Все дороги ведут в Рим - Алферова Марианна Владимировна. Страница 76

Что за бред? Почему он решил, что Рутилий отважится на такое? Рутилий, которого он сам же и возвысил.

Рутилий явился – распахнул полог императорской палатки и вступил внутрь.

– Приветствую тебя, Август!

Постуму показалось, что теперь приветствие звучит куда почтительнее, чем до сражения.

– Явился узнать о наших дальнейших планах. Как ты себя чувствуешь, Август?

Постум бросил выразительный взгляд на медика. Тот молчал. О ранах императора Кассий Лентул разговаривает только с императором.

– Неплохо. Голова у меня ясная. – Постум коснулся повязки на груди. Хорошо быть раненым в грудь, а не в спину. Да, он все видит слишком ясно. Порой плывет туман перед глазами, но это пустяк. – Наши войска изрядно потрепаны. Так что это большая удача, что монголы ушли и не скоро вернутся.

– Они вернутся гораздо быстрее, чем мы думаем, – заметил Рутилий.

– Надо, чтобы они вообще не вернулись. Гиперборейские княжества собираются провести этой зимой компанию против монголов. Надо договориться с ними о совместных действиях, – сказал Постум. Мысль эта принадлежала Гету. Но император выдал ее за свою. Как и положено императору.

– Разделить с кем-то нашу победу? – Рутилию предложение не понравилось.

– И наши потери. Тем более, Великий князь успел заявить, что это он одержал победу над варварами. Он уложил шесть легионов на границе. Видимо, эти смерти дают ему такое право.

– Мы могли бы все сделать сами, если бы Макрин не потерял свою армию.

– Неважно, чьи легионы сражались. Главное – Рим победил. Теперь у нас другая цель. Мы должны идти на столицу.

– И кто поведет войска на Рим?

– Ты. – Постум кашлянул, и боль отдалась в спине. Но пришлось сделать вид, что болит грудь.

Рутилию оказанная честь, кажется, пришлась не по душе.

– Нам надо расплатиться с войсками, – сказал легат. И заявление это прозвучало как ультиматум. – С начала кампании им еще ни разу не выдавали жалованье.

– Не волнуйся. Им заплатят.

– У тебя есть пятьдесят миллионов сестерциев? – не поверил Рутилий.

– Я заплачу из личных средств. – Взгляд Постума сделался ледяным: префект явно лез не в свое дело. – Надеюсь, ты не будешь меня спрашивать, где я взял деньги?

Рутилий стиснул зубы. Понял.

– Это меня не касается, Август.

– Странно, а мне казалось, тебя касается все.

– Меня это совершенно не касается! – Лицо Рутилия окаменело. – Я могу объявить о том, что жалованье будет выплачено в ближайшее время?

– Можешь сказать, что все легионеры получат деньги завтра. А теперь иди.

Когда префект вышел, все несколько минут сидели молча.

– Он мне завидует, или мне это только показалось? – спросил Постум.

– Завидует, – подтвердил Элий.

– И я могу на него положиться?

– Можешь.

Толстяк с мягким округлым лицом поклонился и разложил перед императором бумаги. При этом из-под тяжелых век он продолжал следить за Постумом.

Император внимательно просматривал бумаги. Он всегда считал себя богачом. Но теперь, когда ему понадобились деньги, оказалось, что все его счета пусты. Есть лишь сундук, что оставила ему Марция. Император не хотел открывать его – мысленно он обещал себе не брать этих денег без крайней надобности. Выходит, этот крайний случай наступил. Постум позвал Крота и велел принести ключ. Подошел к сундуку. Молча смотрел на узорную черную крышку. Змеи, сплетясь гибкими телами, разевали пасть, охватывая замочную скважину. Еще одна ловушка? Постум устал их считать. Он отпер сундук и откинул крышку. Сундук был полон. Золотые ауреи – все новенькие, выпущенные национальным банком Рима, а не из Новой Атлантиды. Недаром сундук было и десятерым носильщикам не поднять. Крот за спиной императора тихо ахнул. Август погрузил пальцы в россыпь монет. Вот аурей с изображением самого Постума. Вот золотой, отчеканенный во времена Руфина. А вот – большая редкость – монета с профилем Элия.

