В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 108

С этими словами Катиш стремительно вышла за дверь, опасаясь реакции своей невестки. Девки дружно ахнули и посмотрели на свою барыню, которая сидела ни жива, ни мертва, уронив работу на колени. Агнешка же тут же подскочила к двери, и лишь резкий окрик Марины остановил ее.

— Дзитятко мое, пришибить трэба гадзюку, чтобы яд ее больш не жалил.

— Вернись на место, я сказала! — резко ответила ей Марина. — На конюшню захотела?

Нянька, недовольно поджав губы, отошла к ней. Потом она склонилась к Марине и погладила ее ладони.

— Расскажи барину, касаточка моя, распавядзи [215]яму все о яго сестрице. Ты ж ее приняла со усим сердцем, а она…

— Нет, Гнеша, — покачала головой и так же шепотом, чтобы не услышали девки, ответила ей Марина. — Не буду я привлекать в наш конфликт супруга своего. Во-первых, девочка делает все это, потому как ревнует его ко мне, видя во мне соперницу или что хуже — ту, что отняла любовь брата у нее. Глупая, совсем не понимает, что Анатоль никогда не перестанет любить ее. А во-вторых… во-вторых, я сама пока не на хорошем счету у супруга. Неизвестно, чью сторону он примет в этом споре меж нами, а так унизиться в ее глазах я вовсе не желаю.

— Ох, ты моя горемычная! — покачала головой нянька. — Кали же счастье опять к нам зазирне [216]?

Но тем же вечером Марина поняла, что Гнеша все же не спустила с рук оскорбление Катиш. Когда уже хозяева собирались ложиться, в доме раздался гневный вопль из спальни сестры Анатоля. Марина вздрогнула и по довольному лицу няньки, аккуратно достающей горячие кирпичи из постели, поняла, что та имеет первостепенное отношение к этому воплю злости.

— Что ты сделала, Гнеша? — как можно строже спросила Марина. Та подняла глаза на барыню и пожала плечами.

— Ты не захотела размешчаць ее в мезонине, где ей и трэба было жиць, паводле [217]возрасту, гэто зробила я.

— И каким же образом, позволь спросить?

— А подклала у ложак [218]леду з речки. Зараз усе ложки у гаспадарской палове [219]сырые да холодные. Просушиць их можно будзе тольки праз нескольки дзен, — Агнешка кивнула своим мыслям. — Хай живе в мезонине. Непаслухмянные [220]дзяучынки павинны быть тольки там, от греха далей.

— Но ведь это глупо, — возразила ей Марина. — Глупо и нерационально, просушить же перину теперь неделю, не меньше, потребуется.

— Не ведаю, что таки рахцинально, но то, что дуже прыемно [221], то так, — улыбнулась Агнешка. Марина невольно улыбнулась в ответ и погрозила той пальцем.

— Ой, за такое розги плачут в конюшне…

Как в воду глядела — спустя несколько дней к Марине, молящейся в церкви, прибежала одна из комнатных девок, перепуганная да взъерошенная. Она быстро перекрестилась на икону, потом бросилась барыне в ноги.

— Ох, беда, барыня, беда-то какая! Пока вы туточки, барышня молодая няньку вашу, Агнешку, пороть на конюшнях велела. Мол, та работу ее распустила со зла, за вас, вестимо.

— А барин где? — спросила Марина, на ходу крестясь по выходе из церкви.

— Барин-то уехал к соседям. С Василием Терентьичем уехал, как вы на службу ушли. Ах, барыня что будет-то? Агнешка-то в старости уже, как порку-то перенесет… Игнат Федосьич-то ужо увещевал барышню, увещевал. А она только улыбается…

Марина изо всех сил торопилась в усадьбу, но это было затруднительно для нее — на последних месяцах беременности, по скользкой дороге. Она кляла себя последними словами, что не взяла коляску, как на том настаивал Анатоль в виду ее положения. Любила ходить пешком, да и недалече тут до церкви. А теперь только и оставалось, что цепляться за лакея, сопровождающего ее, да торопиться за почти бегущей комнатной девушкой.

