По дороге к любви - Редмирски Дж. А.. Страница 67

— Эндрю! Просыпайся, малыш! — слышу я голос Кэмрин.

Открываю глаза. Я сижу в машине рядом с водительским местом. За рулем Кэмрин. Интересно, долго ли я спал.

Приподнимаюсь в кресле, разминаю спину, гну ее в разные стороны, тру ладонью лицо.

— Ну как, выспался?

Уже ночь. Гляжу на Кэмрин, вижу ее озабоченное лицо, она бросает на меня быстрый взгляд, потом снова смотрит на дорогу.

— Ага, — киваю я, — неплохо вздремнул. Правда, приснился какой-то кошмарный сон, не помню о чем.

Снова соврал.

— Ты во сне ударил кулаком по приборной доске. Ни с того ни с сего. Я перепугалась до смерти.

— Извини, детка. — Я тянусь к ней и целую в щечку. — Ты давно уже за рулем?

Она бросает взгляд на светящийся циферблат:

— Не знаю, пару часов, наверное.

Гляжу на приближающийся дорожный знак: интересно, исполнила ли она то, что я просил, а просил я держаться трассы номер девяносто.

— Останови вон там. — Я киваю на открытую площадку рядом с дорогой.

Она съезжает с шоссе на разбитый асфальт и останавливает машину. Хочу выйти, но она берет меня за руку.

— Погоди… Эндрю.

Гляжу на нее и жду. Она заглушает двигатель и снимает ремень безопасности.

— Теперь я поведу, а ты поспи немного.

— Хорошо, — отвечает она, грустно глядя на меня.

— В чем дело?

Она хватается за руль, откидывается на спинку сиденья.

— Не знаю теперь, стоит ли ехать в Техас.

— Почему? — Я подвигаюсь к ней ближе.

— Потому что… Ну, приедем, и что потом? Мне кажется, это конечный пункт. Там твой дом. И что мы будем делать дальше?

Я прекрасно понимаю, что ее мучит, меня самого уже давно мучают те же страхи.

— Что захотим, то и будем делать. — Я поворачиваюсь к ней, протягиваю руку, беру пальцами за подбородок. — Посмотри на меня.

Она повинуется. Вижу в ее глазах тоску и испуг. Понимаю все без слов, потому что сам чувствую то же самое.

Судорожно сглатываю, потом наклоняюсь и осторожно целую ее:

— Решим все на месте, когда приедем, договорились?

Она неохотно кивает. Пытаюсь выдавить улыбку, плохо получается, ведь я знаю, что не могу дать ей ни одного ответа на ее вопросы. Не могу, если бы даже и хотел.

Выхожу из машины, обхожу ее кругом, чтобы занять место за рулем, а Кэмрин пересаживается на пустое кресло рядом. Мимо проезжают две легковушки, ослепляя нас фарами. Захлопываю дверь и сижу не двигаясь. Кэмрин смотрит в боковое окно, мысли ее наверняка блуждают там же, где и мои: она чувствует себя потерянной, неуверенной в себе, может быть, ей даже страшно. У меня никогда и ни с кем не было чувства такой близости, и это медленно убивает меня. Протягиваю руку, чтобы повернуть ключ зажигания, но не делаю этого, просто держу пальцами медную головку и тяжело вздыхаю.

— Нам еще долго ехать, — говорю я тихо, не глядя на нее, включаю зажигание, и мотор, ворча, оживает снова.

Она поворачивает ко мне голову, я это сразу чувствую.

Бросаю на нее ответный взгляд:

— Пожалуйста, если хочешь.

Едва заметная улыбка — и лицо ее снова оживает. Она кивает.

Включаю плеер, высвечивается название диска. В динамиках слышится музыка группы «Бэд компани». Помня о нашем уговоре, хочу сменить диск.

— Не надо, — просит Кэмрин, — оставь.

Ее едва заметная улыбка теплеет.

Интересно, помнит ли она ту первую ночь, когда мы познакомились в автобусе и я попросил ее назвать любую песню группы «Бэд компани». Она сказала: «Я готов для любви». А я спросил: «Правда?» Я сам не знал тогда, зачем это спросил, наверное, пошутить хотел, но теперь понимаю, что уже тогда все и началось. Как странно, что сей час звучит эта песня.

Мы едем по южной части штата Луизиана, потом сворачиваем на восемьдесят второе шоссе и по нему въезжаем в штат Техас. Сегодня утром с губ Кэмрин не сходит улыбка, несмотря на то что мы уже в Техасе, и я сам не могу удержаться от улыбки, глядя на нее. Всю дорогу у нас опущены стекла, и она уже час сидит, высунув в окно голые ноги. Я гляжу в зеркальце с ее стороны, хочу посмотреть, что творится сзади, но вижу только изящные накрашенные ногти.

