Под Южным крестом - Буссенар Луи Анри. Страница 61

Фрикэ ходил в лес, перемогая боль и опираясь на палку, обезьяна ходила за ним, неуклюже потрясая дубиной и стараясь подражать всем его движениям. Когда на пути встречалось дерево дуриан, «дедушка» ловко влезал на него и сбрасывал на землю плоды.

Несмотря на постоянный голод, молодой человек до сих пор не мог превозмочь отвращения к плоду этого дерева. Его превосходное, питательное содержимое обладает отвратительным запахом гнилого чеснока, к которому, впрочем, можно в конце концов привыкнуть. Плод дуриана представляет собой, так сказать, растительный парадокс. Яйцеобразной формы, величиною с голову, он усажен острыми крупными колючками и наполнен питательною мякотью сливочного цвета и самого аппетитного вида. Одним словом, все было бы хорошо, если бы не запах.

Вскрыть плод довольно трудно: кожа на нем очень твердая и, как сказано выше, усажена колючками. Разрезать его, держа в руках, небезопасно: можно очень сильно проколоть руку. Его нужно положить на землю и разрубить ножом. В ту же минуту чувствуется крепкий, острый, противный запах, который у человека слабонервного даже может вызвать рвоту. Но как только положишь в рот вонючую мякоть, отвратительный вкус пропадает, мякоть тает во рту, – одним словом, к этому блюду можно так же привыкнуть, как привыкают к гнилому сыру.

Орангутанг до безумия любит этот плод, но лакомиться его содержимым зверю приходится довольно редко из-за сложности вскрытия. Заметив, что Фрикэ сравнительно легко справляется с трудной операцией, «дедушка» то и дело таскал к нему свою добычу.

Таким образом, Фрикэ жил как настоящий вегетарианец. Пища его была почти исключительно растительная, так что он был постоянно полуголодный. Зато обезьяна купалась в изобилии и быстро поправлялась, перелом ее почти совершенно сросся. Она была безмятежно счастлива и не выказывала желания покинуть своего нового друга.

Нельзя было сказать того же о тигре, желудок которого требовал пищи совсем другого рода. Мясо оленя очень быстро испортилось и «батюшка-тигр» возжелал свежатинки. Он начал так странно похаживать вокруг Фрикэ, что молодой человек вынужден был несколько раз отгонять тигра от себя.

Однажды тигр, не евший более суток, внезапно кинулся на Фрикэ, но тот очень ловко ударил его палкой по морде. Обезьяне это понравилось. Сообразив, что у ее друга были веские причины для такого решительного поступка, она схватила дубинку и со всего размаха ударила тигра по спине. Зверь моментально притих.

На другой день тигр опять разворчался, и обезьяна опять его отшлепала. Фрикэ смеялся до упаду над таким способом кормить завтраками, но напоследок остановил расходившегося «дедушку».

– Довольно, «дедушка», хватит, – сказал он, сопровождая речь жестами. – Мы уже проучили зверя да и пожалеть его надо: ты с утра до вечера лущишь плоды, а у него желудок пуст, как сапожное голенище. Лучше давай покормим его. Раздобудем бифштекс. Строгость должна чередоваться с лаской. Нельзя же кормить тигра одними колотушками.

В это время, точно нарочно, на опушку выбежало, неловко переваливаясь, как все стопоходящие, небольшое странное животное с черной шкурой и белой головой. Фрикэ прицелился из револьвера и выстрелил. Смертельно раненное животное повалилось на землю, чрезвычайно удивив обезьяну. Схватив издыхающее животное, Фрикэ бросил его тигру, говоря:

– На, ешь. «Дедушка» предложил тебе легкую закуску, а это уже настоящий завтрак. Поешь и успокойся.

Тигр с довольным мурлыканьем принялся пожирать дичь, так что только кости захрустели.

К счастью, этих белоголовых животных оказалось в окрестных местах очень много. Фрикэ научился их выслеживать с ловкостью краснокожего индейца, и тигр, хотя и не каждый день, стал получать свою порцию мяса, в результате чего стал довольно кроток. Когда же буйная натура его проступала наружу, «дедушка» – это имя окончательно утвердилось за орангутангом, – свирепо скрежетал на него зубами и гневно фыркал, что заставляло тигра покорно и робко ложиться на землю.

Но вдруг однажды, дня за два до того, как Фрикэ решил тронуться в путь, тигр исчез. Должно быть, ему надоела однообразная пища и муштра, которой подвергал его орангутанг. Накануне парижанин убил двух каких-то неизвестных животных, представлявших нечто среднее между свиньей и хомяком. В зоологии этот вид известен под названием Gymnurus Rafflesii. Тигр, вероятно, тогда уже замышлявший бегство, с большим аппетитом съел одного из них и улегся с самым невинным видом, далеко не походившим на обычную его угрюмость. Фрикэ, никогда не оставлявший надежды его приручить, очень обрадовался такой перемене. Разочарование парижанина, на другой день утром заметившего исчезновение тигра, было велико.

