Сибирская жуть-3 - Буровский Андрей Михайлович. Страница 50

4 апреля 1866 года состоялось очередное неудачное покушение на Александра II: у ворот Летнего сада в него стрелял некий Дмитрий Владимирович Каракозов, родом из дворян, студент Казанского, а затем Московского университетов. Потом уже стало известно, что этого самого Каракозова вовлек в боевую организацию его двоюродный брат Н.А.Ишутин, и что Каракозов уже распространял листовку «Друзьям-рабочим», в которой агитировал рабочих на восстание, но неудачно — устраивать революцию никому и ни для чего не было нужно. И тогда Каракозов купил револьвер, взял несколько уроков стрельбы и отправился в Петербург — убивать…

До сих пор «революционеров-демократов» у нас ухитряются рисовать строго розовой краской, изображать людьми, которые, может, в чем-то и ошибались, но следовали высоким идеалам и пытались воплотить в жизнь некие прекрасные мечты. Мол, если и ошибались — люди все равно были достойные.

Сложность в том, что современники понятия не имели, что это за благородные, прекрасные люди их окружают, и писали о них, что называется, нелюбезно. Об Ишутине и Каракозове подробно писала Елена Ивановна Козлинина, хорошо знавшая обоих: «Любовь к молодой девушке необыкновенной красоты заставила Ишутина лезть в герои, он гонялся за славой, готовый купить ее хотя бы даже ценой жизни. Будь он человеком более культурным, он, вероятно, этой славы и сумел бы добиться. Как ни широко тогда шагала наука, но все же в ней не было ни единой области, которую при упорной настойчивости нельзя было бы еще и еще продвинуть вперед. Но в том-то и заключалась трагедия, что таким мелким людям, сереньким недоучкам, наука была не по плечу. Проще и легче людям этого типа прикрываться бутафорией и под флагом политической деятельности выжидать, не подвернется ли где еще кус послаще. А не ровён час попасть в герои».

О Каракозове писала она еще более неприязненно: «Каракозов был еще серее и еще озлобленнее Ишутина: он хотя и кое-как переполз из бурсы в университет, учиться положительно не мог и, не умея по своей неразвитости ни к чему приспособиться, перекочевывал из одного университета в другой, нигде подолгу не уживаясь… и всюду его угнетала все та же беспросветная нужда. Это и сделало его всегда готовым на всякое злое дело в отместку за свои неудачи» [4, с. 80].

Директор красноярской городской библиотеки Леонид Павлович Бердников, человек объективный и ученый, так комментирует это сообщение: «Наверное, это не очень объективная оценка. Но в архиве Красноярска хранятся сотни дел, где описываются не очень высоконравственные поступки политических ссыльных» [4, с. 81].

Как видно, романтический ореол «революционеров-демократов» сразу рассеивается, стоит только заглянуть в архивы и с небес теории «переустройства общества» спустить эту неприятную публику на не особенно чистую земельку…

Каракозов промахнулся и был повешен — на мой взгляд, хорошо, что промахнулся, и совершенно справедливо повешен. А вот по поводу события, повлекшего за собой появление портрета в благородном собрании, возникают разные версии.

По одной из них, некий мещанин, Осип Иванович Комиссаров, стоящий в толпе рядом с Каракозовым, схватил его за руку. Потому, мол, и промахнулся Каракозов в царя. По другой версии, все объясняется гораздо проще: этот мещанин был в стельку пьян, и когда Каракозов вскинул руку с револьвером, уцепился за нее, повис на руке, просто чтобы не упасть. Опять же — есть версия, что напился дяденька в приступе верноподданнического экстаза, а есть и другая — что он не просыхал уже с неделю. Естественно, что первую версию отстаивали люди благонамеренные, а вторую — «подрывные элементы».

А есть и еще одна версия, трудно сказать, благонамеренная или нет. Версия состоит в том, что Каракозов промахнулся не потому, что ему помешали, а попросту от волнения и от банального неумения стрелять. Выстрелил он, не попал и кинулся бежать (опять же есть две версии — что он бросил револьвер и что не бросил). Вот тогда-то неведомый мещанин и показал пустившимся в погоню казакам и жандармам, куда побежал неизвестный…

В общем, темная это история, и чему верить, совершенно неизвестно. В любом случае, что бы ни стояло за происшествием, эта история была раздута, как защита государя с риском для жизни.

