Революційна доба в Україні (1917–1920 роки): логіка пізнання, історичні постаті, ключові епізоди - Солдатенко Валерій Федорович. Страница 168

Один из активных участников событий того времени, талантливый историк Д. Дорошенко вынужден был честно признать: «Это была явно непосильная и ненужная для Украины задача. Логика событий показала, что Украине надо было совсем отделиться от России, стать самостоятельным и независимым государством; она должна была признать правительство Народных Комиссаров, как правительство России, на основе обоюдного признания (большевики сами тогда постоянно подчеркивали, что признают за каждой нацией право на самоопределение вплоть до отделения) и — дать всероссийским делам покой. Украина имела перед собой такие колоссальные задачи внутренней организации, что гоняться за созданием всероссийской федерации, подвергая себя враждебности уже существующего фактически нового российского правительства — это была неосуществимая в тогдашних условиях задача» ¹²⁵³. Мысли и планы, подобные высказываниям Д. Дорошенко, оформились в систему общепризнанных подходов несколько позднее.

А в ноябре-декабре 1917 года в результате реализации выработанного Центральной Радой курса вместо достижения нового, демократически-республиканского федеративного уровня отношений разразился острейший конфликт с радикальным (военным) финалом. Последнее, в сочетании со стремлением лидеров УНР включить в действие международные факторы, соответственно — принять участие в Брест-Литовской мирной конференции убедило Центральную Раду в необходимости пересмотра государственного статуса Украины ¹²⁵⁴.

Впрочем, провозглашенные 9(22) января 1918 года четвертым Универсалом независимость, полный суверенитет Украины вовсе не означали немедленного, решительного отмежевания Украины, отказа от выкристаллизованных планов трансформации России в демократическую, федеративную республику. Однако желанная федерация должна была объединить уже не автономные образования, а самостоятельные, суверенные, что, собственно говоря, больше соответствует общепринятым представлениям о конфедеративной модели государственного устройства.

Как бы там ни было, федеративному принципу (как способу объединения национально-государственных, территориальных образований в одном государстве) М. Грушевский, В. Винниченко, большинство их единомышленников не изменили и после эмоциональной реакции на сокрушительное поражение от советских, в том числе и российских, войск в январе 1918 г., снова и снова возвращались к нему на новых витках революции.

Основная причина такого последовательного, в чем-то даже настойчивого и упрямого поведения заключалась, очевидно, в устранимой вере в научно обоснованные, неоспоримые преимущества федералистской модели украинско-российских отношений, взаимодействия всех наций полиэтнической страны, несомненное ее торжество в ближней, или более отдаленной перспективе.

Особого разговора заслуживает стремление гетмана П. Скоропадского принять участие в возрождении осенью 1918 года федеративной России на несоветской основе («небольшевистской России»).

Конечно, нельзя упускать из виду, что инициатива приходится на момент поражения Четверного союза в империалистической войне, а это сразу ставило под большой вопрос саму дальнейшую судьбу гетманского режима, державшегося в решающей степени на силе немецко-австрийских штыков.

Впрочем, нельзя пренебрегать и тем, что генерал российской армии, дававший присягу на верность царю, убежденный монархист и, одновременно, украинец по происхождению, искренне желал бы оздоровления отношений юридически самостоятельной Украины, к руководству которой он пришел в экстремальных обстоятельствах (вынужден был «терпеть власть чужеземцев»), со столь же горячо любимой им великой Россией.

Весьма симптоматичными выглядят размышления П. Скоропадского, высказанные в его мемуарах. «Великороссы, — писал он, — должны понять, что старого не вернуть, и что как бы ни была ошибочна политика украинцев, Украина не погибнет, а снова и снова будет добиваться того, чего ей не дают…

Россия может возродиться только на федеративных началах, а Украина может существовать, только будучи равноправным членом федеративного государства» ¹²⁵⁵.

П. Скоропадский считал подобные перемены единственным путем достижения украинско-российского компромисса и принципиально предостерегал приверженцев «великой России» от соблазна воспользоваться лозунгом федерации в тактических целях. Он подчеркивал: «Все окраины думают: окрепнет Великороссия и снова примется за старый гнет всякой национальности, входящей в состав Российского государства. Я видел много украинцев, которые высказывали подобные опасения, да нечего далеко искать, тот же самый Винниченко, сидя у меня в кабинете, говорил при мне одному украинцу-федералисту, что он и сам ничего не имеет против федерации, но когда теперь говорить о федерации, то тогда русские ничего не дадут впоследствии, поэтому нужно стоять за «самостийность» до конца, которая и приведет к федерации» ¹²⁵⁶. Попутно следует отметить, что сказанное диссонирует с логикой рассуждений тех авторов, которые считают гетманат попыткой осуществления тактических по замыслу планов «малороссийской Украины» ¹²⁵⁷.

Щекотливость ситуации заключалась в том, что лишенный поддержки австро-немецких оккупантов, не имея сколько-нибудь надежной гарантии (немцы серьезно побеспокоились о том, чтобы помешать созданию украинских вооруженных сил), гетман не мог «стоять за «самостийность» до конца», вынужден был пасовать перед партнерами (генерал П. Краснов, нарождавшееся и упрочивавшееся «белое» движение), идеологической платформой которых являлась концепция «единой и неделимой России». Принимая чужие правила игры, П. Скоропадский, видимо, осознавал (хотя это и не помешало ему провозгласить 14 ноября 1918 г. Грамоту о федерации с несоветской Россией — однако, это уже другой разговор: о тактике выживания), что реализация договоренностей с П. Красновым не оставляла места не только для самостоятельной, но и автономной, в сущности — никакой Украины, просто ликвидировала бы ее субъектность, возвращала бы украинско-российские отношении к их исходному дореволюционному, реализующему старые, казалось бы уже превзойденные противоречия, и как результат к имманентно-конфликтному межнациональному состоянию.

Вспоминая о пророчествах В. Винниченко, П. Скоропадский с горечью должен был констатировать: «Как только я объявил федерацию с Россией, я сразу понял, что Винниченко был прав. Через несколько дней появления грамоты великорусские круги уже никакой Украины совершенно не признавали» ¹²⁵⁸.

При определенных обстоятельствах перспективными могли оказаться планы самого В. Винниченко, оформившиеся в альтернативной плоскости, — разрядить напряжение в отношениях возрожденной в ходе антигетманского восстания Украинской Народной Республики и Российской социалистической федеративной советской республики (конец 1918 г. — начало 1919 г.).

Критически проанализировав причины поражения УНР времен Центральной Рады, предвосхищая неизбежное после жестокого гетманско-оккупационного террора тяготение народа Украины к советской власти (нетрудно было предположить, что на стороне последней тенденции, как и в декабре 1917 г. — январе 1918 г., окажется несравненно превосходящий военно-политический потенциал РСФСР), глава Директории считал единственным способом преодоления умножившейся на протяжении последнего года взаимной национальной вражды, предотвращения надвигавшейся войны введение в Украине «системы советской власти» ¹²⁵⁹.

Доводы и соображения в этом плане были сразу же отвергнуты большинством Директории и руководством основных украинских политических партий, после чего В. Винниченко весьма оперативно предложил «усовершенствованный» паллиативный вариант — идею формирования в Украине республики трудового народа, политическим и государственным фундаментом которой явились бы трудовые советы («рады»), а венчал конструкцию политической системы Трудовой Конгресс Украины ¹²⁶⁰.