Лабиринты безумия - Бунич Игорь Львович. Страница 133

Задачи, решаемые исполкомом Коминтерна, постоянно сужались, а после позорного провала испанской авантюры были сведены к минимуму.

Какое-то время при исполкоме Коминтерна работал и пропагандистский отдел. Одним из наиболее громких дел пропагандистов была операция, провернутая немецкой коминтерновкой Марией Остен, которая в период особо плохих отношений между Сталиным и Гитлером привезла в СССР из Германии десятилетнего немецкого мальчика Губерта Лосте и состряпала нашумевшую в то время книгу «Губерт в стране чудес», где немецкий мальчик не переставал буйно радоваться всему увиденному в СССР, проклиная при этом все, что оставил на Родине. Предисловие к этой книге написал сам Георгий Димитров. Эту книгу читали вслух в школах и домах пионеров, по радио, отрывки публиковались в газетах. Фотография самого Губерта заняла почетное место среди прочих «героев-пионеров» рядом с фотографией Павлика Морозова. После подписания пакта в 1939 г. вся операция потеряла смысл. «Писательница» Мария Остен была расстреляна как «немецкая шпионка», а несчастный Губерт Лосте отправлен в ГУЛАГ, где и умер.

Почти такая же судьба ожидала американского малолетнего преступника Гарри Айзмана, которого удалось привести в СССР как раз в тот момент, когда разгневанная американская Фемида, несмотря на всю свою демократичность, хотела выдать юнцу полновесный тюремный срок за уличный разбой и нападение на полицейских. Гарри с триумфом возили по стране, устраивали в его честь истерические митинги, где малолетний борец с капитализмом выступал с пламенными речами.

Наконец он всем надоел, был обвинен в шпионаже и отправлен в ГУЛАГ, где просидел семь лет. Все организовавшие его доставку в Союз коминтерновцы были, от греха подальше, расстреляны…

Среди нерасстрелянных деятелей Коминтерна к концу февраля 1941 года оставались Георгий Димитров, Иосиф Тито и еще десяток-другой мелкотравчатых авантюристов, которых вождь всех народов предполагал везти в обозе «Грозы» и по мере продвижения на Запад сажать на маленькие диктаторские троны в соответствующих странах, прекрасно понимая, что и на этих тронах их никогда не будет поздно расстрелять, если понадобится.

Существовал вариант получения призыва о помощи от истинного народного правительства Болгарии, возглавляемого, естественно, товарищем Димитровым и перехваченного по радио.

Димитров клялся великому вождю, что он все организует. Встречались они совсем недавно, 18 февраля, когда Сталин вызвал председателя Исполкома Коминтерна к себе на дачу. Гостеприимный вождь, хотя и лично разливал харчо по тарелкам, а «Кахетинское» – по рюмкам, слушал с сомнением на лице. Генерал Жуков уже успел просветить вождя в том, что от пролетариата, особенно европейского, ничего хорошего ожидать не приходится. Бездельники из Коминтерна уже морочат нам голову больше двадцати лет, а не смогли организовать ни одного пролетарского восстания, на которых была основана вся наступательная доктрина Красной Армии.

Нужно, указал Жуков, связываться не с этими мошенниками, а непосредственно с генеральными штабами, предлагая им конкретную помощь.

Жуков, используя контакты ГРУ и НКВД, уже установил связь с генеральными штабами Болгарии и Югославии. Болгарские военные в эйфории славянской солидарности прямо сказали Жукову, что, сумей Советский Союз ввести в Болгарию свои войска раньше немцев, никаких бы проблем не возникло. Армия всегда бы убедила и царя, и премьера в том, что это самый лучший выход из положения. То, что при этом «самом лучшем выходе» всем им прямиком пришлось бы отправиться в ГУЛАГ или встать к стенке, никто из них не предвидел, а посланцы Жукова, разумеется, не объясняли. Главное было другое: на данном этапе ввести войска в Болгарию не представлялось возможным.

