Владигор - Бутяков Леонид. Страница 7

И сразу взволнованно спросил, боясь страшное услышать:

— А княжич в здраве ли?

— В здраве и княжич, — ответил старику Владий, выходя к свету.

— Трижды славься Перун, хранитель наш и заступник! Не чаял уж я свидеться с вами, любые мои на светлой земле. Княжеский бог не покинул детей Светозора в страшную ночь, уберег от расправы. Знать, судьба Синегорья не прервалась еще и угодно богам дать надежду на возвращение Правды и Совести…

— Не томи, старейшина, — остановила его Любава — Расскажи, что знаешь, ибо мы тебя первого встретили после того, как спаслись от оборотней.

— Расскажу, княжна, хоть и горестно сказывать. Только надобно сойти отсюда в неприметное место.

— Пойдемте в пещеру, — сказал Владий. — Там нас никто не увидит.

Усевшись на медвежьей шкуре, Любава и Владий вопрошающе посмотрели на Прокла. Тот все медлил, не решаясь начать, тяжко вздыхал и теребил бороду. Наконец заговорил.

О кровавой бойне в княжеском дворце Прокл почти ничего не знал. Только то, что объявил старейшинам воевода Гурий: ворвались, мол, волкодлаки-оборотни во дворец, растерзали всех, кого встретили. С нечистью вместе лютовали беренды — дикие лесные люди, незнамо как пробравшиеся к Ладору.

По всему стольному граду враг зверствовал, пока — на заре уже — не подоспела малая дружина. Сказывал Гурий, что вызвал ее Светозор, отписав брату Климоге о тревогах своих. Не поспели немного… Странным показалось старейшинам, что ничего о послании своем брату не говорил князь на последнем Совете, а на то лишь сетовал, что у Фотия нельзя подмоги просить — тот с айгурами бьется, каждый воин на счету. И другое не вязалось еще со словами Гурия: почему конная сотня, торопясь на защиту Ладора, ночь в лесу простояла? О том старейшины узнали не от воеводы — от дружинников.

Когда напрямую спросили у Гурия, он юлить начал да прикрикнул на стариков, мол, не их это дело — учить воеводу с ворогом биться. Ушел и дверью хлопнул. Сдержав обиду, направились старейшины к самому Климоге, но дальше порога их не пустили. А вскоре глашатай на площадь явился, от имени нового Синегорского князя провозгласил: Климога, брат Светозора, объявляет себя самовластным владыкою княжества; повелевает Ладорский Совет распустить, ибо оный супротив Светозора шел завсегда и мысли дурные князю нашептывал; в остальном же никаких перемен в жизни славных синегорцев не последует. А под конец было сказано, что тела княжича и княжны покуда не найдены. Скорее всего, растерзали их волкодлаки в клочки. В подтверждение на лобное место были выставлены сафьяновые сапожки княжны Любавы, обагренные кровью… Мол, только их и сыскали в дворцовом подвале.

— Подлец небывалый! — воскликнула Любава, стукнув кулачком по колену. — Ведь я и обуться не успела! Климога сам сапожки подбросил в подвал и кровью чужой их окрасил!..

— Вот и мы так решили, княжна, — кивнул Прокл. — Объясненье Климоги шито белыми нитками. Да куда денешься? Простому люду того достаточно, что волкодлаков побили да берендам землю не отдали. Климога для смердов законный князь, ибо Светозору братом приходится и на уделы их не зарится. А что Правда и Совесть Синегорская, серебром чертанная и кровью скрепленная, порушена в одночасье, то им разбирать недосуг… Огласил новый князь, что на помощь зовет он из-за Венедского моря борейскую наемную дружину, так смердам-землепашцам того и достаточно — пришлецы защитят их поля и семьи от нечестивых набегов, коли дружина Фотия не смогла… Что здесь ответишь? Какой оброк пойдет на оплату борейцев то не сказано. Будет ли новый Совет из старейшин избран — тоже умолчено.

— Погиб наш отец или нет?! — вдруг закричал Владий, — Что ты медлишь, старик?!

Любава обхватила брата, голову его к своей груди прижала. Прокл закрыл лицо ладонями, так — сквозь ладони — и вымолвил:

— Нету в живых Светозора… Сам видел тело его растерзанное… Прости меня, княжич, за горькую весть. Нет, не княжич ты нынче — князь Синегорья! По нашей Правде и Совести если судить, то властен лишь ты в нашей вотчине.

