Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна. Страница 82

Элий обожал утопающие в зелени города побережья. Защищенные Альпами от северных ветров, они овевались теплым дыханием моря. Они не менялись год от года, как не менялось лазурное море с белой каймой прибоя. Ряды пальм вдоль набережных и бесчисленные полосатые тенты крошечных закусочных, то сине-белые, то красно-желтые, повсюду цветочные клумбы с прихотливым орнаментом, черные свечи кипарисов, раскидистые шатры сосен, уютные магазинчики и библиотеки.

Элий бывал прежде в Никее, когда ему доводилось отыскать в своей бурной жизни несколько свободных дней. Здесь же он провел два месяца, выздоравливая после того, как Хлор отрубил ему ноги. Он ковылял по кривым улочкам, что ступенями спускались к морю. Они так отличались от улиц классических римских городов, таких как Тимугади, построенных по образцу военного лагеря, где все улицы проложены с запада на восток или с юга на север и всегда пересекаются строго под прямым углом. Здесь все было непредсказуемо. Крошечные домишки могли находиться рядом с роскошными виллами. Лимонные деревья и пальмы соседствовали с дикими виноградниками и соснами. Спору нет, в июле здесь слишком жарко. Но ветер приносил запах моря, который сам по себе мог излечить от чего угодно.

Последние два года Элий непременно приезжал на кинофестиваль в Монак [57] . Эти празднества так любила Марция. Но дни, когда по набережной прогуливались знаменитые актеры, пляжи усеяны загорелыми телами, повсюду слышался смех, песни, беспрестанно у кого-то брались интервью, чтобы тут же превратиться в сплетни, были слишком утомительны. И только встречи с Марком Габинием, этим стареющим красавцем с благородным профилем, доставляли Элию истинное удовольствие. Марка Габиния неизменно выбирали председателем Большой комиссии и поселяли в императорских апартаментах. Ибо он был императором мира Кино. Молоденькие девушки бегали за знаменитым актером точно так же, как и в дни его молодости.

А Марк при встрече с Элием всегда интересовался Валерией. И всякий раз непременно спрашивал, сколько лет ей осталось служить Весте. И потом в разговоре, задумавшись, вдруг восклицал: «Еще столько дней… Так много!»

Кассий привез сенатора в маленький домик. Окруженное зарослями, жилище напоминало скорее джунгли, нежели творение человеческих рук. Виноградные лозы вились как им заблагорассудится, оплетая кудрями стволы огромных пиний. Даже меж плитками на дорожках пробивалась буйная зелень, а кусты роз давным-давно перестали цвести и сплели свои тонкие колючие ветви с лохматыми туями. Здесь, в саду, царили полумрак и прохлада, и возле маленького бассейна с зеленоватой, пахнущей тиной водой можно было всегда найти тень.

Хозяйка была самым нелюбопытным существом на земле. Она была способна вымолвить не более трех слов за день. Зато готовила отлично. Трудно было представить более подходящий дом для убежища. Впрочем, Кассий утверждал, что Элию ничто более не угрожает и никакие силы, ни высшие, ни низшие, не могут его здесь разыскать.

Элий мучился от вынужденного безделья. Целый день лежал он возле бассейна на неудобном деревянном ложе. Время от времени он опускал руку в прохладную воду и наудачу вытаскивал морские раковины, которые сюда кто-то положил давным-давно. Раковины успели позеленеть, как и камни бассейна, и приобрести терпкий запах распада. Разве судьба многих людей не похожа на судьбу этих злосчастных моллюсков? Из привычной обстановки их насильно переносят в чужую среду, они покрываются мерзкой зеленой тиной и умирают, потому что в чьей-то голове родился внезапный замысел что-то украсить или улучшить.

Элий надеялся, что его жизнь не такова.

Огромный шмель, зависнув над левкоем, рассерженно гудел. Может, это кто-то из богов, ему не хватило нектара в Небесном дворце, и он отправился на землю за данью.

– Хочешь молока? – звонкий девичий голос вывел его из раздумья.

Элий поднял голову. Девочка лет четырнадцати протягивала ему кувшин с молоком. Волосы ее были очень коротко острижены – светлый ежик на висках светился золотым ореолом. И все же Элий не мог принять ее за мальчишку – слишком тонкие черты лица, слишком узкие острые плечи, а под льном туники явно обозначились упругие груди. От воды бассейна по ее лицу бежали блики.

«Она мила от ноготка до последнего волоска. Посмотришь на нее – кажется, что перед тобой картина, написанная искусным художником», – пришла тут же на ум цитата из Плавта.

– Так хочешь молока? – повторила она вопрос.

– Нет чаши. Она засмеялась.

– Пей прямо из кувшина.

Он принял ее щедрый дар и сделал несколько глотков.

– Я – Лета, но можешь звать меня Летти. А как тебя зовут? – спросила она, принимая из его рук кувшин.

Лета – река забвения. Души пьют из нее и забывают свою прежнюю жизнь.

Странное имя для девочки.

– Элий… – ответил он.

– Сенатор Элий? – уточнила она. – Ну конечно, я узнала, видела тебя в позапрошлом году во время игр. Элий усмехнулся.

– Детей не пускают на бои гладиаторов.

– Это теперь, – объявила она весело. – А в тот год пускали, если со взрослыми. Меня бабушка взяла с собой. Я ее упросила. Я сидела почти сразу за сенаторской ложей. Отличные места.

Внезапная догадка поразила Элия. Неужели эта девочка видела это.

– Тот самый бой? – спросил он. Она смутилась.

– Прости… Да. Было так страшно. Никто сначала не понял, что произошло. А потом все повскакали с мест. Женщины кричали как сумасшедшие. Несколько

торговцев мороженым побежали вниз, чтобы отдать медику свои ящики с сухим льдом.

Один гладиатор подобрал твои ступни, положил в мешок и запихал этот мешок в ящик мороженщика.

Только теперь он сообразил, что никто не рассказал ему, что творилось в Колизее в тот момент. А он никогда не спрашивал. Элий отчетливо и ярко вновь увидел арену, только теперь со стороны, будто смотрел на все глазами Летти.