Отдел Химер - Бурак Анатолий. Страница 28

Двигатели работали вовсю, а винт оставлял за кормой пенный след. Расстояние между двумя судами неумолимо увеличивалось, а я еще ничего не решил. Искушение попросить у Магистра официального разрешения было велико, но, не желая лишний раз светиться, я выжидал. Да и, как понимаю, скорее всего, ответ окажется отрицательным. Ведь есть проблемы гораздо более серьезные, чем существование горстки недобитых террористов где-то на другом краю земли,

Промучившись целый день и так и не дождавшись визита Стражей Конвента, я немного осмелел. К утру же почти полностью уверовал в то, что содеянное накануне если и не сошло мне с рук, то воспринято не как проступок. Проинспектировав подопечное судно и убедившись, что вмешательства нигде не требуется, открыл портал, «привязав» его к координатам места, в котором пиратское судно дрейфовало вчера.

Океан искрился под лучами солнца и, насколько хватало глаз, сиял первозданной чистотой. Чего-то подобного я и ожидал. А потому, не особо огорчаясь, настроился на сигналы радиорубки. Куда ж ты денешься, милый, от самого совершенного пеленгатора, коим является любой сотрудник Отдела Химер?

Пираты, как ни странно, шли на юг. И, взглянув на курс, зафиксированный в судовом компьютере, я с удивлением обнаружил, что он почти в точности совпадает с траекторией движения нашего судна. Дела, однако. Видимо, неудача не обескуражила головорезов, а вожделенный груз казался столь притягательным, что пересиливал все доводы разума.

Сомневался я не долго и, рассудив, что совесть моя чиста, а никакие Стражи Конвента российскому офицеру не указ, принялся действовать.

Представьте, что вам нужно остановить махину водоизмещением в несколько сотен тонн. Сделать это необходимо любой ценой, так как на кону стоят жизни соотечественников. Не думаю, что кто-то смог бы изобрести что-нибудь гениальное, ибо, давно известно, что всё более-менее ведущее к достижению цели отличается простотой. Не давая времени той части моего «я», которую сопливые интеллигенты называют совестью, развязать полемику, принялся за дело.

Для начала занял бренную оболочку штурмана и, с грехом пополам совладав с компьютером, немного изменил курс. Совсем чуть-чуть, чтобы было незаметно невооруженным глазом. Затем отвел кандидата в покойники в его каюту и убил, остановив сердце. Неприятное, скажу я вам ощущение, находиться внутри бьющегося в предсмертных конвульсиях человека. Всё же я не монстр, а впечатление от содеянного осталось столь сильное, что пришлось выбраться на палубу и некоторое время любоваться на водную гладь, успокаивая нервы.

Но на войне, как на войне, а, добровольно взвалив на свои плечи миссию рыцаря плаща и кинжала, я просто вынужден идти до конца. Представлялось очень заманчивым выбрать в качестве следующего донора капитана, но, подумав, я отказался от этой идеи. Первое лицо на корабле всё время на виду, и любой мало-мальски нетипичный поступок вызовет ненужные подозрения. А для претворения в жизнь моего плана сгодится кто-нибудь рангом пониже. Главное, чтобы клиент имел доступ в оружейную, а его пребывание на нижних палубах не вызвало ненужного интереса.

Жребий пал на смуглого коренастого мужчину лет сорока пяти. И после недолгого сопротивления фигуранта я сломил его волю.

Запасшись столь любимым бандитами всех мастей СИ-4, отправился на экскурсию по кораблю. Стараясь не попадаться на глаза команде, оставлял смертоносные сюрпризы на внешней обшивке судна. Бесшабашная злость пополам с веселым отчаянием переполняли меня. В конце концов, семь бед — один ответ. Но, даже несмотря на риск вызвать гнев Стражей Конвента, я был не на шутку настроен довести дело до логического завершения.

Прилаживая четвертый заряд, столкнулся с нездоровым любопытством. Моего донора окликнули по имени, а поскольку я в тарабарском ни бельмеса, пришлось выкручиваться. Объяснить, как уже сказал, ничего не мог, да и, если честно, не пытался. Просто ударил слишком любознательного между глаз. И — не попал. То ли тело, слегка парализованное во время захвата, стало менее ловким, а может, наехавший на меня был несколько лучшим бойцом, но, блокировав удар, он каким-то неуловимым движением достал моего подопечного в солнечное сплетение.

