Путь в Беловодье - Алферова Марианна Владимировна. Страница 13
– Пока нет.
– Надо бы поговорить. Говорят, Медонос…
– Не сейчас! – отрезал водный колдун и швырнул трубку.
Поднялся к себе в спальню. Взял бутылку, сделал глоток. Почувствовал, как знакомая сила растекается по телу – морозными пальцами пробежала по коже, горячими – подтолкнула ток крови, взвихрила мысли, проникла в каждую клеточку.
Ему не обязательно было находиться подле, чтобы брать силу из своей Пустосвятовки. За сотни километров река его поддерживала и питала. Через дождь или туман чувствовал он свою реку. Когда из ручья или озера силу брал, все равно из своей реки в тот миг черпал.
Он облил веки пустосвятовской водой и вновь погрузился в
ВОСПОМИНАНИЯ.
Как в воду.
Он увидел Надю. Он говорил с ней и заключил договор. Колдун спасет Алексея, а взамен Надя сведет колдуна с Гамаюновым. Блефовал, конечно. Никогда Лешкиной жизнью Роман не заплатил бы за собственную прихоть. В принципе колдун был уже готов отказаться от соперничества с Гамаюновым за право плести нити. Но не за Надю. Ибо узнал вскоре, что и здесь они с неведомым хозяином Беловодья соперники.
В волшебном сне колдун вернулся на берега Пустосвятовки. Купание в реке и несколько листьев куги спасли Алексея. А Роман тем временем выиграл у водяного охранное кольцо с ноздреватым камнем. Кольцо это прежде деду Севастьяну принадлежало. Всю жизнь дед его вернуть мечтал. А досталось в наследство внуку волшебное кольцо.
Потом вновь Роман с новоявленными друзьями пустился в бега, а погоня – по их следу. Попытка обратиться к властям ни к чему не привела. Вернее, привела к тому, что власти сами решили их изничтожить и продали господину Колодину с потрохами. Оставалось одно: организовать ловушку, построить мнимое Беловодье, и пусть Колодин и его бандюги из кожи вон лезут, чтобы захватить гнилой сарай и лужу грязной воды.
И вот колдун на берегу реки. Чужой реки. Не Пустосвятовки. И с ним Надя.
Надя… Он помнил ее – каждый изгиб тела, каждый взгляд, которым она его одарила. Теперь помнил. Высокого роста, стройная, она отнюдь не казалась худышкой. Тонкая талия лишь подчеркивала высокую грудь и крутые линии бедер. Глаза орехового цвета. Светлые волосы, – она откидывала их назад, оставляя открытым гладкий высокий лоб без единой морщинки, волосы волной лились по плечам. Все красавицы, которых Роман встречал до, казались рядом с нею жалкими дурнушками.
Дерзкий со всеми, он испытывал перед нею робость. Самые простые слова в ее устах звучали как интимные признания. Сердце его сжималось, да так, что колдун не мог вздохнуть. Он лишь делал вид, что втягивает в себя воздух.
– Надя… – прошептал Роман и очнулся.
Почему так быстро?! Колдун тронул веки – они были сухими. Надо же, и особое заклинание не помогло в этот раз! Роман улыбнулся: можно хоть сейчас вернуться на речку и снова встретиться с Надей во сне, который так похож на явь. Замечательный сон! Зачем Роману реальность, если можно вновь и вновь переживать восхитительные минуты, заново обрести то ощущение счастья, которое переполняло его существо. Счастье, в которое невозможно поверить! А что если закончить воспоминания на этом моменте? Ибо та минута, как эпилог сентиментального романа, вмещала всю приторную сладость счастья, какое суждено ему отведать. Но роман о Романе не заканчивался на этих строках, а сладость пережитых минут не гарантировала даже их повторения. Но, вспоминая, вспоминаешь все.
Роман вздохнул: колдун не может быть в плену у собственного колдовства. Повторно видеть один и тот же волшебный сон запретно – иначе видения так и будут нестись по кругу, вновь и вновь он будет встречаться с Надей и предаваться любви на берегу реки, и с каждым новым кругом все труднее будет возвращаться в реальность. Роман Вернон знал немало колдунов, которых поглотили собственные видения.
«Ну и что! – сам себе он крикнул запальчиво. – Плевать на запреты!»
В самом деле, явь грязна и мутна, а в снах можно вновь быть счастливым и наслаждаться почти как наяву. Спать и видеть – один и тот же сон.
