На острие иглы - Стальнов Илья Александрович. Страница 47

– Загнулся все-таки, земляной червяк. – Он пнул тело ногой и рассмеялся.

Некоторое время он колдовал над обшитым медью, изумительно инкрустированным разными видами дерева и камня сундуком. Наконец сумел нашарить нужную пружину, и сбоку отъехала панель, за которой был небольшой тайник, где Карвен хранил самое ценное. Долкмен вынул лежащие там вещи: крупные и дорогие бриллианты, браслет со змеей и солнцем. Он кинул их на стол и снова запустил руку в нишу. Теперь ему удалось найти то, что искал. Он сжал в руке камень, и выражение его лица при этом было таким же, когда он рубился с турком. Неистовство и ожесточение были в каждой черточке его лица, в каждом изгибе его губ.

– Все-таки Черный Образ был у него!

Пора было начинать действовать. Момент пришел.

Я спустился по ступенькам, протиснулся в тесный проход. Впереди мерцал слабый свет. Дверь в комнату аббата Долкмен не закрыл, чтобы при возможности быстрее исчезнуть.

Как я уже говорил, годы странствий и скитаний развили во мне немало способностей, среди которых было умение почти бесшумно передвигаться. Я подобрался к открытой двери. С этой позиции я вновь мог видеть Мудрого. Он был теперь от меня всего лишь в нескольких шагах. Обернись назад, Долкмен вполне мог бы увидеть меня.

Итальянец подошел к столу, на котором догорала свеча, и поднес свою добычу к свету, чтобы повнимательнее рассмотреть ее.

– Проклятие, – выдавил он и сжал камень в кулаке. Вслед за этим последовали выражения, которые я вряд ли решусь повторить в приличном и достойном обществе.

Я выступил из тьмы и насмешливо воскликнул:

– Ты прав, брат. Это не Черный Образ. Ты попался на тот же крючок, на который сам хотел поймать Лагута.

– Я?! Да… – Глаза его готовы были выкатиться из орбит. – Я убью тебя! Плевал я на твоей Жезл1 Мы будем вместе гореть в аду!

Рука его охватила рукоять длинного кинжала толедской стали, который он постоянно носил с собой. Ярость его была так велика, что в этот миг он готов был отдать свою жизнь за наслаждение увидеть мой труп

Брат Долкмен, быстрый и опасный, как дикая кошка, бросился на меня Как ни проворен я был, мне стало ясно, что я не успею отразить его удар. Я даже не успевал выхватить свой нож. Единственное, что я мог еще сделать, – отступить назад и хлестнуть его по лицу полой длинного плаща, который так хорошо скрывал в темноте мою фигуру.

Долкмен отпрянул, и лезвие его кинжала рассекло воздух. Потерял он всего лишь секунду, но ее хватило на то, чтобы нож Магистра Хаункаса, с ручкой, отделанной драгоценными камнями, где изумрудная змея обвивала рубиновое красное солнце, вошел ему в живот.

Нечеловеческий рев огласил комнату. Долкмен, всесильный Мудрый, сеятель зла, как карты тасовавший графов и королей, один из истинных властителей мира, протянул руки, пытаясь схватить меня, сделал два шага и рухнул всей массой на каменный пол.

Едва его горло исторгло последний стон, ветер, упругий, вещественный, будто сотканный не из воздуха, а из морской воды, прошел по помещению, прошелестел по углам, поиграл с огоньком свечи. Раздался треск и грохот. Бронзовый герб ордена, висящий под потолком, раскололся надвое и упал. Душа Мудрого металась по помещению, стараясь, прежде чем устремиться на большой круг, найти и покарать обидчика, но Долкмену это не удалось – ведь мертвым не дано власти над живыми.

Я обернулся и увидел, что Карвен, оставшийся до этого неподвижным, пытается приподняться.

– Магистр… – выдавил он.

Я склонился над ним, помог ему присесть, влил ему в рот из фляги, которую всегда таскал с собой, живительного эликсира.

