Клятва на мече - Буянов Николай. Страница 39
– Вас еще не допрашивали? – спросил он соседа, который, уткнувшись в груду бумаг, сидел за столом. – Уфф. А меня – только что. И кстати, весьма наглым тоном. Хотя следователя понять можно. Убийство! – Он энергично взмахнул рукой. – Двойное убийство! Погон можно лишиться, как два пальца…
– Да, я слышал, – рассеянно кивнул сосед. – На втором этаже, кажется. Кого хоть убили?
– Каких-то двух баб. – Козаков сладко потянулся, и кровать произнесла длинную жалобу. – Отдохнули, называется… Они из своего номера носа не казали. Интересно, чем же они все три дня питались?
Сосед не ответил, погруженный в свои изыскания. Общительного Козакова это распалило еще больше.
– Тут нечисто, помяни мое слово. Приехали молчком, почти без багажа. Ключи в зубы – и нырк в комнату! Ты видел хоть одну бабу, которая может вот так: в санаторий – и без двух чемоданов с девятью сетками? Не видел.
Он мечтательно посмотрел в потолок и заложил руки за голову.
– Я бы встретил – тут же женился. В женщине что главное? Мобильность и неприхотливость. Ты женат?
Сосед наморщил высокий лоб, осознавая смысл вопроса.
– Женат? Естественно. В моем возрасте…
Козаков захохотал.
– «В моем возрасте»! Мы же с тобой одногодки, старик!
– А что спрашивал следователь?
– Да ну его. Он и слушать как следует не умеет. Я ему советую (бесплатно, заметь): проверь этих девиц по картотеке. Найди отпечатки пальцев. Сто против одного, они в чем-то таком замешаны. Может быть, их трахал какой-нибудь депутат, а они его шантажировали. Не послушал. Спасибо, говорит, за информацию. Отдыхайте, говорит, и не волнуйтесь.
– Вы фамилию следователя не помните?
Козаков задумался.
– Тор… Тур… Забыл. Я бы его через час встретил на улице – и прошел мимо. Мышка серенькая, из бедной интеллигенции. Рожа помятая, костюмчик так себе, не первой свежести. Но глаза! Игорь Иванович, ты бы видел его глаза! Любая женщина с ума сойдет. Вот только все же непонятен он мне: я ему – готовую версию со всеми подробностями, а он нос воротит. А сопливую девчонку на лавочке целый час допрашивал, чуть до слез не довел. Какой из нее свидетель? О, гражданин следователь! Только что вас вспоминали, долго жить будете.
Туровский спокойно открыл дверь и вошел в номер.
– Как расследование? Продвигается? Уже установили личности убитых? – засыпал вопросами Козаков.
Туровский, не обращая на него внимания, удивленно смотрел на полноватого мужчину, сидевшего за столом.
– Игорь, – наконец проговорил он. – Вот так встреча…
А он нисколько не изменился, подумали они друг про друга. Седина, морщины у глаз, резкие складки в уголках губ – у одного, у другого – залысины, брюшко тыквочкой и одышка, а в общем и целом…
При иных обстоятельствах были бы наверняка и слезливые объятия, и хлопки по плечу, хохот над чем-то абсолютно не смешным для непосвященных: «А помнишь…»
Было дело. Давно, миллион лет назад, в другой Вселенной. Там, где остались старый двор и самодельные футбольные ворота, страшный в своей убойной силе кожаный мяч, и обязательно – девочка с длинной косой и какой-нибудь очень русской, милой фамилией. Девочка в окне третьего этажа. Хотя собственно двора в обычном понимании у них в детстве не было, не повезло. Были лишь два длинных газона с табличками «Не выгуливать собак!» и асфальтовая дорожка. Но остальное было: Прекрасная дама, футбол, правда в слегка извращенном виде; та же дорожка вместо поля, свои собственные велосипеды – «Уралец» и «Школьник», на которых они вместе с малолетними рокерами носились по той же дорожке и страшно орали: мотора на велосипеде нету, а езда без шума – это насмешка…
– Высоко ты залетел, – с едва заметной усмешкой сказал Игорь Иванович
– Выше некуда, – в тон ему отозвался Туровский. – Мама всегда тебя мне в пример ставила: у Игоречка одни «пятерки» за четверть, у Игоречка большое будущее, Игоречек в аспирантуре остается… Сейчас уж, наверно, доктор наук?
