За краем земли и неба - Буторин Андрей Русланович. Страница 57

А директор уже разошелся: он кричал, размахивая руками и брызжа слюной:

– Молчишь?! А почему ты не молчал, когда тебя просили об этом друзья?! Гликовский, ты паршивая овца в стаде, та самая ложка дегтя в нашем коллективе! Я предупреждаю тебя в последний раз! Еще одна жалоба от учителей или учащихся – и нянчиться с тобой я больше не буду! А сейчас я назначаю тебя дежурным по дому на две недели!.. И быстро дай сюда свою дудку! – Семирядов протянул руку, но Димка не тронулся с места. – Ну?! – рыкнул директор, чиркнув по парню бритвенно-острым взглядом. – Я жду!

– Это не дудка, это флейта, – выдавил Димка. – Она в комнате.

– Живо неси! – гаркнул директор. – Одна нога здесь, другая там!

Димка рванул к зданию. Пока бежал – решение само вспыхнуло в голове: бежать! срочно! немедленно!!! Он и не подумал подниматься к себе в комнату, – да и зачем, если флейта была при нем? – а перебежал коридором на другую сторону дома, к окнам, выходящим в сторону пруда и зеленеющего за ним леса, распахнул оконные створки и перемахнул через подоконник…

Глава 38

Интересно, что, кроме любви к музыке, общей у Димки и Хепсу была способность к стихотворчеству (как сказал бы Хепсу, к красленью). Еще интересней оказалось то, что, удирая по лесу от начавшейся погони, Димка непроизвольно сочинил стих, почти полностью повторивший по рисунку, ритмике и даже некоторым похожим фразам красл Хепсу, придуманный тем перед взлетом на «занебесном» корабле:

А ведь когда Димка, захлебываясь, шептал эти пронзительные строки, пробираясь сквозь колючий кустарник, он еще понятия не имел, что есть где-то в неведомой дали, за неким мировым вывертом, парень, который то ли является его двойником, то ли им самим, но в другом каком-то измерении… Может, они и сочинили свои похожие стихи-краслы в один момент времени, ведь совсем неизвестно, как оно течет, это время, для существа, живущего «везде и всегда». Правда, Димка-Хепсу полноценным «везде-и-всегдашником» не являлся, но и простым долгоживущим он тоже не был. Впрочем, ни о чем подобном Димка в те минуты не думал. Он вообще ничего этого не знал. И неизвестно, стало ли ему теперь от полученных знаний лучше…

…Димка достал из-под рубашки флейту Пана и заиграл незатейливую мелодию, ту самую, которую он (точнее, Хепсу) играл в туманной серости перед тем как очутиться здесь.

Увы, чуда не случилось. Все осталось без изменений – и почерневший кривой забор, и узенькие улочки с частными скромными домиками, идущие вниз по склону, и петляющая внизу река, и каменные трех– и пятиэтажные дома городка за ней.

Димка еще раз тревожно оглянулся на прозрачно-светлый березняк. Одним видом своим этот радостный лесок настраивал душу на умиротворенно-созерцательные нотки. Трудно было представить, что оттуда может вынырнуть опасность. Правда, за березовой рощей начинался лес более «серьезный», когда Димка пробегал по нему, под каждой темной высокой елью, за каждым мрачным раскидистым кустом ему мерещились злобные тени то ли зверей, то ли людей, которых он тоже относил к разряду хищников… Однако зловещего леса за белыми, чистыми стволами березок видно не было, и на сердце у парня стало не так тревожно. Да и погоня, если бы она продолжалась, уже непременно должна была его настигнуть. А раз ее нет, стало быть, его оставили в покое. Разумеется, не насовсем. Скорее всего, Семерка, встретив вернувшихся ни с чем старшеклассников, уже сообщил о его побеге в милицию.

