Ее властелин и повелитель - Хокинс Карен. Страница 14

Пруденс стало трудно дышать. Таких великолепных снов она еще никогда не видела. Как будто мало было неприлично распахнутой на груди рубахи, так еще эти обтягивающие бриджи привлекали ее внимание настолько, что...

Неожиданно он оказался перед ней и, положив теплые руки на ее плечи, заглянул в глаза.

– Я сделаю все, что пожелаешь, дорогая, за один твой поцелуй.

– Поцелуй? Но я не могу... – Неправда. Наверняка сможет. Во сне человеку позволяется делать то, чего он не сделал бы наяву. – Ладно. Один поцелуй. Но не больше...

Схватив ее в объятия, он слегка отклонил назад ее голову и прикоснулся губами к ее губам. Даже во сне он был нетерпелив и по-мужски дерзок. Пруденс задрожала, застонав от жара, охватившего ее тело, когда она ощутила его губы на своих губах и его язык, скользнувший между ее губами. Она и не подозревала, что можно испытывать во сне подобные ощущения. Она чувствовала текстуру его кожи, запах свежести от белья, едва заметный привкус соли на губах. Как случилось, что она...

Резкий стук в дверь ворвался в ее сон. Пруденс зажмурилась и зарылась лицом в подушку, чтобы не исчез образ капитана, его красивое лицо, склонившееся над ней, его губы всего в нескольких дюймах от ее губ...

Резкий стук повторился. На сей раз дверь открылась, и появилась миссис Филдингс, сказавшая своим обычным решительным тоном:

– Вставайте, мадам. Петухи уже пропели.

Пруденс аж застонала, когда образ капитана исчез окончательно. Перекатившись на живот, она крепко обняла подушку.

Миссис Филдингс раздвинула шторы, и комнату залил свет.

– Я не хотела бы, чтобы вы это делали, – сказала Пруденс, натягивая на голову одеяло. В выстывшей за ночь комнате было прохладно.

Миссис Филдингс спокойно водворила одеяло на место.

– Кто рано встает, того удача ждет, – сказала она. Пруденс терпеть не могла нравоучений, особенно перед завтраком. Она чуть приоткрыла глаза.

– А от недостатка сна даже рыба бывает в дурном настроении, – заявила она. Получилось несколько неуклюже, но по сравнению с избитыми истинами миссис Филдингс и это сойдет.

Экономка фыркнула:

– Это вы сами придумали.

– А вот и нет, – высокомерно заявила Пруденс, все еще прячась под одеялом. – Я слышала это... от людей капитана.

– От этих бездельников? Ну а теперь вставайте, мадам. Ранняя пташка червячка ловит.

Черт побери! Это уже настоящая война. Прогнав последние обрывки сна, Пруденс села.

– Последним пришел, первым ушел.

Широкое лицо миссис Филдингс напряглось.

– Праздность – мать всех пороков.

– Две в руке лучше... – Пруденс спустила ноги с кровати и сладко потянулась. – Ну хватит. Вы все равно каждый раз выигрываете.

На лице экономки промелькнуло что-то похожее на улыбку.

– Завтрак готов. Ваша матушка уже в столовой. – Она налила свежей воды в фарфоровый таз на умывальнике, положила рядом чистое полотенце и удалилась.

Встав с кровати, Пруденс направилась к умывальнику. Вымыв лицо и руки, она осторожно потерла губы, все еще горевшие, как будто их целовали не во сне, а наяву. Взглянув в зеркало, она улыбнулась. Давненько она не видела во сне никого, кроме Филиппа. «Видимо, пришло время», – сказала она себе.

Она понимала, конечно, что капитан не подходил на роль героя романа. Он был таинственный, опасный и неуправляемый. И все же видеть его во сне было приятно. Некоторые мужчины только для этого и годятся.

Усмехнувшись чепухе, которая лезла в голову, она сняла с себя ночную сорочку, расплела косы, провела по волосам щеткой и заколола наверху шпильками длинные пряди. Вопреки моде волосы у нее были длинные – ниже талии – и густые. Надо бы, наверное, укоротить их, но все как-то руки не доходили.

Теплые лучи солнца проникали в комнату, несмотря на холодный ветер, грохотавший ставнями. Стоя в теплом солнечном луче, Пруденс надела через голову домашнее платье из розового муслина и плотно затянула пояс.

