корабль без его разрешения.

– Это я, – сказала Ниночка, уверенная, что астронавт ее слышит. – Мне нужно поговорить с вами. Это очень важно. Я не займу много вашего времени.

– Мне плохо, – ответил голос у нее в голове. – Может быть, завтра?

– Завтра может не быть, и вы это знаете лучше меня, – сказала Ниночка твердо.

Она знала, что не уйдет, пока астронавт не впустит ее. И он понял это. Стена пропала. Ниночка вошла в корабль.

Инопланетянин устроился на кресле. Он был одет – силовое поле окружало его, поскольку чисто физический страх боли и смерти не покидал его. И угрозу, исходившую от людей, он видел во всем – даже в глазах этой девушки, даже в мягких движениях рук Пегги.

– Говорите, – сказал он, когда Ниночка остановилась на пороге.

– Я много думала, – сказала она.

– Говорите. И короче. У меня на счету каждая минута.

– Именно об этом я и хотела говорить. Я буду откровенна. Я имею медицинское образование.

– Неоконченное, – сказал Рон. Он порой проявлял информированность, куда превышающую разумные возможности.

– Мне очень грустно говорить об этом, – продолжала Ниночка, глядя прямо в глаза пришельцу, – но я боюсь, что вам не удастся вернуться к себе.

– Вы думаете, я умру?

– Вы умрете очень скоро.

– Зачем вы мне это говорите?

– Потому что это трагедия для меня и для всей Земли. Потому что я возлагала на вас все свои надежды, но вы их не оправдали. Нет, не улыбайтесь. Вы лишь оружие в руках природы. А я обязана использовать его. Пока злобные силы реакции не сделали этого.

– Простите, – голос Рона был еле слышен, – под злобными силами вы имеете в виду маркиза Минамото?

– Разумеется. Вы понимаете, зачем ему нужен дупликатор? Для того, чтобы японские империалисты могли расширить свою империю. Вы знаете, как они захватили Корею, разгромили отсталый Китай, как они нанесли удар царскому самодержавию…

– Простите, но мне не приходилось еще читать об этом.

– Неважно. Можете мне поверить.

– Вы опасаетесь, что японец…

– Дело не в японце. Он не главная опасность. Главная опасность – царское самодержавие. Наша страна, я должна сказать вам, это тюрьма народов, это грандиозная машина угнетения, разрушить которую наша с вами задача. Я была уверена, что вы это сделаете, когда приведете с собой своих друзей. Теперь же я поняла – я не могу на это надеяться…

– Вам тоже нужен дупликатор? – спросил астронавт.

– Да, вы должны отдать его.

– И умереть здесь?

– Вы все равно умрете. Не здесь, так в пути. Лучше, как говорили древние, синица в руках, чем журавль в небе. Синица – это маленькая птичка…

– А журавль – большая.

– Правильно. Имея дупликатор, я смогу связаться с моими товарищами по подполью. И все начнется на новом уровне. Мы наладим производство патронов, мы будем делать золото, чтобы финансировать наши боевые организации, мы сможем делать подложные документы… И, будьте уверены, ваша жертва будет не напрасной. В освобожденной России вам будет поставлен монумент.

– Вот это лишнее, – сказал печально Рон. – И я не вижу большой разницы между вашими намерениями и намерениями японца, который бил меня. Он хочет убивать людей ради своей идеи, вы – ради своей.

– Весь вопрос в том, кого убивать.

– Для меня это вопрос риторический, потому что я не имею возможности сравнивать. Я здесь слишком недолго. И, кроме того, меня смущает сам принцип разговора со мной. Собираясь убивать иных людей, вы намерены начать почему-то с меня, который не сделал вам ничего дурного.

– Если будет нужно, я пожертвую собой! – воскликнула Ниночка. Глаза ее сверкали, щеки раскраснелись. – Ради народа.

– И все вы говорите о народе… Нет, для меня любое убийство недопустимо. В первую очередь убийство меня самого. Мне хотелось бы жить и вернуться домой.

– Если прогресс общества приведет в конце концов к такому массовому эгоизму, примером чего вы являетесь, – сказала Ниночка, – то не нужен мне такой прогресс.

Рон услышал легкий звоночек, донесшийся с пульта. Он с трудом приподнял тонкую руку, и от этого движения огоньки на пульте замелькали чаще и веселее.

– К счастью, ремонт корабля фактически закончен и я смогу улететь от вас.

– Испугались? – В глазах у Ниночки стояли слезы.

– Испугался, – кивнул Рон.

Ниночка резко отвернулась от него, сделала несколько шагов к двери. Рон молча смотрел ей вслед. Только не останавливайся, молил он ее мысленно. Не надо останавливаться у двери и предпринимать еще одну атаку на меня.

Ниночка остановилась и обернулась.

– Я согласна, – сказала она. – Я согласна на участь худшую, чем смерть.

Она резким движением сбросила пальто, затем рванула за ворот строгой, черной с белым воротничком, блузки. Хрусталики-пуговки покатились по полу. Замутненное сознание Рона никак не могло подсказать ему, что же намерена делать эта девушка.