1 марта 1941 года в Вене премьер-министр Болгарии профессор Филов подписал акт о присоединении своей страны к «Тройственному пакту». Подписание происходило торжественно в присутствии Гитлера, который удостоил болгарского премьера рукопожатия и нескольких слов о традиционной и принципиальной позиции Болгарии по отношению к панславянизму и прочим глупостям, связанным со славянской солидарностью. Со стороны немцев договор подписал Риббентроп, со стороны итальянцев зять Муссолини, граф Чиано. Одетый в простой штатский костюм Филов плохо смотрелся на фоне своих воинственных коллег, щеголявших в блестящей униформе.

Не успела подпись болгарского профессора-премьера высохнуть, как немецкие танки и мотопехота двинулись по мостам через Дунай.

Построившиеся журавлиным клином «юнкерсы» зачернели в болгарском небе, низко проревев моторами над Софией, то ли приветствуя нового союзника, то ли давая понять, что ждало бы болгар, окажись они менее сговорчивыми.

В тот же день МИД Германии получил телеграмму от Шуленбурга, ретранслированную в поезд, на котором Гитлер и Риббентроп возвращались из Вены.

«№ 444 от 28 февраля. Получена 1 марта 1941 г. – 02:10.

Срочно! На телеграмму № 403 от 27 февраля.

Я посетил господина Молотова этим вечером и выполнил инструкцию № 1. Молотов воспринял мое сообщение с понятной тревогой и заявил: «…мнение советского правительства, что Болгария входит в зону безопасности СССР, остается неизменным».

Пока весь мир узнавал из газетных сообщений, что два главных европейских хищника начали впервые публично рычать друг на друга из-за неподеленной добычи, почти незамеченным прошел факт прибытия в Лондон нового американского посла Джона Винанта. Мало кто обратил внимание и на то, что на перроне вокзала, вопреки протоколу и традиционному этикету посла встречал даже не Черчилль, а сам король Великобритании Георг VI, одетый в военную форму. Такой чести еще никому оказано не было.

Посол информировал Черчилля, что закон о «ленд-лизе» будет утвержден конгрессом в пределах ближайших двух недель. Непредвиденные случайности практически исключены. В Англию в ближайшее время прибудет специальный уполномоченный американского президента но «ленд-лизу» господин Гарриман в ранге посланника.

Некоторая отсрочка принятия закона о «ленд-лизе» была вызвана ожесточенными спорами вокруг одной фразы рассматриваемого закона, где говорилось, что «ленд-лиз» может быть распространен на «любую страну , оборону которой президент считает жизненно важной для обороны Соединенных Штатов». Пока речь шла о Великобритании, Греции и Китае – все шло хорошо и гладко. И тут, как поведал Винант Черчиллю, кто-то из республиканцев поинтересовался, не означает ли подобная фраза в законе, что американская помощь может быть оказана, например, и Советскому Союзу, если так решит президент.

– А почему нет? – пожал плечами Рузвельт.

Республиканцы и изоляционисты закатили скандал. Зал заседаний конгресса был оглашен их далеко не парламентскими воплями. Вся Америка придет в ужас даже от одной мысли, что американского налогоплательщика могут заставить оплачивать какие-нибудь очередные авантюры Сталина и его Красной Армии!

По этому вопросу оппозиционеры развернули настоящее сражение, и некоторые советники Рузвельта призывали его согласиться на компромиссное решение, которое исключало бы Советский Союз. Но президент был тверд. План «Барбаросса» лежал у него в сейфе, и он верил, что все произойдет именно так, как в этом плане и написано. А если это произойдет, СССР будет отчаянно нуждаться в американской помощи.

– Вы считаете, что они все-таки сцепятся? – поинтересовался Черчилль у нового посла, который, в отличие от своего предшественника старого Джозефа Кеннеди, был настроен гораздо решительнее и больше говорил, чем молчал.

– По крайней мере, президент в этом абсолютно уверен, – ответил Винант. – Наши ребята в Берлине добыли подписанный Адольфом план нападения на Сталина. Билл Донован уверяет, что кое-кто из его парней в Москве видел аналогичный план нападения на Германию, подписанный самим Сталиным. Так что они сцепятся обязательно и хотелось бы, чтобы избавить нас от дополнительной головной боли, чтобы это произошло побыстрее и первый ход сделали в Берлине. В противном случае как бы и вам, и нам не пришлось бы иметь дело с красным вариантом операции «Морской лев».