Владигор - Бутяков Леонид. Страница 9

Любава, обдумывая те слухи дорогой, дурного не боялась. Устала бояться за минувшие сутки. Хотелось дойти поскорее, никого не встретив, и у старого мудрого человека совета спросить. А еще верила: если в заводи, за порогами сразу, издавна стая лебедей живет, в голодное время со старухиной руки кормится (о том тоже сплетничали в людских закутках дворца), то вряд ли Диронья злой ворожеей оказаться может.

Стемнело быстро, пора о ночлеге думать. Но они продолжали упорно идти вдоль речного берега, стараясь выгадать даже малое время у возможной погони. Владий ни в чем усталости не показывал, вновь поражая сестру неожиданным своим взрослением. Наконец она первой не выдержала, указав на крошечную полянку среди высоких елей:

— Здесь переночуем, Владий, с рассветом дальше пойдем. Не боишься ночного леса?

— Костер бы развести, — вместо ответа сказал княжич. — И спать по очереди надо…

Привычно ли княжеским детям ночевать в лесу? Любава и Владий, хотя воспитывались без поблажек, знали походную жизнь, умели оружием владеть, своему возрасту соответствующим, впервые встречали ночь в лесу без надежной защиты. Жутковато было.

Набрав сухих веток, Владий как сумел сложил костер и разжег его. Грел он кое-как, но успокаивал: дикий зверь к живому огню не подойдет. Решив самый сонный — предрассветный — час себе в дозор взять, Любава оставила брата, улеглась и мгновенно уснула на сложенных возле костра еловых ветках.

Проснулась, как ей показалось, сразу же — от сильного удара в бок. Склонившись над ней, звероподобный человек прорычал похотливо и радостно:

— Хор-ру-рша добыча! Вставай, девка, со мной доспишь!..

Еще головы не подняв и от боли скорчившись Любава успела сообразить, что на них напали беренды. Одного такого видела она в прошлом году правда, мертвого уже, когда волокли его два конных Дружинника через Торговую площадь. Патлы до спины, лицо волосатое, длинные руки, похожие на лапы медведя.

Извернувшись, она выхватила из-за пояса кинжал и ударила дикаря в грудь. Тот взревел, протянул к горлу княжны свои руки-лапищи, но на большее жизни в нем не осталось — рухнул наземь. Любава вскочила, не столько готовая к бою, сколько думая о брате. О чем еще думать в тот миг могла? Сумела разглядеть в лунном полумраке (костер,оказывается, загас, лишь угли тлели) сгрудившихся рядом, одетых в шкуры берендов и бьющегося меж ними Владия.

Дикари, не ожидавшие такого решительного отпора девушки, на миг растерялись. Воспользовавшись этим, Владий юркнул меж ними ящеркой, по-детски скользнул, увертываясь от запоздало протянутых рук, к сестре. И встал рядом, готовый к бою.

Беренды расхохотались. Рассыпавшись полукругом, сверкая желтыми глазами, они прижали сестру и брата к речному обрыву, звериным разумом своим понимая, что никуда те не денутся. Игра, да и только! Их вожак, выдернув кинжал из груди убитого, зарычал вдруг:

— Бер-р-ренд! Добыча дор-р-роже живьем! Это те, кого Климога ищет, — щенки княжеские. Не портить шкуры, живьем брать! Живьем!..

Дикари замерли, покосились на вожака, однако нарушить его волю никто не решился. В два прыжка любой из них мог бы оказаться возле безоружных детей, одним ударом когтистой лапы лишить их жизни. Но вожак, разглядев кинжал, сразивший их соплеменника, похоже, другое замыслил.

Прошлой ночью те из берендов, что с Климогой сговорились, полегли в Ладорской крепости. Кто расплатится? Ясное дело — эти вот человечки. А как расплатятся? Вожаку решать. Если он говорит о живой добыче, пусть она живой и останется.

Княжна вдруг вскинулась, подняла руку:

— Стойте! Проститься хочу с братом.

Надеялась она, конечно, не на мягкосердечие дикарей, а на оторопь, которая любого зверя поражает при резком движении властной руки. Так и вышло. Беренды, готовые броситься, вновь промедлили. А Любава, шепнув брату: «Спасайся в реке! Свидимся…», — толкнула его с обрыва. Владий кубарем полетел, пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться на песчаном откосе. Без толку. В быстрые воды Звонки рухнул, едва успев дыхание задержать.