Насколько Димка знал, городок, на окраине которого он переводил сейчас дух, был вторым по удаленности от детского дома. Если милиция не пошлет на поиски сразу несколько машин, что маловероятно, то у него есть немного форы. Хотя его поимка лишь дело времени, и как с умом использовать предоставленные ему часы, он не знал…

Наверное, в городе есть железнодорожный, а может быть и речной, вокзалы. Но как он залезет в вагон или на палубу теплохода без билета? Такого опыта у Димки, а тем более у Хепсу не имелось. Если только выйти на шоссе и голосовать. Авось, кто-нибудь и согласится повезти его без билета. Вот только куда? В Ростов, Воронеж, Москву?.. Димка кисло улыбнулся. А что его ждет в этих городах? Бродяжничество? Скитание по свалкам и помойкам, ночевки в подвалах и колодцах теплотрасс? Наверное, можно зарабатывать, играя на флейте. Но сколько этим можно заработать? На что может хватить этих денег? Вопросы, вопросы, вопросы… И полное незнание жизненных реалий, особенно таких – с точки зрения бомжа-беспризорника.

Димка встал и медленно побрел вдоль забора по колдобистой грунтовой дороге, которая незаметно превратилась в неширокую улочку с разбитыми дощатыми мостками по краям, где сначала редко, а потом один за другим стали попадаться бревенчатые, потемневшие от времени, совсем деревенские с виду дома. Улица шла почти параллельно склону, слегка загибаясь книзу, и идти было легко – лишь переставляй ноги. Что Димка и делал совершенно механически, не задумываясь о конечной цели, не смотря по сторонам, лишь изредка вздрагивая от нервного собачьего тявканья из-за очередного забора.

Только сейчас, прошагав уже с полкилометра, Димка заметил, что до сих пор держит в руке флейту. Сначала он хотел сунуть ее за пазуху, но потом передумал, поднес к губам. Опять же не задумываясь, стал что-то негромко насвистывать, пока не сообразил, что снова играет мелодию из «Генералов…». «Ну что ж, очень подходящая тема, – горько усмехнулся он. – Придется привыкать к жизни «в трущобах городских»!»

Димка топал прямо по центру улочки, благо ни одной машины или захудалого мотоцикла ему за это время не встретилось. Но вот впереди по всей ширине дороги распласталось лоснящееся жирное пятно недавней лужи, и парень шагнул на мостки, не прекращая наигрывать любимую музыкальную тему. Неожиданно рядом скрипнула калитка, и Димка сделал пару быстрых шагов, чтобы не столкнуться с тем, кто может из нее выйти. Он, не оглядываясь, пошлепал дальше по пружинящим доскам, когда сзади его окликнули:

– Мальчик! Постой, мальчик!..

Димка недоуменно оглянулся – кому он тут мог понадобиться? – и увидел стоявшую на мостках возле открытой калитки женщину. Она была одета по деревенской моде – темная юбка, выцветшая голубая кофта, светлый дешевый платок с цветами – и показалась ему сначала довольно пожилой, даже старой. Но подойдя ближе, он увидел, что женщина вряд ли много старше его мамы – ну, может, лет на пять-семь, – просто седая прядка, выбившаяся из-под платка, да морщины у плотно сжатого рта и возле глаз прибавляли ей лишние годы. Ну и одежда, конечно. А вот сами глаза у женщины были совсем молодыми – голубыми, блестящими, только уж очень печальными, словно насмотрелись в жизни такого, что в существование счастья и радости больше не верили.

– Мальчик, ты что сейчас играл? – спросила женщина, и в грустных ее глазах сверкнул лучик неподдельного интереса. – Что-то очень знакомое, а вспомнить не могу…

– Это из старого фильма, – сказал Димка. – «Генералы песчаных карьеров».

– А-а! – улыбнулась женщина и вдруг пропела, очень красиво и чисто, хоть и негромко: – Я начал жизнь в трущобах го-ро-одских…

Димка быстро поднес к губам флейту Пана и стал подыгрывать. Женщина закивала и допела куплет до конца, потом, забыв слова, промурлыкала пару тактов, махнула рукой и спросила:

– Куда-нибудь торопишься?

Димка пожал плечами и мотнул головой.

– Ну, пошли тогда в дом!..