«Дедушка» тоже был поставлен в тупик, когда, проснувшись, не нашел рядом своего подопечного. Он сердито запыхтел и взял в лапы дубину.

– Это все ты, – сказал Фрикэ огорченно. – Ты слишком уж нападал на него, вот он и убежал.

– Уф! Уф! – фыркнула обезьяна как-то сконфуженно, словно поняв всю серьезность упрека.

– Нечего фукать-то; ты не паровик. Этим его не вернешь.

– Уф! .. Уф! ..

– Да будет тебе кашлять! Задохнешься. Сделанного не изменишь, и я буду теперь охотиться за зайцами без тигра. А я так долго отказывался ради него от своей порции мяса! Обидно! Ну, да что говорить. Нет худа без добра: зато сегодня поем жареного… Все-таки мне жалко тигра, хоть и окаянный он был зверь. Я в конце концов к нему привык.

После этого Фрикэ очистил своего gumnurus'a, разложил огонь и принялся жарить мясо, к великому удовольствию обезьяны, с любопытством глядевшей на эту процедуру. После сытного обеда Фрикэ захотелось спать, и он отправился на свою висячую койку. Проснувшись, он увидел, что солнце уже начинало склоняться к западу. Молодому человеку стало совестно за столь долгий сон.

– Я обленился до невозможного, – пробормотал он. – Это просто ни на что не похоже. Будь у меня пища посытнее, я превратился бы в жирную тушу. Хорошо, что нога моя почти выздоровела и «дедушкина» лапа тоже. Теперь можно продолжать путь. Мы пойдем вместе к городу Борнео. Вот удивятся-то Андрэ и доктор, когда мы явимся вдвоем! Пьер, так тот совсем остолбенеет, а Князек воскликнет: «Не сон ли это? »… Ах, да где же он? Куда он девался?

Он щелкнул раза два или три языком, как всегда делал, когда подзывал обезьяну. Видя, что обезьяна не идет, Фрикэ встал и пронзительно свистнул. Обезьяна не показывалась.

– Вот беда! – воскликнул он с непритворным огорчением, когда убедился, что обезьяна действительно исчезла. – Уж от «дедушки»-то я этого не ожидал. Как только выздоровел, так и наутек. Нехорошо… А впрочем… Все понятно: он соскучился за своими милыми лесами. Ведь и я, как только поправился, сейчас же решил вернуться к своим. Чем же обезьяна виновата? Но все-таки грустно: я так к ней привык, она была такая славная, преданная.

Ночью Фрикэ не спалось, и он до утра ворочался с боку на бок не в силах сомкнуть глаза. Под утро он вдруг услыхал треск сучьев в лесной чаще и вооружился, не зная, что ему предстоит. То ли защищаться от хищного зверя, то ли самому нападать на дичь, пригодную для завтрака. Шум слышался все ближе и ближе. Уже можно было различить чьи-то легкие, неторопливые шаги, сопровождаемые тяжелой, неуклюжей поступью.

Парижанин, вглядываясь в полумрак, прицелился в ту сторону, откуда слышался шорох, и вдруг залился неудержимым смехом.

И было над чем рассмеяться.

К нему приближалась уморительная процессия. Важно подняв голову, невозмутимый, как представитель власти, с палкой в руке, шел орангутанг, подгоняя тигра, который крался, опустив хвост и уши, с униженным видом пойманного дезертира.

Фрикэ разом стряхнул с себя сон, соскочил с койки и выкинул самое фантастическое коленце, далеко не соответствующее величию человеческого рода, единственным представителем которого здесь был он.

– Браво, «дедушка»! Браво, друг! Ах ты, Барбантон этакий! Ах ты, образец жандармов! Да что Барбантон: ты лучше всякого Барбантона… А я-то на тебя сердился! Ну, извини. Оказывается, ты и не думал уходить от меня, а бегал ловить дезертира. Молодец, молодец! Ну, теперь мы никогда не расстанемся. Вот так история! .. А ты, дурачина, – обратился он к тигру, – хитрости свои брось. Оставайся с нами. Честное слово, мы будем хорошо с тобой обращаться. Тебе, понятно, не нравятся колотушки, и я прошу «дедушку» оставить тебя в покое. А теперь будь умницей и подойди ко мне. Так, хорошо. Когда у меня будет сахар, я тебя угощу.