Конечно, мне, не чувствовавшему чужой боли, всё равно. Но донор покачнулся, и, пропустив прямой в челюсть, мы распростерлись на полу. Помешавший диверсионному акту молодец вытащил телефон, и я, боясь опоздать, вынырнул наружу. Мобильник выпал из ослабевших пальцев, и, подобрав аппарат, я нажал на кнопку выключения. Затем, сняв с лежащего сумку с взрывателями, закончил начатое и вышел на палубу.

Собственно, моя миссия на этом заканчивалась. К списку многочисленных пропавших без вести судов смело можно причислить еще одно.

Немного постояв у борта и глядя на воду, я всё больше удивлялся, что по мою набедокурившую душу не спешат церберы. Что ж, либо я всё делаю правильно, либо появились какие-то новые, неизвестные факторы. В любом случае отступать я не собирался. Достал дистанционный пульт, зачем-то сплюнул за борт и нажал на кнопку.

Четыре взрыва, слившиеся в один, прогремели как-то очень тихо. То есть слышно было вполне отчетливо, но и только. Никаких эффектных фейерверков, сопровождаемых сполохами адского пламени, не случилось. И уж подавно судно не раскололось надвое и не пошло моментально ко дну. Корпус просто сильно тряхнуло и всё. Зазвучал сигнал тревоги, и в нижние отсеки устремилась аварийная команда.

«Бегите, уроды», — злорадно думал я. Даже если и удастся загерметизировать отсеки, в чем я лично сомневаюсь, российский корабль вам ни за что не догнать. Палуба тем временем накренилась, и, подобно тараканам, за борт стали сыпаться люди. «Бог ты мой, — пронеслось в голове, — сегодня у акул настоящее пиршество».

Не желая видеть агонию еще совсем недавно столь уверенных в своей полной безнаказанности людей, одним импульсом я убил донора и открыл портал на свое судно. Нет, я отнюдь не кровожаден, но, согласитесь, что быстрая и безболезненная смерть гораздо гуманнее пытки, сопровождаемой отчаянием и безнадежностью.

На российском корабле, приближавшемся к берегам белого континента, царил деловитый порядок. Научно-исследовательская команда попутно делала какие-то замеры, но, не желая вникать, я почти не интересовался этой суетой. Тишина и спокойствие казались подозрительными, и, промаявшись некоторое время, я пробил штрек в Санаторий и поинтересовался у Ольги:

— Что нового?

Удивленный взгляд в ответ и легкое покачивание головой.

— Что-то случилось? — в свою очередь спросила она.

— Да нет, — промычал я.

— Скучно? — Ольга улыбнулась. — Хочется настоящего мужского дела?

— Ну, не так чтобы очень. — Боясь ненароком выдать волнение, я замолчал.

— Терпи, казак, атаманом будешь! — пошутила она, и я, попрощавшись, прервал связь.

Странно, однако… Мое вмешательство в «естественное развитие событий» не могло остаться незамеченным. Но тем не менее никто не гнал волну и не торопился вызвать в арбитражный суд, спеша урезать квоту на вмешательство. Ладно, подождем.

Плавание проходило спокойно, нас никто не тревожил, и вскоре по заметно снизившейся температуре стало ясно, что мы достигли нижних широт, в которых сейчас наступала осень. Не являясь ледоколом в принципе, наш корабль тем не менее обладал характеристиками, позволяющими прокладывать путь.

Достигнув одной из российских станций, расположенной на побережье, руководитель спасательной команды сдал груз. И после непременной дружеской вечеринки экспедиция стала готовиться к отплытию, взяв на борт письма и кое-какие образцы. Собственно, в двадцать первом веке само понятие почты стало неактуальным. Оснащенная по последнему слову техники российская база в Антарктиде располагала всеми мыслимыми видами связи, включая спутниковую и Интернет.

В таких условиях зимовка скорее походила на долгосрочную командировку. А имея возможность звонить домой ежедневно, исследователи не чувствовали себя оторванными от семей.