Из Парижа в Бразилию по суше - Буссенар Луи Анри. Страница 117

Начало октября 1879 года. Как уже известно читателю, три южноамериканские республики терзала жестокая война, продолжительность которой невозможно было заранее предугадать. Перу в союзе с Боливией схлестнулась с Чили. Схватка между государствами, возросшими из ствола одного и того же генетического дерева, долгое время в равной степени страдавшими от колониального рабства и населенными представителями одних и тех же рас и народов, являлась по своему характеру чуть ли не гражданской войной и оттого приняла исключительно яростные формы.

Мы не будем объяснять здесь в подробностях мотивы этого конфликта, весьма неприглядные, если говорить о Перу и Боливии, чьи государственные мужи, обанкротившись окончательно, в глубине души своей лелеяли мечту о войне, которая списала бы все их просчеты и принесла бы устроителям бойни ордена и состояния. Почва для вооруженного столкновения давно уже была подготовлена, особенно в Перу. Эта страна, лишившись былого величия и обратив свое название, служившее некогда синонимом процветания, в пустой звук, начала прибегать ко всякого рода уловкам, чтобы заявлять постоянно о своем существовании.

Как бы ни было строго это суждение, автор вышесказанного, располагая соответствующими свидетельствами, взял себе за абсолютное правило прибегать к жесткости и беспристрастности в своих оценках описываемых им событий и, считая возможным ограничиться некоторыми фактами, решил привести в подтверждение своих слов следующий отрывок из выпущенной парижским издательством «Плон» книги дипломата высшего класса графа Шарля д'Юрселя «Южная Америка»:

«Пренебрегая своим будущим, эта страна (Перу 1876 года), владеющая несметными природными богатствами, которые видишь буквально на каждом шагу, давно уже впала в спячку. Всякое новое правительство поднимает наверх целую толпу своих фаворитов. Но при первых же политических переменах новых чиновников увольняют на пенсию, подчас очень высокую. В случае кончины такого бюрократа пенсией продолжают пользоваться его вдова и даже дети. В общем, многие граждане считают, будто государство обязано обеспечивать их всяческими благами, и посему казна, и без того истощенная, быстро скудеет в результате подобных политических перипетий. В 1868 году в Перу, когда президентом был полковник Балта, имела место целая серия авантюрных мероприятий, таких, как сооружение железных дорог, доков и памятников, явившееся для страны непомерным грузом и почти не принесшее ей доходов. По прошествии известных кровавых дней дон Мануэль Пардо, избранный в 1872 году президентом в результате некоторых манипуляций, постоянно ссылаясь на высшие интересы, полностью опустошил государственную казну и до основания разрушил систему общественного кредита. Лучшее тому доказательство — курс [553] перуанских ценных бумаг, упавший с семидесяти четырех франков четыре года назад до двенадцати в нынешнем, 1876 году. Бумажные деньги, единственные в обращении, день ото дня теряют в цене: я наблюдал падение цены соля [554] до двадцати пяти центов, тогда как еще недавно за него давали сорок восемь!

Такое положение вещей, естественно, наносит ощутимый урон торговле, резко сокращается импорт, и вполне вероятно, что, когда до конца будут исчерпаны все ресурсы, все возможности, республику Перу сотрясет один из тех ужасных кризисов, из которых любая страна выбирается лишь с огромным трудом».

Высказывание поистине пророческое, подтвержденное невероятно жестокими по своему характеру событиями, случившимися спустя три месяца после написания процитированных выше строк.

«Однако, — продолжает месье д'Юрсель, — не следует полагать, что в Лиме всех охватила прострация. Ситуация оригинальна: каждый мнит себя экономистом и предлагает через газеты новое средство спасения страны.

Что касается революции, то она уже близка, и любой претендент на высший пост, будь то реакционер или радикал, считает себя вправе, если представится случай, предать все огню и мечу исключительно во благо сограждан».

