Гвианские робинзоны - Буссенар Луи Анри. Страница 66

— Так мы его и съели, — усомнился Бенуа. — Да ведь он убежал! Не думаю, что твоя стрела причинила ему большой вред.

Не переставая улыбаться, индеец указал своему собеседнику на широкий кровавый след, хорошо видный на пожелтевших от солнца листьях.

— Ты прав, мой краснокожий друг, ты в самом деле очень ловкий и сильный!

В мгновение ока со змеи содрали кожу: молодой пиэй решил изготовить из нее ритуальный наряд. Затем носильщики приняли на плечи свой мрачный груз, и отряд двинулся дальше.

Следы крови становились все более изобильными. Толстокожий, очевидно, был ранен серьезно. Он прерывал свой бег, чтобы освободиться от мешавшей ему стрелы. Наконечник ее глубоко проник в тело. Эти остановки хорошо были видны по особому обилию кровавых пятен на почве. Примерно в пятистах метрах от места схватки нашли древко стрелы. Охотники сделали еще несколько шагов и, к своему великому изумлению, увидели в глубине широкого и глубокого рва бездыханного тапира. Возле него растянулся маленький детеныш, тоже не подававший никаких признаков жизни.

Хотя и удивленный, Акомбака торжествовал.

— Большой маипури очень вкусный, но маленький еще лучше! — радостно воскликнул он, окрыленный мыслью о трапезе, которую сулила груда мяса.

О другом думали Бенуа и его сообщники. Ров находился как раз на полпути к первой горе. И авантюрист не без оснований заключил, что, если бы не случайная встреча с тапиром, то это он, идущий во главе отряда, напоролся бы на рогатки, расставленные на дне и по бокам траншеи.

Да, никаких сомнений: ров — ловушка для хищников. У него форма усеченной пирамиды. Узкий вверху, широкий у основания, с наклонными стенами, что помешало бы упавшему зверю выбраться наружу, даже если бы он по счастливой случайности избежал рогаток.

Видны были обломки легких перекладин, несколько минут тому назад прикрытых землей и дерном. Они прятали отверстие, услужливо подставляя бегущим этот шаткий, непрочный «пол», замаскированный с большой изобретательностью, даже придирчивый глаз ничего бы не заметил с первого взгляда.

Бенуа вспомнил устрашающие способы обороны, примененные загадочными существами, жившими на берегах реки. Как обрушивались в воду огромные деревья, преграждая путь, как плыла навстречу жуткая змеиная флотилия, ускользнуть от которой им удалось только чудом.

Ему подумалось, что существует какая-то связь между этой ямой, так неожиданно возникшей перед порогом золотого рая, и теми помехами, что заставили их отказаться от первой попытки. Хотелось убедиться в правоте своих предположений.

— Послушай, вождь, а кто вырыл эту яму — белые или индейцы? — спросил он у Акомбаки.

— Индейцы, — ответил тот не колеблясь.

— А как ты определяешь?

— У белых людей железные инструменты, а у краснокожих только орудия из твердого дерева. Железная мотыга режет землю, как нож, вон, видишь, кое-где четкие следы, а деревянная лопата давит и разрывает почву.

— Да, это убедительно. Значит, на той стороне — индейцы…

— Индейцы везде, — гордо заявил краснокожий. — Земля, вода, лес и небо принадлежат им!

— Ты бы мог сказать, к какому племени относятся эти?

— А если ты видишь дерево, срубленное белым, разве ты можешь сказать, из какой он страны?

— Ты прав, вождь, а я болтаю глупости…

Колонна остановилась на краю рва, и мертвый пиэй в ожидании усыпальницы был положен на скале под ярким солнцем. Путешествие трупа еще не закончилось.