Странно, что она проснулась, думая о капитане. К тому же она не просто думала о нем, а мечтала... о его глазах удивительного зеленого цвета, которые так пристально смотрели на нее... О форме его губ и белозубой улыбке, взбудоражившей все ее чувства. О том, как эти губы прикоснулись к ее губам, и о самом страстном поцелуе из всех, которые когда-либо выпадали на ее долю...

Она закрыла руками лицо и вздрогнула. До сих пор она считала, что поцелуи Филиппа были великолепными, щедрыми и нежными, как он сам. При этой мысли у нее защемило сердце. Разве можно сравнивать поцелуй, полученный во сне от такого человека, как капитан, с поцелуем Филиппа, который был ее мужем и лучшим другом?

Однако если поразмыслить, Филипп никогда не целовал ее с такой страстью, как капитан во сне. Конечно, это, наверное, объясняется особенностями личности капитана. Находясь рядом с ним, она чувствовала, что вся его энергия направлена только на нее и ни на кого другого. Как будто в этот момент они были одни на всем свете, пусть даже она раздражала его своим разговором об овцах. С Филиппом она никогда себя так не чувствовала, хотя любила его. Всем сердцем.

Этому могло быть единственное объяснение: то, что она чувствовала к капитану, было просто похотью.

Силы небесные! У нее, как видно, с головой не все в порядке. Очевидно, мыслительный процесс до завтрака вреден для здоровья. Чувство голода вернуло ей привычную спокойную логику. Прежде чем заниматься тяжелыми проблемами, особенно теми, которые касались одного очень мужественного и очень возмутительного капитана дальнего плавания и его своенравных овец, ей следует плотно позавтракать и выпить чаю.

А потом... Ну что ж, потом она постарается не вспоминать больше о нем. Ни разу. Да, именно так она и сделает. К тому же у нее отложено на сегодня множество дел. Она легко сбежала по ступенькам лестницы, чуть касаясь кончиками пальцев гладких деревянных перил.

Внизу было теплее. Когда Пруденс вошла в столовую, мать сидела во главе обеденного стола, задумчиво пощипывая бахрому салфетки.

– Доброе утро! – Пруденс наклонилась и поцеловала мать в щеку, потом уселась рядом с ней за стол. – Извини, я немного опоздала. Я сегодня никак не могла проснуться.

В столовую вошла миссис Филдингс и, подойдя к сервировочному столику, сняла крышку с блюда.

– Время никого не ждет.

Пруденс вздохнула.

– Думаю, на сегодня нам достаточно нравоучений.

Миссис Филдингс фыркнула. Она решительным жестом поставила перед Пруденс и матерью по тарелке и удалилась из столовой.

– О Господи! – промолвила мать, глядя ей вслед. – Она явно в дурном настроении.

Пруденс намазала маслом ломтик поджаренного хлеба и положила поверх щедрую порцию конфитюра.

– У нас сегодня много дел. Прежде всего, надо закончить подрубать шторы для двух спален и подготовить их к приему наших пансионерок.

– На это потребуется некоторое время.

– Если мы возьмемся за работу вдвоем, то один комплект успеем закончить сегодня. После этого нам следует привести в более презентабельный вид конюшню. Со временем нужно будет приобрести еще одну лошадь, кроме Эльмиры.

– Надеюсь, что мы сможем позволить себе это. Горько смотреть, как бедненькую Эльмиру запрягают в телегу. Она так быстро устает.

– Мы сделаем это. Я уверена. Я тут подумала, мама, почему бы нам не придать школе какую-нибудь специализацию?

– Силы небесные! – воскликнула мать, наливая сливки в чашку. – Нынче утром голова у тебя полна свежих мыслей. Должно быть, ты хорошо выспалась.

Сон, приснившийся Пруденс, почему-то придал ей заряд энергии. Она пожала плечами.

– Просто я хочу помочь.

– Но ты уже помогаешь, дорогая. Что бы я делала без тебя! Ну, что тебе еще пришло в голову?

– Другие школы для девочек на чем-то специализируются. В школе миссис Эштон считают, что постановка театральных пьес развивает приличествующую юным леди уверенность в себе, и они каждый семестр ставят несколько пьес, отличающихся изяществом и тонким вкусом. В школе леди Баркстоу имеется собственный инструктор по верховой езде. Каждой девочке по прибытии вручается лошадь, причем школа обещает сделать из них классных наездниц.