Они вошли в конюшню, еле пробившись через столпившихся дворовых и комнатных слуг, что собрались тут, словно у них не было никакой работы на этот час. Агнешка полулежала на козлах для наказания с обнаженной спиной, на которой уже были видны следы нескольких ударов. Игнат стоял чуть в отдалении, задумчиво теребя свою бородку. За всем этим наблюдала Катиш с довольным выражением лица. Заметив эту ухмылку и следы ударов на теле няньки, Марина мгновенно потеряла самообладание.

— Что здесь происходит? — ледяным тоном громко спросила она, жестом приказывая стремянному, который обычно наказывал слуг в имении, остановиться. — У вас всех нет более никакого дела, кроме как толпиться тут, глазея?

— Барышня приказала всем явиться сюда, — ступил вперед Игнат. В его глазах читалось облегчение, равно как и по лицам остальных (особенно стременного). — Хотела показать наказание, что ждет каждого за порчу ее личных вещей.

— Игнат Федосьич, пусть слуги возвращаются к своим делам, — распорядилась Марина. Потом подошла к стременному и взяла из его рук розгу. Она видела по следам ударов, что тот старался бить в полсилы, и теперь взглядом выразила тому свою благодарность. Он лишь поклонился ей в ответ и вышел вслед остальных.

Затем Марина приказала дворецкому, чтобы Агнешку увели в людскую да промыли ее спину, и только после того, как все слуги покинули конюшню, ступила к Катиш, которая испуганно глядела на розгу в ее руке.

— Вы не посмеете! — взвизгнула та, но Марина не обратила на ее вопль никакого внимания. Она хлестнула розгой воздух рядом с Катиш, делая вид, что проверяет, насколько та гибка.

— Поведайте мне, моя дорогая золовка, как могла моя нянюшка испортить что-либо из ваших вещей, если она почти все утро было со мной? У нее было время лишь по возвращении из церкви, куда она проводила меня на службу, но его было очень мало на то, чтобы подняться к вам в комнату наверх. Ведь она уже в том возрасте, когда пешие прогулки довольно тяжелы для человека. Кроме того, у нее больная спина, она давно не девочка, чтобы так споро забраться в мезонин, распустить вашу работу да сойти вниз. Поэтому меня удивляет, как все, о чем мне поведали, включая наказание, могло случиться за час. Не расскажете ли мне?

Девочка побледнела еще пуще при ее словах. Она и не предполагала, что Марина прервет свое ежеутреннее посещение церкви ради того, чтобы спасти от розог свою крепостную. Катиш предполагала, что она вернется лишь через после окончания службы, но, как видно человек предполагает…

— Не подходите ко мне! — снова взвизгнула она. — Вы не имеете ни малейшего права! Вы не хозяйка тут вовсе!

— Да? — притворно удивилась Марина. — А кто же я, по-вашему? Я — супруга вашего брата, хозяина этого имения? Кто я? Скажите мне! По какому праву вы так смело ведете себя со мной?

— Вы тут никто, моя дорогая! — вдруг крикнула ей в лицо, торжествующе, Катиш, и Марина даже отшатнулась, пораженная той ненавистью и злорадством, что пылали на ее лице. — Вы никто здесь! Я своими ушами слышала, как мой брат сказал комердину, что лишь раздельное проживание с вами вернет его к спокойной жизни. Раздельное проживание, дорогая. Вам ведь известно значение этого выражения?

Маринино сердце сжалось от боли при этих словах, но сама она даже бровью не повела при этом, всем своим видом показывая, насколько ей безразличны слова Катиш. Она лишь пожала плечами и коротко сказала:

— О, теперь я вижу, чему вы выучились в пансионе — азам подслушивания чужих разговоров да подглядывания в замочную скважину. Нечего сказать — весьма уместно для юной барышни. Или это просто врожденное свойство вашей натуры?

Катиш буквально взвилась при этих словах. Она вдруг резко вскинула руки вперед и изо всех сил (а она была уже в свои тринадцать выше и сильнее Марины) толкнула невестку в плечи. От этого неожиданного нападения та не устояла на ногах и отлетела к яслям, больно ударившись о них спиной. Тут же к ней протянулись сильные мужские руки и помогли выправиться.