— Что это за автопробег, если нельзя на ходу свесить ноги в окно! — вопит она, стараясь перекричать музыку и ветер, свистящий в ушах.

Волосы ее сейчас заплетены в одну косу, но выбившиеся пряди летают по всему лицу.

— О, как ты права, — откликаюсь я и жму на газ, — и что это за автопробег, если тебя не трахнет дальнобойщик!

Она поворачивается ко мне:

— Что-о?

— Вот именно! — ухмыляюсь я и выстукиваю пальцами на баранке ритм песни. — Это обязательно. Ты разве не знала? Ты должна сделать одно из трех. Первое, — поднимаю я палец, — выставить ему голую попу.

Кэмрин смотрит на меня огромными — уже и сам не знаю, от удивления или от ужаса, — глазами.

— Второе: когда мы поравняемся с ним, ты будешь делать вид, что мастурбируешь.

Глаза ее еще больше округляются, рот раскрыт.

— Или третье: просто делать ручкой вот так, — я сжимаю кулак и начинаю двигать рукой вверх-вниз, вверх-вниз, — чтобы он включил свой гудок.

Она с облегчением вздыхает.

— Ну ладно, — говорит она тоном, не допускающим возражений, и по лицу ее пробегает загадочная улыбка, — я достойно завершу наше путешествие: потрахаюсь с первым попавшимся дальнобойщиком.

Минут через десять видим впереди нашу жертву… Гм, нет, скорее «счастливчика», ведь в главной роли не кто-нибудь, а Кэмрин. Дорога до горизонта прямая, как стрела, по обеим сторонам плоская равнина без единого деревца. Догоняем фуру, пристраиваемся в хвосте и плетемся за ней со скоростью шестьдесят пять миль в час. На Кэмрин сейчас чертовски соблазнительные шортики, больше похожие на трусики, я их просто обожаю. Она распрямляет голые ножки, лежавшие согнутыми на сиденье, и опускает их на пол. Потом гнусно ухмыляется, и меня это почему-то возбуждает.

— Ну что, готова? — спрашиваю я, убавляя музыку.

Кэмрин кивает. Я сначала заглядываю в зеркальце бокового и заднего вида, потом вперед, чтобы убедиться, что дорога свободна от случайного транспорта.

Выезжаю на соседнюю полосу, а Кэмрин тем временем уже лезет ладошкой спереди себе под шортики.

У меня сразу встает.

Я ни минуты не сомневался, что она блестяще справится!

Гляжу на нее, мрачно усмехаясь, в голове полный сумбур грязных мыслей и соблазнительных картинок. Она отвечает такой же ухмылкой. Жму на газ, мы медленно начинаем обгонять фуру, пока наши кабины не оказываются рядом.

«Черт возьми, вот это да…»

Рука Кэмрин двигается медленно, неторопливо, но довольно заметно под тоненькой тканью шортиков. Большим и указательным пальчиком левой руки она довольно низко оттягивает резинку, можно всласть любоваться ее голым животиком. Голову она откидывает на спинку сиденья и сползает еще ниже. У меня самого голова идет кругом, я едва могу следить за дорогой. Она закусывает нижнюю губу и начинает двигать пальчиками под шортами быстрее, быстрее, а потом с такой яростью, что я уже начинаю думать: неужели все натурально? У меня уже так стоит, что кокосовые орехи можно колоть.

А фура как ехала, так и едет, ни быстрее, ни медленней. Движения Кэмрин сводят меня с ума, я сам не замечаю, когда нога отпускает педаль газа и стрелка спидометра начинает падать. Интересно: то же самое происходит и с фурой? Она не уходит вперед, а остается на одном с нами уровне.

— Да едрена ты вошь, мать твою! — вдруг доносится из кабины фуры громоподобный хрипатый крик. — Ты что, детка, хочешь, чтобы меня кондрашка хватила, зараза? Ох-хо-хо!

А у меня уже проснулся инстинкт собственника, я резко сбрасываю скорость с шестидесяти пяти до сорока пяти, и фура пулей улетает вперед. И как раз вовремя: по встречной полосе навстречу мчится еще одна.

Гляжу на Кэмрин, а сам сознаю, что взгляд-то у меня безумный. Она вынимает руку из-под шортиков и улыбается.

— Ну, этого я от тебя никак не ожидал!