— Мал он еще и слаб, — тихо ответила Любава. — Сам знаешь, Прокл, что Климога не отступится, раз уж пошел на измену, а Владия сгубит. Не сегодня, так завтра.

На это старейшина ничего не ответил. Владий встал с колен, с медвежьей шкуры шагнул на свет — к идолу древнему. Правой ладонью коснулся лба Перуна, левую — себе на грудь положил. Сказал громко и явственно:

— Пока сердце бьется, пока разум жив, единому Перуну подвластный, клянусь отмщенье воздать извергу, погубившему отца! Клянусь вернуть вотчине своей Правду и Совесть! Клянусь править страной своей лишь во благо ея, как отец — Светозор — поучал, не иначе. Клянусь!

Прокл и Любава замерли, услышав эти слова. Будто не мальчик семилетний говорил, а зрелый мужчина. Ярым огнем сверкали голубые глаза Владия, русые волосы словно вдруг серебром обметались. Ударил светло-лазоревый луч из перстня на груди княжича в сердце идола. Среди чистого неба гром прогремел. Старейшина Прокл наземь рухнул:

— Принял клятву твою Перун, князь мой Владий! Владыке нашему и наследнику Светозорову — слава и почесть!

Владий, сам того не ожидавший, от идола отшатнулся, очумело на старика посмотрел, по сестре скользнул взглядом, сказал вполголоса:

— Дальше-то что? Научите, коль сможете.

Старейшина к вопросу юнца не был готов. Понимал он, что сегодня Владий не может предъявить свои права на княжескую власть — изведет его Климога вскорости, причину удобную отыскав. Без сильной поддержки кто осмелится выступить против Климоги? А поддержку откуда взять? Воевода Фотий и войско его — вот надежда единственная.

— Дальше идти вам надо, идти к Фотию, — сказал Прокл после долгого размышления. — А с ним и с дружиной его в Ладор возвращаться. Иного не вижу.

— Так пути до него не меньше недели конному, и то если коня загнать! — воскликнула Любава. — Да препоны, которые Климога выставит, да мудреные, бездорожные леса, да еще много чего! Как дойти?

— Не вы первые, — бородой дернул Прокл, прерывая княжну. — Многие к истокам Аракоса хаживали — без коней, без товарищей. Ничего, доходили. Вам легче будет. Я людей верных пришлю и провизию дам. Но пойдете не трактом на Селоч, а путями окольными. Климога наверняка тракт перекроет, чтобы поймать вас, и не только тракт — всюду заставы снарядит ловить княжича.

— И как же идти, если мы тех дорог, о которых ты говоришь, не знаем? — не отставала Любава. — Не лучше ли пока спрятаться, а к Фотию верных людей послать?

— Было бы где вам укрыться, так бы и порешили. Но в ближайшей округе покоя не будет, быстро отыщут. Да и не придется, думаю, весь путь до Селоча вам проделывать. Вперед вас гонца пошлю, чтобы воеводе обо всем поведал, разъяснив заодно, где встречать с дружиной детей Светозоровых. А теперь посмотрите…

Прокл со шкуры сошел, взял в руку камушек, стал рисовать им на земле. По берегу Звонки на день пути спуститесь к Лебяжьему порогу. От негосвернете на зорьку, пойдете через лес. Без подсказки там не пробраться — злые места, заморочные. Потому у порога отыщете ворожею Диронью, она нужные тропинки знает, по имени моему их покажет. Заморочный лес обойдя, к Чурань-реке выйдете, а там уж самим решать…

Насторожился Прокл, прислушался.

— Птицы всполошились. Не занесло ли кого? Сидите здесь тихо, не высовывайтесь.

Старик вышел из пещеры. Он не ошибся: вскоре на тропе, ведущей вдоль крутого прибрежного склона в капище Перуна, появились два всадника. Прокл сделал вид, что целиком занят разведением жертвенного огня. Всадники неторопливо приблизились к нему, внимательно осматривая окрестности.

— Ну что, старик, о спасении своем Перуна просишь? — спросил один, усмехаясь в рыжие усы и похлопывая по сапогу сыромятной плеткой. — Правильно делаешь. Да только вряд ли тебе и Перун поможет. Не выступал бы против новой власти, не мутил бы старейшин, глядишь, не накликал бы беды на себя и сродственников своих.

Прокл выпрямился, сказал негромко: