Протоколы сионских мудрецов. Доказанный подлог. - Бурцев Владимир Львович. Страница 35

Матти указывает, что «Протоколы» являются бесстыднейшей подделкой и что подделыватели, вообще никакими средствами не стесняются.

Так, например, в последнем издании «Протоколов» [121] изменены как предисловие, так и окончание, хотя издатель «Протоколов», Фрич, умер и сам этих изменений произвести не мог, — и об этом ничего в издании не указано.

В своем приговоре суд становится на чисто формальную почву, и отказывает в кассации.

7. После суда в Берне

Неудачные попытки защитить. «Сионские Протоколы»

После первого суда, состоявшегося в 1933 г., по делу о «Протоколах», до второго, прошел год, когда обе тяжущиеся стороны имели возможность собрать нужные материалы.

В 1934 г., на втором суде, противники «Протоколов» пригласили своих свидетелей и их эксперт приготовил доклад. Но защитники «Протоколов» на этот суд не пригласили своих свидетелей, кроме Цандера и не выставили даже своего эксперта. Они, видимо, хотели оттянуть возможно дольше решение суда.

Во время третьего суда в 1935 г., никаких свидетелей ни с той, ни с другой стороны не было, — тем не менее на нем эксперт защитников «Протоколов» широко воспользовался собранными показаниями их свидетелей, а после суда показания этих их свидетелей были опубликованы в газетах и в отдельных книгах, например, Флейшауэра и Васа [122], где были приведены показания известного русскаго ярого антисемита реакционера Маркова, бывшего начальника охранного отделения и начальника царской охраны Спиридовича, Рачковского-сына, русского гитлеровца Энгельсгардта и т. д.

Таким образом, в настоящее время мы имеем все, что антисемиты смогли собрать для своей защиты «Протоколов» на суде.

На суд от имени подсудимых защитник Уршпрунг настойчиво старался не допустить постановки главного вопроса: «Сионские Протоколы» — подлинные или подделка?». Он настаивал на том, чтобы суд занялся только одним вопросом, — можно ли печатать в Швейцарии по ее законам эти документы, хотя бы они и были поддельными?

Но с этим швейцарский суд не согласился. Обвинители тоже настаивали на том, что обвиняемые, предъявляя такие тяжкие обвинения еврейству, как нации, прежде всего, должны доказать, что эти документы подлинны и составлены евреями.

Обвинители на суде, в сущности, и не были обязаны доказать, кто фабриковал «Протоколы», для них достаточно было доказать, что этот документ не составлен евреями, на которых указывали обвиняемые, — и что евреи, вообще, не могут иметь ничего общего с этим документом. Тем не менее, они привели доказательства, основанные на бесспорных свидетельских показаниях, что в фабрикации и распространении «Протоколов» — во всяком случае в последней фазе — принимали участие агенты русской тайной полиции заграницей, действовавшей по указаниям Рачковского.

Второе, на чем подсудимые особенно настаивали, это то, что «Протоколы» были мало распространены в России и потому не имели никакого влияния на бывшие погромы.

Вас [123] в своей книге старается доказать, что русские антисемиты до революции мало даже и знали о «Протоколах». Но сам же этот Вас был близким человеком к тому Крушевану, который в 1903 г., еще до Нилуса, первый опубликовал «Протоколы» в своей газете и в том же году принимал деятельное участие в известном кишиневском погроме, где было не мало пролито по его вине еврейской крови.

Возражая мне, Вас утверждает, что не было никакого запрещения Николая II пользоваться на суде Бейлиса «Протоколами», как официальным документом. Но я этого и не утверждал. Несомненно, такого специального приказа Николая II и не было, да он и не был нужен, раз в правительственных сферах, где организовали процесс Бейлиса, знали, что царь против «Протоколов». Этого достаточно было, чтобы на суде ими и не пользовались. Во всяком случае, на суде ни прокурор, ни один из адвокатов-антисемитов не воспользовался «Протоколами», хотя в этом им никто не мог бы помешать, если бы они верили в их подлинность и хотели бы ссылаться на них.