Индеец с остро отточенным мачете спустился в ров; используя хлопчатобумажные крепления от своего гамака, обвязал тело молодого маипури, которое тут же подняли наверх, а затем принялся разделывать огромное животное, туша которого заполнила почти всю впадину. Весило оно более трехсот килограммов, а размером было со среднего быка. Тапир, называемый туземцами маипури, является самым крупным из животных Южноамериканского континента. Отличительная его черта — крупная голова с очень высоким затылком, переходящая в горб у основания морды, которая оканчивается небольшим мускулистым хоботом, похожим на свиной пятачок, только длиннее. Нос загнут книзу, выполняя в каком-то смысле роль верхней губы. Уши почти круглые, с белой каймой. Корпус коренастый, покрыт короткой шерстью, плотной и блестящей, у самок она обычно рыжеватая, у самцов — коричневая. Последние щеголяют еще довольно пышной гривой. Хвост едва достигает десяти сантиметров и кажется обрубком. Ноги короткие и мощные, оканчиваются черными когтями, плоскими и заостренными. Питается тапир исключительно растительной пищей.

Несмотря на немалую силу, он по характеру очень мягок, никогда не нападает на человека и на других животных. Тапир не злобен, но его движения чрезвычайно резки и внезапны. Он неосторожен и не разбирает дороги в лесу, двигаясь обычно напролом. Не желая причинять никому вреда, он яростно толкает всех, кто попадается на пути.

Молодые тапиры легко одомашниваются и становятся совершенно ручными. Они свободно бродят по улицам Кайенны, отлично знают жилища своих хозяев и, подобно собакам, сопровождают людей на прогулках.

Тот экземпляр, разделкой которого был занят индеец, относился к гигантам своего вида. Так что работа оказалась долгой и трудной. Два часа минуло, пока лучшие куски мяса, разрубленные мачете и привязанные к веревке, были извлечены из траншеи. Два отличных куска заднего окорока, общим весом килограммов на сорок, уже аппетитно потрескивали на огне, и проголодавшиеся краснокожие готовы были воздать им должное, когда мнимый мясник выбрался наверх, обляпанный кровью, словно после бойни, и вручил вождю предмет, вызвавший у того большой интерес.

Это было ожерелье необычной формы, Бенуа не мог припомнить, что когда-нибудь видел такое. Очевидно, его потерял один из тех, кто устраивал ловушку.

К любопытству Акомбаки примешалось выражение почтительного страха.

— Ты меня спрашивал, кто выкопал ров. Я тебе скажу. Это индейцы арамишо. — Последние слова он выговорил тихо и боязливо.

Трапеза тем временем началась.

— Арамишо, — повторил Бенуа с полным ртом, — а я думал, что это племя вымерло.

— Еще немножко осталось. — Голос Акомбаки дрожал по-прежнему. — Это страшные люди! Великие пиэй!

Авантюрист крепко выругался, ибо чуть не сломал нож о что-то твердое, попавшееся в мясе. Он осторожно разрезал его и обнаружил давно, вероятно, засевшую, обросшую пленкой пулю из ярко-желтого металла, округленную молотком, слегка деформированную. По-видимому, это было самое настоящее золото.

Бенуа не смог унять легкой дрожи, припомнив золотой наконечник стрелы, поразившей Бонне.

— Ты говоришь, что арамишо — великие пиэй. Мне это безразлично. Но есть ли у них ружья?

— Не думаю.

— Ну ладно! Был бы счастлив познакомиться с теми, кто охотится на маипури с ружьями, да еще заряжает их золотыми пулями!

ГЛАВА 5

— Наш краснокожий друг очень забавен, — тихо говорил Никола своему юному приятелю Анри.

— Я тоже не могу понять, отчего ему внушает такой страх наша золотая посуда. Как ты здорово недавно сказал, что несколько кусков железа или стали пригодились бы нам гораздо больше…

— Еще бы, — подхватил Никола, — скольких трудов стоило извлечь из земли эту железистую руду, обогатить ее, чеканить, ковать, превращать в полосы, а затем уже — в сталь… Хоть бы месторождение находилось поближе!

— К счастью, времени нам хватает! — вмешался инженер.

— Что правда, то правда. Если бы пришлось вкалывать, как в Париже, десять или двенадцать часов вместо шести, мы бы давно выбились из сил. Но все равно, наши мачете и топоры, хоть и не очень изящные и не лучшего качества, дали нам прикурить! Какая жалость, что золото не в состоянии заменить сталь! Что за глупый металл! Скажите на милость, да на что оно годится?..