Любава сама в реку не прыгнула. Отвлекая берендов от брата, она рванулась к лесу. Первого дикаря, заступившего ей дорогу, ударила ногой в пах, второму ногтями в волосатую рожу вцепилась. Однако скрутили ее тут же, да так, что не шевельнуться. Припечатали к земле своими лапищами, заставив завизжать от боли.

— Крепче держите! Кусачая сучка!..

— Щенка выловить надо!

— С такой кручи мог и шею свернуть.

— Бегите вниз по течению, вытащите его!

Больше не сопротивляясь, уткнувшись лицом в траву, Любава вслушивалась в эти крики. Удался ли ее полубезумный план? Спасется ли брат? Плавает Владий неплохо, но берег очень крут, а речное дно каменисто. Не погубила ли она его собственной рукой?!

Подошел вожак. Два беренда по его приказу вскинули княжну над землей, связали руки, на шею набросили петлю-удавку. Вожак оглядел ее с головы до ног, оскалился:

— Грры!.. Теперь др-р-ругой р-разговор-р с Климогой будет! За такую беленькую он много даст. Дур-р-рак он, ищет вас по домам и дорогам, а вы-то вон куда подались, пр-р-рямо ко мне! Грры!..

Вонь из его пасти заставила Любаву отвернуться. Дикарская лапа ударила ее по щеке:

— Не дергайся, когда с тобой бер-ренд р-разговари-вает. Ходила в нарядах, цветочки нюхала, теперь в шкур-р-рах походишь, с нашим запахом пообвыкнешься, пока Климога раздумывать будет.

О чем будет раздумывать Климога, вожак не договорил. В это время появились те, кого он посылал вылавливать из реки Владия. Один из них бросил к ногам вожака волчью шкуру, перекроенную Любавой в накидку для брата.

— Вот, за корягу зацепилась. Больше ничего. Утонул щенок.

— Все обыскали?

— Все, Грым. Река быстрая, камней много. Не рыба же он, чтобы от нас уплыть незамеченным! Под коряги или под камни затянуло, больше некуда.

— Жаль, двоих бы лучше сторговать Климоге… Ладно, пора убираться отсюда, светает. Бер-р-ренд! Славная добыча сегодня. Грры!!!

— Грры!!! — хором ответили ему дикари. Сердце Любавы сжалось от услышанного. Но надежда жила в нем: тело Владия не найдено, а шкуру волчью он наверняка с себя сбросил, чтобы плыть не мешала.

Петля на шее дернулась, приказывая идти. Что ждет теперь дочь Светозора? Не позволяя слезам выступить из глаз, она молча пошла в темноту лесной чащи.

3. Чародейский синклит

Помещение, в котором расположились одиннадцать чародеев, было не особо роскошным. Учитывая к тому же, что собирались они весьма редко, хозяин Белого Замка мог бы озаботиться более приличествующей подобному случаю обстановкой: хотя бы украсить стены коврами и высветлить потолок, расставить вазы с цветами и фруктами. Вместо того чтобы коситься без всякой радости друг на друга, обмениваться ленивыми репликами и обсуждать старые сплетни, могли бы сейчас, к примеру, посмотреть грациозные танцы русалок и искусственное озеро (такое имеется в Золотом Замке чародея Гвидора) или насладиться редкими напитками, веселящими душу, но не туманящими разум (оными славится винный подвал чародея Радигаста), однако ничего подобного не встретишь у Белуна.

Голые каменные стены, дубовые кресла, огромный стол без намека на хорошее угощение, столь же внушительных размеров очаг, в котором жарко пылают несколько смолистых бревен, масляные светильники по углам. Будто здесь обитает не один из могущественнейших чародеев, а какой-нибудь не слишком именитый князь. Да и сам Белун, неурочно созвавший синклит, не спешит объявиться гостям, заставляет ждать и в скуке маяться…

Молодой худощавый и подвижный Овсень, в очередной раз измерив шагами расстояние от стены до стены, нетерпеливо воскликнул:

— И долго еще ждать? Кому-нибудь известна причина, по которой Белун созвал нас, а теперь сам невесть где пропадает?!

— Если всех пригласил, значит, причина важная, — ответил ему Гвидор, почитающий Дажьбога превыше прочих богов, а потому по характеру своему уравновешенный и спокойный. — Будем ждать, собрат. Белун явится — все разъяснит.