Карвен и не думал умирать. Вместо яда я всыпал ему в кубок порошок, который, не нанося вреда здоровью, обездвиживает тело, и всякий смотрящий на него посчитает, что сей человек умер. За день до этого Орзак весьма умело предложил Долкмену заключить союз и заявил, что чувствует – Хаункас собирается что-то предпринять против аббата. Пересказывать придуманную нами сказку долго и ни к чему, но Долкмен был одурачен и убежден, что я решился-таки разделаться с аббатом. Еще Орзак сказал ему, что Черный Образ находится у Карвена, и хранит он его в своем сундуке. Так хитрость итальянца обратилась против него. И так я победил Долкмена«

Да, я победил двух Мудрых! Я смог сделать это! Ликование и восторг охватили меня. Я опять оказался умнее и сильнее их. О, как восхитительно было ощущение рушащихся под твоими ударами стен, ощущение силы!

Карвен пришел в себя и тер виски, согнувшись на коротком неудобном ложе И сейчас я видел, что он действительно стар. Аббат откинулся на спинку стула, вперив в меня холодный взгляд:

– Ты убил его, Магистр… Зачем? – он говорил с трудом, язык еле ворочался.

– После всего происшедшего тебе все еще не хватает свидетельств его вины?

– Хватает. Но Мудрый должен быть осужден пред Камнем Золотой Звезды.

– Конечно, – кивнул я. – Но я оборонялся.

– Ты все подстроил так, чтобы прикончить его.

– Ты можешь думать, как тебе угодно.

– Теперь остался я один. Я и камень. Это тяжело.

– Нет, нас осталось двое.

– Нас будет двое. Если тебе удастся пройти через Первые Врата.

– Нас будет двое… Когда я пройду через Первые Врата.

– Ты самоуверен. Может быть, тебе это удастся и ты получишь свое имя. Но ты не имел права убивать Мудрого.

– Ты так считаешь? – я улыбнулся снисходительно. – Нет, я имел право. Ты же знаешь, Мудрый, что Кармагор – это я!

Карвен нахмурился, и взгляд его уперся в пол Неуместное чувство гордости переполняло меня. Мне казалось, что во мне играет мощь, готовая перелиться через край. И эта роль противна мне. Ну а если… Нет, это просто невозможно!… Но новая мысль все глубже проникала в меня, подобно отравленной стреле, и яд будто струился по моим жилам. Может, действительно есть резон в служении Тьме? Может, это и есть истинное чувство освобождения? Может, действительно мне суждено стать Кармагором?! А вся прошлая жизнь, – жизнь добропорядочного христианина, добродетельного лекаря была лишь маской. И в час Черной Луны Фриц Эрлих станет Кармагором, властелином мира и вершителем судеб человеческих.

Я ощутил на себе взгляд Карвена. На миг на лице аббата появились испуг и почтение.

Я все-таки пробил броню его равнодушия. Было в этот миг во мне что-то такое, что рассеяло его сомнения. Он видел в моем лице сбывшиеся надежды, грядущую власть Трижды Проклятого и Трижды Вознесенного, пред глазами его стояли неисчислимые полчища сатаны, которые я приведу на эту землю, и по мановению руки моей они рванутся в страшную и беспощадную битву за этот мир.

– У тебя еще есть сомнения, Карвен? – спросил я.

– Нет.

– Я пройду через Первые Врата! – В этот момент я уже отогнал от себя все дикие мысли и думал лишь об одном, чтобы голос мой звучал искренне и могуче, чтобы аббат не почувствовал в нем фальши.

А потом по телу прошел холод… Больше всего на свете я сейчас боялся себя самого. А точнее, боялся того неизведанного, непонятного, который просыпается во мне и недоступен моему пониманию…

* * *

– Завтра ночь Черной Луны, – произнес Орзак, почтительно склонив голову. – Астральные течения сойдутся в точке, именуемой Первыми Вратами. И проявится то, что предначертано, Все скрытое обретет жизнь.

– Так и будет.

– Начнется твоя новая жизнь, и ты презреешь и отринешь все, что было раньше.

Перед колдуном лежал кристалл, дошедший до нас из легендарной Атлантиды, а также большая книга, куда он записывал историю Ордена. Он предвкушал, как завтра начнет самую важную страницу. В ней будет описание того, как рушатся земные устои.

– А ведь ты, Орзак, до последнего момента не верил мне. Червь сомнения точил тебя. Почему?

– Ты хочешь откровенности, Хаункас? Но властители мира не любят ее.

– Я достаточно разумен, чтобы понимать: сильных мира всегда губили иллюзии. Когда могучие императоры и цари оказывались в их власти и переставали видеть вещи такими, какие они есть, – это было началом их конца. Поэтому карать я буду лишь за предательство, но не за откровенность.