Не менее шатким было положение дел и в Боливии, где некое подобие правительства, послав ко всем чертям республиканский строй, не сочло нужным сохранить даже внешние его атрибуты.

«В Боливии, — говорит наш известный соотечественник Шарль Вьенер [555], — парламент существует, так сказать, лишь как забытый параграф в национальной хартии. Двести заправил, известных под именем «первый батальон», назначают и отставляют президентов, причем тринадцать из четырнадцати граждан, занимавших сей высший государственный пост после основания республики [556], или были убиты, или изгнаны из страны, или погибли сами».

Не сомневаемся, что данного короткого обзора вполне достаточно нашему читателю, чтобы понять, какова была внутренняя ситуация в этих двух странах-союзниках.

Еще одно слово, касающееся Перу или, скорее, ее вооруженных сил. В 1878 году — еще в мирное время — в этой сравнительно небольшой стране насчитывалось 4200 солдат, 3870 офицеров всех рангов, включая двадцать шесть генералов, и 5400 жандармов, или вооруженных полицейских, что составляет в общей сложности 13 470 человек — храбрецов, не знающих усталости, энергичных, собранных и без предрассудков.

Совершенно иным было положение в Чили. Освободившись в 1810 году от жестокого, ничего, кроме разорения, не принесшего ей владычества Испании, эта республика тружеников, вместо того чтобы заниматься политикой и говорильней, взялась за осуществление девиза, выраженного в двух словах — «trabajo» и «cordura», то есть «работа» и «здравый смысл». И вскоре она стала поражать всех непривычным для бывших испанских колоний в Америке и очень редким в остальных районах мира таким явлением, как легальная смена правительства: с 1830 года все главы исполнительной власти занимали свой пост строго в соответствии с законом, а не в результате революций. Естественно, такое положение вещей привело к процветанию страны.

Отвлечемся же от причин сего феномена и вдумаемся в бесстрастные и вместе с тем красноречивые цифры. При испанском владычестве население Чили не превышало 500 тысяч человек, а ее доход едва достигал двух с половиной миллионов франков. Зато в 1879 году на территории этого государства проживало уже два миллиона 225 тысяч человек, национальный же доход составил 107 миллионов 470 тысяч франков. И это убеждает в достигнутых чилийцами успехах сильнее всяких слов.

Ну а что касается причин, приведших к процветанию страны, то отметим: «trabajo ё cordura» — старый девиз. Здравый смысл диктовал всемерно добиваться достижения повсеместной всеобщей грамотности и развивать систему народного образования, а работа, в которую была вовлечена вся нация, позволила основать и содержать тысячу триста школ для девяноста тысяч учащихся обоих полов. Расходуя на образование восемь миллионов франков в год, Чили довольствуется армией в 3500 человек и милицией в 22 тысячи человек, содержание которых не стоит ни су. Так же решительно граждане этой республики отказались от галунов и султанов [557], коими так красуются Перу и Боливия, поощряя это пышное, но разорительное разноцветье. И наконец, национальный долг Чили погашен полностью, в то время как ее соседи не знают, как покончить с внешней задолженностью.

И нет ничего удивительного в том, что такое процветание вызвало у вышеупомянутых соседей чувство зависти и неприязни, достаточное для того, чтобы, как только представится подходящий случай, вспыхнула война между Перу и Боливией, с одной стороны, и Чили — с другой. Нищета — плохой советчик, и именно она привела к кровавой схватке.

В течение многих лет границы между Чили и Боливией не были четко определены. Мало что значила и нейтральная зона, представлявшая собой лишь ужасную безводную пустынную местность, которую никто не осмеливался использовать в своих интересах вплоть до 1863 года. А в означенный год туда пришли отважные чилийцы и ценой неимоверно тяжкого труда, подвергаясь неслыханным опасностям, обнаружили там залежи гуано, меди и селитры. Вскоре вслед за первыми землепроходцами в пустыню Атакама прибыли промышленники и рабочие-чилийцы. Они заселили еще недавно бывший безлюдным район, в котором отныне воцарилось благоденствие.