Жестокие игры - Стивотер Мэгги. Страница 47

Айк пожимает плечами, как будто мог бы придумать что-то и получше. Гнедая Финнея за его спиной лягается и налетает на лошадь Айка, а та чуть не сталкивается с Дав. Дав так дрожит от страха, что даже поводья трясутся.

Айк смеется, а Финней поспешно отводит свою лошадь.

— Трусовата у тебя кобылка, — высказывается Финней, надвигая на лоб шляпу-котелок, чтобы выглядеть посолиднее. И дергает головой в мою сторону. — Ну-ка, Кевин, давай покажи, что ты умеешь!

— Не называй меня так, — огрызаюсь я.

Финней и Айк обходят меня с двух сторон; рядом с их лошадьми Дав выглядит карлицей. Должно быть, им известно, что это доводит ее до бешенства.

— И я уже закончила на сегодня, — добавляю я.

Финней говорит:

— Ну же, не дрейфь! Говорят, ты просто пулей летаешь!

Я не собираюсь соревноваться с тобой прямо сейчас, — отвечаю я. И, стиснув зубы, изображаю улыбку. — Но берегитесь, мальчики!

Айк хохочет. Это не злобный смех, но и не слишком добрый. Отсмеявшись, он сообщает:

— Томми утверждает, что ты нас обойдешь.

Я взглядом нахожу Томми. Он качает головой.

— Ну, тогда Томми не знает, о чем говорит.

— Где вся твоя храбрость? — продолжает поддевать меня Финней.

Мне нужно убираться отсюда. Мельком у меня в голове проносится, что назревают неприятности, что Дав в день бегов придется справиться с куда худшими вещами. Но это отдаленные опасения. А прямо сейчас мне приходится беспокоиться о том, что Дав дрожит и готова сорваться с места.

— Там же, где твоя.

Я оглядываюсь назад, выясняя, есть ли там достаточно пространства, чтобы увести Дав от этой компании. Несколько капель дождя падают мне на лицо. Хуже всего то, что Финней и Айк на самом деле ничего дурного не подразумевают; они просто ведут себя как Джозеф Берингер. Вот только Джозеф Бериигер никогда не наскакивает на меня сзади на здоровенном кабилл-ушти.

Букмекеры здесь, смотри, — сообщает Финней, локтем показывая в сторону пеших наблюдателей. — Не хочешь показать им что-нибудь получше, чем сорок пять к одному?

Финней снова позволяет своей гнедой налететь на кобылу Айка, и та опять толкает Дав, очень сильно. Я слышу, как щелкают зубы и Дав пронзительно ржет, а ветер вздымает в воздух ее гриву, Я хватаюсь за нее, когда Дав встает на дыбы. За ее левым ухом я вижу глубокую царапину — там, где ее задели зубы кабилл-ушти. Кровь выступает на ней десятками маленьких капель.

— А ну, расступись! — кричу я.

Я одновременно и испугана, и унижена, и это слышно в моем голосе. Так кричат впавшие в панику маленькие девочки.

Айк и Финней тоже это слышат, и их лица сразу меняются. Айк так резко дергает поводья своей гнедой, что та чуть не встает на дыбы. Финней тоже отгоняет свою лошадь подальше от Дав.

Оба они смотрят на меня виновато, особенно Айк.

Дав вскидывает голову навстречу ветру и жалобно ржет, она дрожит, ей страшно. Айк придерживает свою лошадь, не позволяя ей приблизиться ко мне. Я чувствую облегчение от того, что между мной и водяной лошадью теперь достаточное расстояние, но в то же время мне стыдно до ужаса из-за того, что вокруг меня вдруг образовалось пустое пространство.

Букмекеры, держась на выгодном для наблюдения расстоянии, смахивают дождевые капли со своих шляп и негромко переговариваются, а потом поворачиваются и уходят, даже не оглянувшись. Ян Прайвит, внимательно смотрящий на меня, кивает Айку, прежде чем тоже развернуться.

— Потом поговорим, Кэт, — бросает Айк, внезапно став серьезным и сдержанным; в глаза мне он не смотрит.

Он отпускает поводья своей гнедой, и та сама направляется в сторону Скармаута.

Финней касается края шляпы, прощаясь со мной, и спешит за Айком.