За свой верноподданнический подвиг мещанин О.И.Комиссаров тут же стал дворянином под фамилией Комиссаров-Костромской (поскольку родом он из Костромы). Газеты восхваляли Комиссарова, а если и не восхваляли, то всячески трепали его имя, и «все общество», включая его самые что ни на есть верхи, жаждало его видеть. Великое множество раз дворянин Комиссаров-Костромской рассказывал умиленно всхлипывающим барыням, как со страшным риском повязал огромного и страшного Каракозова, великое множество раз наполнялся его бокал… И, забегая вперед, скажу: прожил он недолго, жил бесславно и как-то зимой попросту замерз пьяный в канаве. В общем, новый дворянский род Комиссаровых-Костромских как-то так и не состоялся.

Покушение было 4 апреля, а 13 мая 1866 года губернатор Енисейской губернии получил телеграмму о том, что надо освободить отца этого новоиспеченного дворянина, Ивана Алексеевича Комиссарова, крестьянина села Молвитино Буйского уезда Костромской губернии, который вместе с женой отбывает ссылку за уголовное преступление в селе Назарово Ачинского округа. Наверное, имеет смысл уточнить — папа дворянина Комиссарова сидел за вульгарное воровство: в 1858 году ему дали 12 лет ссылки в Сибирь. А мама Осипа Комиссарова, Евгения Ивановна, к тому времени умерла и была похоронена здесь же, в Назарово.

В это время в Енисейской губернии губернатором был генерал-майор Павел Николаевич Замятнин, полное название должностей которого выглядит так: «военный губернатор города Красноярска, Енисейский гражданский губернатор, генерал-майор».

М.А.Бутаков, известный красноярский поэт и публицист, откликнулся на его назначение в 1862 году:

Дождались мы давно жданного
Генерала красноштанного.
Он оратор неприветливый,
Губернатор зато сметливый.

С одной стороны, любимой поговоркой «героя» подавления варшавского восстания П.Н.Замятнина была «Кто палку взял, тот и капрал», а до назначения губернатором в Енисейскую губернию он несколько лет был полицмейстером в Москве. По оценке издателя Л.Ф.Пантелеева, отбывавшего ссылку в Енисейской губернии, был он хотя и не злым человеком, но «поразительно ограниченным, взбалмошным». Гм…

С другой же стороны, за годы правления Замятнина в Красноярске открыты были две гимназии, а в селах и деревнях ни много ни мало 77 народных школ. Достоверно известно, что именно он первым обратил внимание на талант Василия Сурикова. Однажды при просмотре бумаг губернатор обнаружил подброшенный кем-то в них свой карандашный портрет. Сходство оказалась таким разительным, что Павел Николаевич потребовал отыскать автора и принял личное участие в его судьбе, просил купца Петра Ивановича Кузнецова оплатить учение Сурикова в Петербурге.

За свои труды П.Н.Замятнин получил от Александра II орден Александра Невского с алмазными украшениями, а Красноярская городская дума постановила: «Почтительнейше просить Его превосходительство генерал-майора Замятнина удостоить наше общество принятием на себя звания почетного гражданина губернского города Красноярска».

Но до этого городская дума подумывала о другом кандидате в почетные граждане… об И.А.Комиссарове. Том самом сосланном деревенском воришке. Произошло это, правда, до того, как город познакомился получше с отцом героя…

По-видимому, Замятнин хотел устроить из этого происшествия некое «патриотическое шоу»… а может быть, попросту как человек военный истово выполнял приказ Петербурга: было велено вернуть Комиссарова из ссылки? Есть вернуть!

Во всяком случае, губернатор лично поехал в Назарово, привез старика в Красноярск, дал в его честь торжественный обед и с помпой отправил его в Петербург. Как себя чувствовал при этом Комиссаров-старший, как он использовал внезапно свалившуюся на него благодать, мы знаем даже слишком хорошо. Поговаривали, что одна из купчих после торжественного обеда не досчиталась лисьей шапки, но в это верится слабо: во-первых, Комиссаров-старший за обедом напился до потери способности сидеть вертикально и управлять естественными функциями организма. Во-вторых, украсть такую малость ему не было уже ни малейшей необходимости. Или все-таки сработали подавляемые до сих пор инстинкты? Не знаю… Во всяком случае, в последующие годы Комиссаров-старший воровал, это известно совершенно точно.