«Золото, добытое на наркотиках, на смерти, на чьем-то безумии. Скоро я научусь не обращать на подобные мелочи внимание», – подумал Постум.

Элий бы не взял этих денег. Или взял? Спросить или нет? А если Элий скажет «нет» – что тогда? Император нарушит слово и не заплатит легионам? Нелепо, конечно. А если Элий скажет «да», то будет еще хуже.

И Постум вдруг понял, что должен делать. Он схватил лист бумаги и сел к столу.

«Дорогая Норма!

Это письмо личное. Очень личное. Не показывай его никому, даже Маргарите. Особенно Маргарите. Так вот: деньги в казне иссякли. Как вульгарно! Но нас угнетают именно мелочи и вульгарные вещи. Я должен заплатить легионам и заплатить немедленно. И представь, источник нашелся. Это грязные деньги. Деньги, нажитые на торговле наркотиками. Я долго раздумывал, что делать. Хотел спросить Элия, но не посмел. И решил расплатиться грязным золотом…»

Он перестал писать, откинулся в кресле и рассмеялся. Разумеется, Норма ответит: «нельзя». Разумеется, она скажет: «Ты поступил плохо». И ее голос не позволит ему забыть, что золото в сундуке добыто кровью и безумием.

Он вновь схватил стило и приписал:

«Даю обет пожертвовать такую же сумму на обновление храма Эскулапа» [46].

Последним Летицию видел Корд. Она появилась утром в ангаре. Самолет был подготовлен для вылета, проверен, и не однажды. У механика не было никаких подозрений. Корд всего лишь перемолвился с Летицией парой слов перед вылетом – был слишком занят. А механик… Механик мало что мог объяснить – ночью, занимаясь ремонтом, он приподнял самолет спиною, да видно переоценил свои силы – теперь спина у него болела нестерпимо, но механик держался и не шел к медику на осмотр, надеялся, что боль как-нибудь переможется.

Летиция улетела.

Самолет обнаружили через три часа. Он вонзился носом в землю и обгорел. Но тела Летиции не нашли – ни среди обломков, ни рядом. Опросили всех жителей, осмотрели соседние поля и деревни – безрезультатно. Правда, трое мальчишек видели, как самолет падал и даже заметили – так они утверждали – как пилот катапультировался. Один говорил, что видел парашют. Другой – что никакого парашюта не было. Темная точка в небе была и пропала.

– Парашют не раскрылся? – предположил Элий. Ему показалось, что сердце его камнем летит вниз.

– Нет, – замотали все трое головами. Ребята были схожи друг с другом – все трое с льняными волосами, круглолицые, розовощекие. – Пилот не падал. Он исчез.

– Превратился в птицу, – предположил самый младший.

Преторианцы и механики «Аквилы» облазали все овраги вокруг, все поля и огороды. Никаких следов. Летиция исчезла.

Элий подошел к остову самолета, вдохнул запах гари и содрогнулся. Нет, он не думал, что Летиция погибла. Она…ушла. Ушла, не желая (или не в силах) присутствовать при том, что должно случиться. Значит – скоро.

Элий уселся на землю спиной к самолету, сорвал травинку, принялся жевать. Смотрел на зеленую степь и белые стены домов. На поле, засаженное подсолнечником. Он смотрел, пытаясь насмотреться – и не мог. Пытался смотреть так, как советовал Всеслав – сначала обнять весь мир, а потом присмотреться и разглядеть каждую травинку и каждый камешек. И он распахнул глаза так, что по щекам потекли слезы. Ну вот, теперь эти травинки будут с ним до конца.

– Значит, скоро, – повторил он вслух.

Летиция могла бы предупредить. Но правильно сделала, что не предупредила. Лишь подала знак и ушла. Куда? В другой мир, который начнется с нее, как планировали много лет назад гении? Или в другую жизнь? Или… С Постумом они так и не свиделись, не поговорили. Впрочем, она наговорилась с ним раньше, в своих снах. А наяву испугалась, не посмела. Или думала, что так ему будет легче расстаться?

– Прощай, – сказал Элий опрокинутому над ним небу, в котором исчезла Летиция.

Она вспомнила наконец, что умеет летать. И улетела. И они уже не встретятся. Никогда.