«Но в реальности существует настоящая Надя. Выходит, ты откажешься от нее?» – спросил он себя насмешливо.
Нет, конечно!
Нет и нет!
Роман вскочил. Спустился вниз, в кабинет. Открыл буфет и достал последнюю тарелку. На круглой черной столешнице она расцвела белой кувшинкой на глади лесного озера. Такие пышные сравнения ни к чему – мешают работе. Просто стол, тарелка, вода. Он налил пустосвятовскую воду из кувшина и положил на водную гладь ладонь. Мысленно представил Надю. Ее лицо, ее светлые волосы… Надя! Надежда! Колдун не искал ее, нет, он лишь вспоминал. Вода в тарелке отвердела, превратилась в лед. И в прозрачную ее неподвижность будто вмерзло Надино лицо со светло-карими глазами, с полуулыбкой на полных губах – такой насмешливой, дерзко обещающей, что она приводила в восторг и одновременно злила.
Роман вынул из тарелки Надино изображение и долго держал в руках созданный диск, любуясь. Диск был теплый на ощупь, а Надино лицо настолько живым, что, казалось, оно все время меняется, то становится грустным, то наоборот, улыбка явственней морщит губы. А вот Надя встряхивает головой, и светлые волосы рассыпаются по плечам.
Колдун отнес изображение в спальню, поставил на комод. Сидел и смотрел, любовался. Надя смотрела на него, улыбалась…
– Обедать будешь?
Роман вздрогнул, услышав вопрос. Обернулся. Тина стояла в дверях.
– Не знаю.
Он глянул на Тину с недоумением, будто видел в первый раз и не знал, зачем она здесь, и кто такая. Потом, опомнившись, улыбнулся, привлек к себе, откинул челку со лба, тронул губами кожу на виске и, скользнув по щеке, прикоснулся к губам. Но этот запоздалый поцелуй не смог сгладить неловкость. Роман невольно сравнивая Тину с Надей. И сравнение это было не в пользу Тины. Было вообще нелепо их сравнивать. Они не сравнимы. Та красавица, а эта – обычная девчонка.
А что если Надя, разглядывая Романа из-под ресниц, тоже с кем-то его сравнивала?
Тина почуяла недоброе, повернулась, глянула на диск с Надиным лицом, что стоял, прислоненный к стене на комоде. Глянула и испытала боль внезапной и вполне оправданной ревности.
«Он тебя больше не любит!» – сказала сама себе. Призрак в этот раз не понадобился.
– Кто это? – спросила Тина дрогнувшим голосом. – Я ее прежде не видела. Здесь.
– Я ее только что вспомнил. Это Надя, – отвечал колдун. – Надежда…
Тина задохнулась от боли. И тут же между ней и Романом возникла преграда, невидимая, но явственная. Будто стекло.
– Кто она, эта Надя?
Роман не ответил. Ему просто нечего было сказать.
– Ты ее любишь?
Стекло слабо дзинькнуло, дробясь.
– Люблю. – Он полагал, что после такого признания говорить больше не о чем.
Но Тина считала иначе:
– Все-таки ты скотина. Надеешься, что я тебя прощу?
– Разумеется, не простишь. Я ведь не прошу у тебя прощения.
– Ах вот как! Ты еще издеваешься?! – Губы у нее запрыгали. И руки онемели – в этот раз обе. И стали как лед.
– Ничуть.
– Но я же люблю тебя! – выкрикнула Тина.
– Надя, давай не будем… – О, Вода-царица, Роман назвал ее Надей!
Эта оговорка ее добила. Еще за миг до этого она на что-то надеялась. Уверяла себя, что таинственная красавица – прихоть, блажь, не более чем стекло, одно изображение. Но теперь стало ясно, что надеяться глупо.
– Что ж мне теперь делать? Что прикажешь делать? Собрать вещички и идти?
Роман отрицательно покачал головой:
– Тебе некуда идти, и самостоятельно практиковать ты не сможешь.
Она пошатнулась, как от удара:
– Вранье! Я могу! Все могу! Вот увидишь! – Тина кинулась к себе в комнату.
Даже через коридор, сквозь стены Роман слышал, как она кричит в голос, задыхаясь от боли. По тому, как дрожали стекла в окнах, ясно было, что его неумелая ученица в ярости. Надо пойти к ней и поговорить. Только что сказать? Как утешить? Впрочем, выход есть. И слова утешения не нужны.