Теперь на вершине утеса как будто становится очень тихо, хотя ветер завывает по-прежнему, а по траве неравномерно стучат капли дождя. У меня в ушах продолжает звучать собственный голос, и я кажусь себе все меньше и меньше.

У Томми задумчивое лицо. На мгновение кажется, что он хочет приблизиться ко мне, но при первом же движении его водяной лошади Дав жалобно ржет и прижимает уши. И потому он просто машет мне рукой — и следует за всеми остальными.

Я остаюсь одна, резкие порывы ветра заставляют меня задыхаться. Я взбешена из-за того, что Дав оказалась настолько пугливой, но еще сильнее злюсь из-за себя самой. Сейчас неважно, насколько храброй я была прежде или буду потом. Ведь понадобилось всего несколько минут, чтобы убедить всех полностью и окончательно: мне нечего делать на песчаном берегу.

Глава тридцать седьмая

Пак

Этим вечером мы с Финном устраиваем пикник в сарае с односкатной крышей, где живет Дав. Лошадка моя все еще напряжена и беспокойна, и, думаю, она не прикоснулась бы к своему сену, если бы я не была рядом с ней. А Финн говорит, что шторм в любом случае продержит нас дома еще несколько дней, поэтому лучше воспользоваться моментом, пока он еще не слишком разбушевался, и подышать воздухом. К тому же и мама всегда говорила, как полезен ужин на воздухе, когда в доме царит тяжелая атмосфера. Можно сказать, пикник еще и служит чем-то вроде напоминания о родителях.

Конечно, уже темнеет, и дождь время от времени начинает лить снова, но в сарае сухо, а электрический фонарь дает достаточно света, чтобы мы могли рассмотреть тарелку с супом.

Я рассыпаю один из тюков дешевого сена, делая подобие коврика, и мы прислоняемся спинами к стенке сарая. Финн, чувствуя мое мрачное настроение, чокается со мной своей чашкой. Дав стоит наполовину под крышей, наполовину снаружи и осторожно пощипывает сено. Мне с моего места хорошо видна царапина на ее шее, и я снова и снова слышу свой крик там, на вершине утеса. Я не могу отделаться от мысли о том, что могло бы случиться, если бы я просто сразу поскакала наперегонки с парнями, когда они это предложили. Передо мной стоят их лица — в тот момент, когда они отводили своих лошадей от Дав.

Несколько минут мы с Финном молчим, глотая суп, прислушиваясь к тому, как зубы Дав перетирают дорогое сено, и к тому, как легкий дождик шепчет что-то, падая на железную односкатную крышу. Финн для тепла наваливает себе на ноги побольше сена. Снаружи небо все темнеет, становясь синевато-коричневым в центре и черным по краям.

— Она вроде уже быстрее может бежать, — говорит наконец Финн.

Он, причмокивая, выпивает остатки супа — нарочно, чтобы позлить меня, — а потом еще и облизывает губы для стопроцентного эффекта.

Я ставлю свою пустую чашку на тюк сена рядом с собой и беру кусок хлеба. В желудке у меня как будто по-прежнему хоть шаром покати.

— Ты не мог бы повторить этот звук? Я не уверена, хорошо ли расслышала.

— У тебя плохое настроение, — отвечает Финн.

Я придумываю сразу три варианта того, что могла бы ему сейчас сказать, но в конце концов просто качаю головой. Если я выскажусь вслух, будет только хуже.

Финн вполне самодостаточное существо, так что он даже не пытается заставить меня говорить. Он сначала разравнивает слой сена на своих ногах, делая его потоньше, потом снова сгребает, стараясь добиться ровной поверхности. После очень долгой паузы брат говорит:

— Как ты думаешь, что случится?

— Случится с чем?

— С бегами. И с Гэйбом. Как ты думаешь, что случится с нами?

Я сердито бросаю в Дав пучком сена.

— Дав будет есть свою дорогую еду, а кабилл-ушти будут есть говяжьи потроха, и все будут делать ставки против нас, но в день бегов будет тепло и ветрено, и Дав побежит по прямой, а остальные начнут забирать к воде, и мы сделаемся самыми богатыми людьми на острове. Ты будешь водить три машины сразу, а Гэйб решит остаться, и нам никогда больше не придется есть бобы.

— Нет, не то, — мотает головой Финн, как будто он просил меня рассказать интересную историю, а я не поняла его. — Что на самом деле будет?

— Я не предсказатель судьбы.