Рядовые участники погромов в 1918…1919 гг. могли, конечно, и не быть знакомы с «Протоколами», но из этого нельзя делать вывода, что «Протоколы» не имели значения при погромах. Если толпа, громившая евреев, и не читала «Протоколов», то Измайловы, Комиссаровы, Субботины, организовывавшие погромы, не только читали их, но они сами их печатали и повсюду упорно их пропагандировали. Через них влияние «Протоколов» на погромщиков было, бесспорно, огромно.

Защитники подлинности «Протоколов» на суде и после суда старались подорвать сведения, приводимые их противниками об участии в их подделке агентов тайной русской полиции.

Они настаивали на том, что к «Протоколам» не имел никакого отношения Рачковский. На этом настаивали особенно сын Рачковского и генерал Спиридович, занимавшийся разбором бумаг Рачковского.

По словам Рачковского-сына, в 1906 г., когда ему было 20 лет, он принес отцу случайно купленную им в Петербурге брошюру о «Протоколах».

Рачковский отец взял брошюру, просмотрел ее в своем кабинете и даже не пожелал о ней говорить с ним. Но Рачковский фабриковал эти «Протоколы», когда его сыну было 13…14 лет, и делал это в большом секрете. Понятно, что тогда он не посвящал своего сына в эту фабрикацию.

Скоро затея Рачковского была окончательно скомпрометирована в правительственных сферах и ему, конечно, нужно было больше всего молчать о ней. Менее всего о «Протоколах» он мог бы в то время говорить со своим сыном, непричастным к политике. Но во всяком случае, в 1906 г., если «Протоколы» были новостью для Рачковского-сына, они не могли быть новостью для Рачковского-отца, многие годы бывшего руководителем русской тайной полиции заграницей, а в 1905 г. директором Департамента полиции в Петербурге.

Рачковского хотят выставить, как юдофила и ссылаются на то, что его секретарь и все главные его агенты были евреи. Но, прежде всего, руководители политического сыска, самые ярые юдофобы, никогда не отказывались от сотрудничества с евреями-предателями, а потом у Рачковского, наряду с работавшими у него агентами-евреями, были агенты русские, как Бейтнер, Головинский и агенты других национальностей, как Бинт. А затем, Рачковский был директором Департамента Полиции, во второй половине 1905 г. и в начале 1906 г., когда при нем и, можно сказать, при его покровительстве произошли ужасные еврейские погромы и он тогда тесно связан был с главными погромными кругами того времени, например, с членами Союза Русского Народа. Об этих массовых погромах много было сказано горькой правды в Государственной Думе, например, князем Урусовым.

В бумагах Рачковского, по словам Спиридовича, нет указания на Головинского, как его агента, и Головинский тоже не фигурирует как агент и в книжке Агафонова о русской охранке, Из этого он делает вывод, что Головинский не был агентом Рачковского. Это замечание, конечно, несерьезно. Имена некоторых тогдашних тайных агентов, даже обнаруженных, до сих пор не опубликованы. Головинский мог не быть агентом Департамента полиции, а как агент, он был связан лично с Рачковским. По своему положению Рачковский в Париже не мог не иметь дела с Головинским, с Мануйловым, и вообще с агентами тайной полиции. Многое, касающееся тайн политического сыска, Рачковский, конечно, не записывал и тем более не передавал их третьим лицам.

Защищая Рачковского, его сын и генерал Спиридович очень часто делают выпады против меня. Они стремятся опорочить мои показания против Рачковского на суде в Берне, тем, что я на него нападаю, потому что он был виновником моего осуждения в Англии в каторжную тюрьму. Но Спиридович, лично хорошо знающий меня, не должен был бы, кажется, допускать, чтоб я, прежде всего как историк, в своей оценке деятельности Рачковского мог когда либо руководствоваться личными счетами. Против Рачковского я всегда, начиная с 1890 г., в продолжение 20 лет, вел кампанию, как против представителя русского сыска, виновного в азефовщине, и вообще как ответственного агента реакционного правительства. С ним я всегда боролся открыто и в России, и заграницей, будучи эмигрантом. [124]