– Даже не кандидат, – улыбнулся Игорь. – В свое время увлекся не той темой. «Религиозно-мистические учения Древнего Востока».
Они сидели в пустом кафе-"стекляшке" напротив жилого корпуса. Бутылка «Лимонной» осталась почти нетронутой: выпили за встречу, потом, молча, не чокаясь, помянули убитых. Колесников прекрасно видел: те две женщины были для Сергея Павловича отнюдь не просто потерпевшими. Боль в глазах… Боль утраты, не слишком искусно спрятанная под маской профессиональной беспристрастности. Игорь Иванович досадливо плеснул в граненый стакан не стесняясь, от души.
– Будешь? – спросил он Туровского.
– Нет, – буркнул тот. – Мне сегодня нужна ясная голова.
И подумал: «Нализаться бы сейчас и уснуть, ткнувшись мордой в салат… Нельзя: водка не спасет, только запас адреналина в крови иссякнет, злость улетучится. Останется поплакать другу детства в жилетку и полюбоваться собой, так сказать, в траурном одеянии».
– Сейчас, наверное, мог бы защититься, – заметил он вскользь. – Мракобесие – модная тема по нынешним временам.
Колесников вздохнул, улыбнувшись: светла печаль!
– По нынешним временам и мы с тобой, Сережка, моложе не стали. Кандидатская, докторская, кафедра… Чтобы такую жизнь нести на горбу, нужно честолюбие. То есть любовь к чести. Тут уж одно из двух: либо кафедра с диссертацией, либо наука и исследования.
– Ты всегда любил парадоксы.
Туровский помолчал. Потом достал блокнот и ручку – как разрубил тот злополучный узел.
– Я обязан снять с тебя показания. Друг детства рассеянно махнул рукой:
– Да ради бога.
– Вот скажи: неужели вы с Козаковым все утро резались в шахматы? Ты вроде не большой любитель.
– Для меня он вообще как ночной кошмар. Как, по-твоему, ради чего я потратился на путевку?
– Догадываюсь, – сказал Туровский, вспомнив разложенные на столе бумаги.
– Вот-вот! – обрадовался Игорь Иванович. – Я сейчас занят интереснейшей темой! Настоящим историческим расследованием!
– Укокошили кого-то?
– Кого-то! – передразнил Колесников. – Он был одним из крупнейших политических деятелей, говоря современно. Легендарная личность, о которой до сих пор ничего не известно наверняка…
– Козаков из номера не выходил? – перебил Сергей Павлович.
Колесников как-то сразу сник и стал похож на футбольный мяч, который внезапно проткнули и выпустили воздух.
– Не помню. Кажется, выходил, дверь хлопнула. Если честно, я предпочел бы, чтобы он вообще не возвращался. Пойми, мне необходимо, совершенно необходимо сосредоточиться, побыть одному, наконец… А вместо этого: «Игорек, пора на зарядку!», «Игорек, в шахматы», «Игорек, давай выпьем», «Игорек, кого ухлопали?» Черт возьми, тут, рядом, был настоящий убийца! И у него не хватило ума пристрелить моего соседа.
– Во сколько? – сказал Туровский почти с мольбой.
– Что?
– Во сколько он выходил?
– Да господи, какая разница? Не будешь же ты его подозревать в убийстве. Ну, около девяти.
– Долго он отсутствовал?
– Без понятия. Я увлекся, ничего вокруг не замечал.
Игорь Иванович потер лоб мягкой пухлой ладошкой.
– Знаешь, последнее время происходит что-то странное. Пугающее. Непонятные провалы в памяти.
– А ты не… – Туровский показал глазами на бутылку.
– Ну что ты! – взметнулся Колесников. – Ни-ни! Не больше, чем среднестатистический обыватель. В праздники, дни рождения – рюмку, не больше. Никаких зеленых чертиков. – Он вздохнул. – Тем более странно. Ты можешь смеяться… Но я чувствую: кто-то пытается установить со мной контакт. Вроде телепатического.
– Ясно. Нельзя так увлекаться, дорогой мой. Чего доброго, закончишь свои… изыскания за желтым забором. Что же мне с тобой делать?
– Что ты имеешь в виду?
– Не понимаешь? Раз Козаков отлучался из номера, да еще приблизительно во время убийства, то вы с ним – основные подозреваемые.
Он вдруг ударил кулаком по столу:
– Да проснись же, мать твою!